Неля Гульчук - Терновый венец Екатерины Медичи
– Ты? – растерялся Генрих.
– Да, я… Мне нравятся трудные поручения, которые не по силам другим.
– Вы согласны? – переспросил ошеломленный услышанным король, снова переходя на деловой тон. – Вы сами хотите пойти в парламент? И не боитесь, что вам откажут в вашей просьбе и вы, королева, потерпите неудачу?
– Постараюсь победить!.. При опасности, которая сейчас существует, ничья помощь не может быть лишней и бесполезной. Я пришла к вам, Ваше Величество, чтобы предложить свои скромные услуги, исполнить свой долг, ибо мы все обязаны достойно служить вам и королевству. Я постараюсь выполнить свой долг и совершить то, на что большинство ваших подданных, к сожалению, в данный критический для государства момент неспособны.
– Катрин, – вскричал Генрих, – если тебе удастся уговорить буржуа, я буду вечно признателен тебе. Значит, ты едешь?
– Еду. Завтра же.
В этот опасный для королевства период Генрих ощутил особую признательность к Екатерине за ее визит к нему и искреннее желание спасти Францию от позора и окончательного поражения.
Екатерина, возвратившись в свои апартаменты, отдала приказания все подготовить к отъезду в Париж, назначенный ею на раннее утро следующего дня. Фрейлинам она наказала предупредить дочерей, Елизавету и Клод, сестру короля Маргариту, принцесс и нескольких знатных дам, о том, что нужно немедленно собираться в дорогу. Герцогини де Валентинуа среди них не было. Поистине тяжелое бремя возложила Екатерина на свои плечи. Даже сама мысль об ответственности за судьбу Франции вызывала у нее невольный трепет. Но в этой победе королева не сомневалась.
13 августа Екатерина приехала в охваченный паникой Париж. Весь народ в один голос проклинал кардинала, фаворитку и их союзников, которые разожгли войну, нарушив на редкость благоприятный для Франции Восельский договор, и коннетабля, который ее проиграл.
Королева величественно вошла в зал парламента, где собрались исключительно именитые буржуа города, в сопровождении двух дочерей, принцесс крови и придворных дам. Все были одеты в траурные одежды. Это впечатляло и придавало особую торжественность и значимость происходящему. В манере королевы держаться ощущалось такое мужество, достоинство и, главное, спокойствие, что в зале сразу смолкли перешептывания и воцарилась тишина. Она приковала к себе внимание и завоевала доверие даже тех недоброжелателей, которые презирали ее, как чужестранку, и считали ничтожеством. Появление королевы в парламенте в дни всеобщего смятения явилось для всех неожиданностью.
Взволнованная, привыкшая с детства к речам ораторов Древнего Рима и знающая многие из этих речей наизусть, она сама была превосходным оратором с великолепно поставленным голосом, тщательно подготовила свою речь и некоторые наиболее эмоциональные фразы выучила наизусть. Времени у нее было мало, но блестящая память никогда не подводила Екатерину.
– Дорогие сограждане! Я взываю к вашим сердцам! – проникновенно начала свою речь королева. – Пусть ваши деяния превратятся в славное служение Отечеству, находящемуся сейчас в опасности, и принесут нам победу над врагом, который не сегодня-завтра может подойти к крепостным стенам Парижа. Мы обязаны сохранить столицу и спасти государство. Франция не должна еще раз пережить позор тяжелейшего поражения, которое постигло наше великое королевство в битве при Пуатье в 1356 году и в сражении при Азенкуре в 1415 году. Неужели вы, которые можете сейчас спасти Отечество, не протяните ему руку помощи? Ваше молчание, друзья, подтверждает, что вы поняли меня. Если любовь к Франции горит в ваших сердцах, то вы не должны отдать ее на растерзание испанцам. Принесите пользу Отечеству! И ваши дети и внуки будут гордиться вами! – ничего не требуя, королева умоляла: – Необходимо вооружить добровольцев, организовать оборону, пока не подойдет армия, вызванная из Италии. Помогите королю деньгами, необходимыми для снаряжения десяти тысяч пехотинцев.
От переполнявшего ее волнения Екатерина заплакала и закончила свою речь срывающимся от волнения голосом:
– Да здравствует Франция!
Слезы королевы потрясли всех. Все прослезились вместе с ней, и восхищение, вызванное ею, восстановило спокойствие и доверие. Ее патетическая речь была услышана, дошла до каждого сердца и сплотила людей. Все сошлись в едином мнении:
– Бог одарил нашу королеву мудростью!
– И благоразумием!
– Наша королева способна управлять государством!
– Мы не должны скупиться!
Без обсуждения собравшиеся дали согласие на срочный сбор трехсот тысяч ливров, при этом никого не освобождая от повинности.
Это решение было первым успехом ораторского искусства королевы. Екатерина торжествовала победу. Она впервые поверила в свои силы.
Через два дня испанцы разгромили Сен-Кантен и захватили в плен ставшего легендарным героем адмирала Гаспара де Колиньи. В тот последний день падения города он проявил невиданную отвагу, доказал, что в человеке таятся неисчерпаемые силы, могучая воля. Он думал не об опасностях и смерти, а только о спасении отечества. Раненый, он поднимал солдат на бой. Его видели повсюду, где разгоралась наиболее яростная схватка. Сен-Кантен после семнадцати дней осады и одиннадцати штурмов пал со славою. Победа над Сен-Кантеном, благодаря Гаспару де Колиньи дорого обошлась испанцам.
Испанская армия находилась в трех днях ходьбы от лишенного почти всякой защиты Парижа.
Париж застыл в тревожном ожидании, спешно готовясь к обороне.
От самого худшего Францию спасло чудо. Филипп II не использовал шанс, чтобы создать мировую монархическую гегемонию. Невзирая на мольбы Филиппа Эммануэля, испанский король медлил с захватом Парижа. Главной причиной было нежелание, чтобы слава победоносного полководца, герцога Савойского, затмила его королевское величие. Испанские войска неподвижно стояли перед несколькими укрепленными крепостями.
Филипп II потерял драгоценное время, чем Генрих II не замедлил воспользоваться для организации обороны на деньги, быстро собранные благодаря вмешательству королевы Франции.
Столица была спасена.
Испанцам не удалось продвинуться дальше Сен-Кантена, их армии были отозваны: деньги, добытые королевой для противостояния грозному врагу, спасли Францию от постыдного поражения.
В это время в Италии стало очевидно, что ни в Неаполитанском королевстве, ни на границе Тосканы, Франция еще долго не сможет вести наступательные действия.
Оценив создавшееся положение, папа Павел IV в середине сентября решил отказаться от выраженного им недоверия королю Испании и его сторонникам, чтобы остановить победоносное продвижение войск герцога Альбы к Риму. Понтифик также изъявил согласие разорвать союз с Францией. Удовлетворенный таким решением, король Испании обещал вернуть Папской области захваченные земли, а также недавно оккупированные города и крепости. Испанское иго, которое Павел IV надеялся стряхнуть, поработило Италию больше, чем когда-либо.
Звезда Гизов внезапно потухла. Подобное унижение для клана было поистине нестерпимым.
Достигнув крайнего предела неудач, Меченый, не привыкший сдаваться, решил повернуть колесо фортуны в свою сторону и для начала продемонстрировал свои исключительные организаторские способности.
Прежде чем сесть на корабль, который должен был доставить его во Францию, он послал знаменосцев в Тоскану, дабы обеспечить охрану сиенских городов, все еще удерживаемых Францией. Основную часть армии он передал своему брату герцогу д’Омалю с приказом немедленно доставить ее во Францию. Сам же по дороге домой отвоевал на Корсике порты, захваченные генуэзцами.
Прибытие Меченого в начале октября в Сен-Жермен было встречено всеобщим ликованием.
Раскрыв объятия вернувшемуся с войны полководцу, король воскликнул:
– Никогда ни один господин не был столь же доволен своим слугою, как я вами.
Тепло королевского приема было подернуто грустью. Королева скорбела об утраченных иллюзиях, ей оставалось смириться с мыслью, что итальянское наследство потеряно для нее безвозвратно.
В отсутствие плененного Монморанси король назначил Франциска де Гиза главнокомандующим, наделив его всеми полномочиями в вопросах как гражданского, так и военного характера. Герцогиня де Валентинуа делала ставку на любовь короля и на то, что военная удача вернется в лагерь Гизов.
Члены воинствующего клана посчитали, что власть отныне в их руках.
Несмотря на ужасную нищету и пустоту казны, войско было собрано и вновь готово к походу. Командование было доверено герцогу де Гизу, но цель экспедиции на этот раз устанавливал не он.
Генрих, как следует поразмыслив, испытал угрызения совести и решил, что должен принимать гораздо большее участие в ведении дел в своем королевстве. Пренебрегая мнением совета, король настоял на следовании старому плану Монморанси и Колиньи. Уже давно существовало одно место на карте, которое мешало французам как бельмо в глазу: это был Кале.
