Атаман всея гулевой Руси - Полотнянко Николай Алексеевич
Влас в душе был рад, что прилепившиеся к нему путники не суются со своими советами, и стал распоряжаться.
– Телеги ставь вплотную вдоль опушки. Прошка, за скотиной приглядывай!
Максим лег на сухую траву, закрыл глаза, и сразу в память вошла Любаша, весёлая, простодушная. Не уберёг он её и сейчас горько корил себя за это. Надо было не бежать сломя голову из деревни, а толком всё разузнать. Мужики могли и сбрехать, и теперь, если она жива, Любаша проклинает его как обманщика. Но что теперь поделаешь, слишком далеко ушёл он от Теши, говорят, Сура не сегодня-завтра покажется.
– Ишь ты! – воскликнул Савва, поднимаясь во весь рост с земли. – Кажись, к нам ещё гости пожаловали.
С дороги к их стану подворачивали телеги с поклажей, за которыми шли с десяток мужиков и жёнок.
– Что за людишки? – обеспокоился Влас. – Как бы пря с ними какая не случилась.
Первым к стану подъехал страховитый на вид мужик в красной рубахе и сапогах – знать, не холоп. За спиной у него болталась пищаль.
– Кто такие? Откель? Куда бежите? – строго начал допрашивать он мужиков.
Влас посмотрел на вершинного, почесал пятерней голову, отвернулся и сплюнул.
– Ты чего косоротишься? Отвечай, коли спрашивают!
Влас повернулся к сыновьям.
– Глядите, чтоб всё цело было. А ты кто такой будешь, чтобы сыск учинять? Я крестьянин с сыновьями и жёнками. Эти – по государевой надобности путь держат. А ты, может, лесной помещик? И крепостные твои дубинами пашут, а шестоперами боронят?
– Я приказчик князя Шелонского! А ты, зрю, Рязань косопузая?
– Коломенские мы, боярина Патрикеева.
– Тоды ничо… Мне велено крестьян доставить в новое поместье князя. А места здесь воровские, язычники христиан забижают.
– Это брехня, – вмешался Савва. – Здесь мордва да чуваши, смирнее народа нет. Многие крещены.
– Мы чуток в сторонке от вас заночуем.
– Земля здесь вольная. Только, чур, коней не мешать и коров не пугать.
– На чужое мои не позарятся.
– Бережёного Бог бережет.
Люди князя с неохотой покидали стан Власа: вода в казане бурлила, и воздух вокруг был пропитан запахом кабанятины.
Скоро на синем небе выпрыснули звезды, запели комары, которых нисколько не отгонял дым от костра. В стороне приезжие тоже развели костры, распрягли лошадей.
– У приказчика и рожа воровская, и навычки, – сказал Савва. – Ты, Максим, за своим Соловым приглядывай, ладный конёк, незаезженный. А с приказчика спрос невелик – угонят конька, пиши пропало.
– Присаживайтесь к огню, мясо упрело! – крикнул Влас. – А то от одного толокна животы свело.
Кабанятину брали руками с листьев лопухов. Кто подсаливал, а кто на чеснок налегал, после него ощущение сытости держалось дольше. Утром попьешь водички, и опять вроде сыт.
Поели, отвалились от котла, накидали псу гору костей.
– Повезло нам с тобой сегодня, Максимка, – рыгнув, сказал Влас. – Завтра такого случая не будет, это точно.
– Будем сурскую стерлядь исть, – ответил Максим. – Скоро Промзино Городище. А что, действительно Грозный царь здесь бывал? А, Савва?
– Иван Грозный на Казань несколько раз ходил, и причина тому была: казанцы таскали русских людей к себе, торговали ими по всей Туретчине. Приступал царь и к самой Казани, да одолеть не смог. Вот тогда и повелел он поставить крепость насупротив её, и построили Свияжск на сорок тысяч воев в один день, потому что по готовым срубам делали. Построили, и через какое-то время русское войско взяло Казань. И Астрахань. И теперь Волга – русская река. Только земли здесь безлюдные, от Казани до Астрахани почти сплошное нежилое место, с пяток крепостей всего и стоят.
– Ну, вот мы едем, да не пустые – у Власа соха, да сыновья и жёнки, у меня снасти кузнечные, у тебя, Савва, книги. Так-то и заживём.
– Легко сказать – заживём, – Влас отмахнулся от комаров. – Как жить без воли? Вот ты учёный человек, Савва, столько книг прочёл. Скажи, есть ли на земле место, где человеку живётся вольно, как птице?
– Нашли о чем думать – о воле! – первый раз за день подал голос Прошка. Он лежал на охапке свежей травы, растопырив в разные стороны рваные лапти. От сыти захребетник захмелел, глаза подернулись сальной поволокой, грязные щеки жирно блестели.
– Во! Подал голос, тетеря, – пренебрежительно промолвил Влас. – Тебе-то везде неволя. Ты холопом родился, холопом и сдохнешь. Мой тятя свободно крестьянствовал, а бояре приговорили, вот и попали мы в крепь. Мы-то волю не забывали!
– Кто это, на ночь глядя, воли возжелал? – внезапно раздался весёлый голос. Рядом с костром стоял невысокий человек среднего роста, в сапогах и рваном кафтане. – Я тут случайно проходил, думал, где на ночь устроиться, и вдруг слышу: «Воля! Воля!» Ну, думаю, значит, добрые люди ночовничать собрались. Может, и меня примете? Правда, сума у меня прохудилась: последний алтын вечор в дыру закатился, да Бог с ним!
– А ты что за человек будешь, с каких краев?
Тут и Пятнаш опомнился, что подпустил к очагу незнакомого человека, загавкал и начал наседать на пришельца.
– Уймись, раззява! – крикнул на пса Максим. – За мосол службу забросил, сторож!
Пришелец уже подсел ближе к костру, потянул воздух носом и весело сказал:
– Накормите, и всё расскажу. И кто я таков, и про Остров Счастья, про который вы слыхом не слыхивали. Вот там, на острове и есть ваша мужицкая воля!
– Жёнка! – приказал Влас. – Налей хлёбова страннику, да со дна зачерпни. В наше время редко бойкого человека встретишь. Все больше горемыки разнесчастные, жалобщики да слёзники.
Гость не заставил себя упрашивать, ухватил одной рукой чашку, другой достал из-за пояса ложку и принялся хлебать, с треском разгрызая сухари и кабанячьи ребра. Поел, облизал ложку и сунул её за пояс.
– Самая нужная вещь! – отрыгнув, сказал он. – Без неё человек, как хромой без костыля.
Подгреб травы, сел, по-татарски поджав ноги под себя.
– Зовут меня Федот, сын Федотов. Купецкий сын, следую по надобности в Царицын. А жительство имею в Архангельске. Вот подрядил меня немец сходить на Низ по его делам.
– Из Архангельска, значит, – протянул Савва и повернулся на бок, поближе к пришлому человеку. – Хорош город. Сам не был, но кое-кого знавал из поморов. Скажи-ка, мил человек, а кто у вас в Троицком соборе протопоп?
– Сейчас какой-то никонианин, а до него, года два назад, был протопоп отец Иоаким. А ты что, божий странник, знавал его?
– Како не знавал, – оживился Савва. – Отец Иоаким в моей келейке живал, когда в лавре бывал.
– Вот оно что, – задумчиво промолвил Федот. – Нет протопопа. Как никоновская замятня началась, так отец Иоаким проклял новое лжеучение и ушёл на острова к соловецким старцам. И многие с ним ушли.
– И что, стоит монастырь, держится? – спросил, волнуясь, Савва. – Он же в осаде. Там войско царское, пушки…
– Не тужи, батька, стоит! – сказал Федот. – Бояре, известное дело, предали святую церковь, но наш народ не весь, слава Богу, стадо! Этим летом запылает волжский Низ. На Москве слух идет, что царевич Алексей жив, не удалось его извести супостатам.
– Как жив? В церквах объявили, что почил в бозе. И брат его Симеон, и сестра.
– Про этих ничего не ведаю. А про царевича Алексея точно говорят, что чудесным образом был спасен и теперь скрывается у заволжских старцев.
Влас сидел, молча глядя на красные угли костра. В разговор он не вступал, его больше тревожил день завтрашний. А ну как шиш какой-нибудь послушает всё, о чем здесь брешут. Так завернется дело, что и хвоста родной кобылы не увидишь: вздёрнут на дыбу да язык урежут.
– Слушай, Федот! – сказал он. – Ты человек, видно, не раз пытанный, а я простой мужик, и мне не след в мои года ложиться под кнут. Лучше перед сном расскажи нам про Остров Счастья. Хотелось бы на сон грядущий услышать что-нибудь душепокойное.
4– Изволь, хозяин! А что допрежде было, так я ничего не говорил. Ну, так слушайте, только это не придумка, а сущая правда. А началось дело так: заспорили лет этак двадцать назад два наших высоких иерарха о том, какой он – рай. Один уверяет, что рай – это понятие мысленное, откроется человеку только в другой жизни. Другой твердит, что правда твоя, но есть и на земле рай, только даётся он не каждому. Спорили, спорили и порешили найти сметливого человека, снабдить его на дорогу одёжей, припасами, дать ему денег полтину, а потом тычок в спину, и отправить его искать заповедную страну, где нет зла, а правит добро, где все сыты, довольны, у каждого христианина земли вволю, и урожай сам-сто, и бояр с приставами нет, да и царя тоже, потому что в раю правят не государевы, а Божеские законы. Звали удалого молодца, как водится, Иваном.
