Девушка из цветочной лодки - Ларри Фейн
С чего вдруг пирату хранить атрибуты государственной власти? Может, они принадлежали его знаменитому предку? Или, что более вероятно, их украли у какого-то незадачливого чиновника, давно переваренного акулами? Если это добыча, почему пират их не продал? Свиток и печать явно имели какую-то ценность.
Однако ни то, ни другое для меня не годилось: печать тоже оказалась слишком широкой, чтобы использовать ее в качестве рычага.
Входная дверь затряслась.
Я бросилась обратно к сундуку. Пока я торопливо возвращала содержимое на место, голова пульсировала, а мочевой пузырь протестовал.
И тут я улыбнулась. А вдруг есть другой выход? Я постучала в дверь:
— Мне нужно по нужде!
Ответа не последовало. Тот, кто дергал створку, входить не собирался.
Я постучала еще раз, уже сильнее, и повторила свое требование.
Человек снаружи откашлялся и сплюнул.
Я снова и снова пинала дверь. Мне и правда нужно было в туалет.
— Хорошо, — процедила я. — Сам передашь капитану, что из-за тебя мне пришлось сходить по-большому прямо на циновку, или мне сказать ему?
Защелка снова загрохотала и на этот раз открылась.
В каюту сунулся тот же коренастый матрос, который спасал от меня капитана, и вытащил меня за дверь.
— Убери лапы! — буркнула я.
— Ченг Ят приказал…
— Мне плевать, что он там приказал. Еще раз ко мне прикоснешься — и я тебя укушу!
Вопреки моим ожиданиям, уже почти наступил вечер, воздух начал остывать, но даже сейчас свет резал глаза. Я облокотилась на поручни сходного трапа и осмотрелась. Корабль стоял на якоре, сквозь пелену тумана вдалеке проступали очертания суши. Внизу простиралась главная палуба, напоминающая базарную площадь, только вместо скота торговля здесь шла людьми. Пленницы ютились в кустарном загоне ближе к носу корабля, в то время как мужчины в черных повязках стращали пленников с непокрытыми головами — видимо, пунти. — заставляя их передавать трофеи через планширы. Хор мужских голосов сосчитал от одного до трех, и на палубу рухнула визжащая свинья.
Тут же сидели кружком женщины-пиратки, одетые, как и мужчины, в черные брюки и куртки. Они плели веревки и штопали паруса. Странно было слышать, как женщины болтают и смеются, словно вся эта суматоха является для них совершенно обыденным делом, хотя, разумеется, так и было.
Матрос подтолкнул меня к лестнице со словами:
— Ты вроде сказала, что тебе надо…
— Я и собираюсь! Лапы убери!
На нижней ступеньке я едва не натолкнулась на женщину-пунти, которая тащила ведро с водой.
— Сюда! — буркнул пират и показал, что нужно подняться на платформу, торчащую наподобие узкого крыла. Подо мной качался на воде сампан, набитый испуганными крестьянами. Видимо, те, за кого уплатили выкуп, ждали возвращения домой. Выкрикнули чье-то имя, и еще одна рыдающая женщина перелезла в лодку.
Если хорошенечко прицелиться, я могу приземлиться между сидящими и спрятаться у них под ногами. Если крестьяне, конечно, позволят мне это сделать. И если прыжок не произойдет на глазах у пятидесяти пиратов. И если я не сломаю шею при падении.
Охраннику хватило мозгов прочесть мои мысли, он схватил меня за руку и подтолкнул к отхожему месту. На самом деле там была просто дыра посреди деревянной платформы. Если присесть за вертикальной планкой высотой по пояс, создавалось подобие уединения.
— Ты меня собрался держать, пока я опорожняю кишечник?
Пират позволил мне перелезть через планку одной, но предупредил:
— Без фокусов.
Я присела над дыркой и подумала, что план мой совершенно безнадежен. То есть, по сути, никакого плана у меня и вовсе нет.
Раздался свист, и сампан отплыл. Гребец развернул его в сторону суши. Лодчонка качалась на волнах, унося прочь мужчин, получавших мое тело за несколько медяков, и женщин, плевавших мне под ноги. Но все они только что купили свою свободу, расплатившись серебром или свиньями. Хоть бы сампан перевернулся и утонул.
В каюте меня ждала дымящаяся миска. А рядом я увидела иголку с ниткой, воткнутую в обрезок ткани, почти точно совпадающий с материалом моего рукава.
Сквозь щель в иллюминаторе уходящий сампан было не разглядеть: лишь открытая вода, простор небытия…
Я вытащила тапочки матери из кармана, погладила их носки, пытаясь заправить оборванную нить и разгладить еле заметную рябь на шелке, чтобы хоть одна моя драгоценность снова стала безупречной. Нужно было найти для них безопасное место. Под матрацем слишком заметно. Позади алтаря густая сажа. Я отодвинула тяжеленный сундук из красного дерева от стены, сунула тапочки в щель и вернула сундук на место.
Потом я уселась перед миской с рисовой кашей, глядя, как пар поднимается и исчезает, и мое сердцебиение заполняло всю каюту.
И тут грубая рука скользнула мне под куртку.
Обгрызенные ногти царапали соски.
Я не видела капитана в темноте, но чувствовала его вонь: смесь винного выхлопа, рыбы и дыма. Он спустил мне брюки ниже колен. Пуговицы впились в ребра.
Я не была готова принять его, но пират раздвинул мне ноги и пронзил мою плоть, как разъяренная оса, а уже потом плюнул себе на ладонь и увлажнил меня. Он вошел внутрь, потом отпрянул и снова вошел.
По тринадцатилетней привычке из горла у меня вырвался стон, но я даже не пыталась придать ему подобие удовольствия. Тяжелое дыхание пирата бурей клокотало у меня в ухе.
Все быстро кончилось, и он захрапел.
Иллюминатор остался открытым. Я встала на колени и оперлась на раму. Созвездия заполняли сверкающее небо, сливаясь с редкими островками облаков.
И тут, будто повинуясь моему призыву, звезда полетела вниз, оставляя, прежде чем исчезнуть, мерцающую полосу: краткий и тщетный миг красоты, тихой и одинокой.
ГЛАВА 5
ЛОТОС
Глаза распахнулись навстречу серому рассвету. По каюте расползались жгучий дым благовоний и песнопения.
Я видела спину Ченг Ята, который склонился перед богиней. Церемонию вел пухлый мужчина в блестящем черном халате, которого я видела накануне, когда он подсчитывал пленников. Я предположила, что это корабельный казначей. А между ним и Ченг Ятом стоял еще один пират, которого Ченг Ят называл тхаумук,
