Феликс Дан - Аттила
– Мы будем вполне беспомощны в его лагере, и если он повелит тебе стать женою Эллака, что можешь ты сделать против него?
– Я могу умереть! - воскликнула девушка, схватив за руку мрачного Дагхара. - Не беспокойся, Дагхар! Я буду твоя или ничья! И горе тому, кто захочет овладеть мною!
ГЛАВА ВТОРАЯ
В эту минуту издалека раздался громкий, пронзительный звук рога: один из часовых дал сигнал тревоги. Тотчас же все вскочили, мужчины схватились за оружие.
Рог прозвучал вторично, но уже тише и успокоительно, и двое ругов привели к палатке всадника, который немедленно соскочил с коня и приветствовал принцессу глубоким поклоном, а королю и Дагхару протянул левую руку.
– Эллак! - произнес Визигаст, смерив его недоверчивым взглядом и нерешительно беря протянутую руку. - Это вы? Что привело вас сюда?
– Забота о вас. Отец мой гневается. Самовольная помолвка…
– О которой он узнал так скоро!
– Да, но не от меня, - возразил Эллак. - Я догадался о ней там, в лесу, у источника Фригги и, вернувшись домой в лагерь царя, был встречен его гневным возгласом: "Вот тебе твои верные и послушные союзники, за которых ты вечно заступаешься! Король Визигаст просватал свою дочь за принца скиров, не спросясь меня, против закона!" - "Откуда ты знаешь это?" - со страхом спросил я. - "Все равно, это тебя не касается, - отвечал он, - мне было это открыто в ночные часы. Я прикажу привести их сюда в цепях всех троих!"
Дагхар хотел было возразить, но Визигаст знаком удержал его.
– Я успокоил его, как мог, и уговорил не прибегать пока к насилию, поручившись за вас, что вы охотно явитесь к нему по его приглашению. Он проницательно посмотрел на меня со странным, доселе мне непонятным выражением лица, и отвечал: "Хорошо, пусть будет по-твоему. Я пошлю им приглашение. Ты прав: это благоразумнее, хотя ты, конечно, не знаешь, почему". - И он улыбнулся той злобной улыбкой, которая у него страшнее всяких грозных слов. Я тотчас же поскакал к вам навстречу посоветовать вам торопиться: опасно заставлять его ждать. И еще. Я хотел просить вас быть осторожными в лагере. Умерь свою горячность, отважный Дагхар! А ты, благородная королевская дочь, умерь свою гордость!
– Моя невеста так прекрасна, что она не может быть достаточно горда! - воскликнул Дагхар.
Эллак глубоко вздохнул.
– Жениху незачем говорить мне это. Она имеет право быть гордой, как богиня. Но все-таки повторяю, на этот раз неправы вы, король и принц, а повелитель гуннов прав. Я даю вам добрый совет. Не все сыновья Аттилы расположены к вам.
– Почему? - спросил Визигаст.
– Они знают, что Аттила не любит германцев. И насколько я держу сторону германцев, настолько же они возбуждают его против них. И он охотнее слушает их, нежели меня… Зато он очень привязан…
– К злому мальчишке Эрнаку и чудовищу Дженгизицу! - вскричал Дагхар.
– Горе нам, когда они будут править нами, - прибавил Визигаст.
– Этого никогда не будет! - рассмеялся Дагхар. Эллак смерил его строгим взглядом.
– Почему не будет, безрассудный юноша?
– Потому что прежде… потому что еще раньше…
– Молчи, Дагхар! - вмешался король. - Потому что мы будем просить Аттилу при разделении царства между его наследниками, - а ведь у него больше ста сыновей! - чтобы нас, германцев, он отдал бы тебе…
– Вот этого так не будет! - покачал головою Эллак. - Братья позавидовали бы такой большой доле для меня! Да, кроме того, Дженгизиц уже выпросил себе у царя некоторых из ваших племен.
– Зачем? - спросил Визигаст. - Ведь он ненавидит нас?
– Именно поэтому Аттила и согласился на его просьбу.
– Горе народам под его владычеством! Он бесчеловечен! - произнес король.
– Словом, он истинный гунн! - сказал с презрением Дагхар.
– Скир! - воскликнул Эллак сдержанно, но с угрозой.
– Прости ему, - попросила Ильдихо, - он не может обидеть тебя, ведь ты наполовину наш соплеменник.
– А Дженгизиц, - гневно продолжал Дагхар, - так это уже чистокровный гунн! Гордость и украшение своего народа.
– Оттого-то отец и любит его, - печально сказал Эллак.
– Да откуда гуннам знать человеческое милосердие, когда они сами нелюди? - горячился Дагхар.
– Что ты говоришь? - спросил Эллак.
– Предание это известно всем германцам, и оно не выдумка.
– Я знаю его. Позади тебя, Дагхар, на дереве висит твоя арфа. Спой мне, прошу тебя, сагу о происхождении гуннов, - и Эллак подал ему маленькую треугольную арфу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дагхар ударил по струнам и запел любимую германцами сагу. Все германские племена, говорилось в ней, произошли от светлых богов. Одни лишь гунны рождены злобными, нечистыми финнскими колдуньями, изгнанными за их гибельные чары в далекие степи. Здесь-то от проклятого союза колдуний с духами зла народились отвратительно-безобразные, кривоногие, грязные и коварные гунны.
Дагхар пел с увлечением и страстью, особенно подчеркивая самые обидные для гуннов места.
Ильдихо с участием смотрела на Эллака, стоявшего молча, с опущенными глазами.
– Благодарю, - спокойно сказал он, когда певец кончил. - Пение твое поучительно. Ты лучше всего пел наиболее отвратительные части саги. Очевидно, ты веришь этому. К сожалению, ненависть к гуннам до того въелась в вас, что даже ты не сомневаешься в истине бабьих сказок!
– Верю, потому что мне хочется верить, - упрямо отвечал Дагхар, -сага не лжет. Я пел ее не для тебя, мне жаль было огорчить тебя, но я охотно пропел бы ее кому-то другому, в присутствии его вельмож и гостей!
– Мне приятнее слышать звуки любви. Теперь спой мне любовную песнь. Ты должен быть особенно искусен в этом роде!
– Это правда! - с сияющим взором вскричал Дагхар. - И для моего вдохновения достаточно одного лишь взгляда на нее!
С горячей страстью пропел он песню, полную самой нежной любви, и, окончив, устремил пылающий взор на зардевшуюся невесту. Отбросив арфу, он быстро подошел к ней с раскрытыми объятьями, но она строго отстранила его, лишь на мгновение сжав его горячую руку. Между тем Эллак, подняв отброшенную арфу и печально глядя на счастливую чету, тихо напевал гуннскую песню.
– Прекрасная, печальная мелодия, хотя и гуннского характера, -заметил Дагхар.
– Эллак! - произнесла Ильдихо, глядя в его большие темные глаза, -то высокое благородное побуждение, которое привело тебя к нам, было побуждением гота, а не гунна. Никогда больше я не назову тебя гунном. Ты не чужой нам. Для меня ты сын Амальгильды, а не Аттилы.
– Ты заблуждаешься, принцесса, и несправедлива к могучему завоевателю. Аттила ужасен, но в то же время он велик, и ему доступны доброта и благородство. Это говорю я, ненавидимый им сын. Но теперь поспешите! Король уже велит вести коней. Я сам проведу вас по кратчайшей дороге.
Книга четвертая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Много дней пришлось послам дожидаться в лагере Аттилы. Размещенные в лучших домах, они были полностью снабжены всем, в чем нуждались, и с ними обращались очень вежливо. Вигилий избегал их, точно так же, как они избегали его.
Эдико исчез, и на все расспросы о нем послов гунны только пожимали плечами и отвечали, что никому неизвестны тайны доверенных властелина. Однажды вечером послы прогуливались по широким улицам лагеря, с изумлением и трепетом беседуя о царстве гуннов и его повелителе.
– Ни один смертный, - сказал Максимин, - о котором упоминает история, будь то Александр Македонский или Юлий Цезарь, не совершили столько необычайного в такой короткий срок. Он простер свое господство по всей Скифии, от Византии до Тулэ, от Персии до Рейна! Он покорил себе мидийцев, персов, парфян и частью договорами, частью угрозами и силою заставил их войти с ним в союз против Византии!
– И нельзя утешаться мыслью, что это чудовищное могущество возникло только благодаря слепому военному счастью и не имеет внутренней связи. Этого гунна можно назвать извергом, но тем не менее он велик. Господство его легко переносится гуннами и сарматами, - сказал Примут.
– Германцы скрежещут под его игом, - заметил Ромул.
– Оно должно быть невыносимо также для греков и римлян, - сказал Примут.
– Ошибаешься, друг, - возразил Приск. - Есть греки, имеющие свободу вернуться в свое отечество и предпочитающие оставаться у Аттилы. Вчера, прогуливаясь по лагерю, я встретил пленного грека, при взятии Виминациума попавшего вместе со своими товарами и деньгами в долю добычи самого Аттилы. Он пригласил меня в свой дом, выстроенный внутри совершенно по греческому образцу, и угостил настоящим самосским вином. Гелейос, так зовут моего нового приятеля, участвовал в войне гуннов против антов и акациров, отличился в бою, добыл довольно денег, чтобы выкупить себя. Но 6н не подумал даже возвратиться на родину и намерен остаться здесь до смерти. Он говорил мне, что имеет доступ к столу повелителя и чувствует себя гораздо счастливее, чем под властью своего императора. Опасности и тяготы военной службы здесь равны византийским, но византийцев всегда разбивают, а гунны всегда всех побеждали, за исключением лишь одного случая. В мирное же время жизнь в Византии - проклятие, а в царстве гуннов - благословение. Там ни что не ограждает честного человека от жадности, корыстолюбия и лихоимства чиновников, а для того чтобы найти правосудие, приходится подкупать всех, от главного судьи до привратника. Аттила же сам лично разбирает жалобы бедняков на знатных и богатых и творит скорый и справедливый суд. Недавно один сарматский князь украл у бедного гунна жеребца, и спустя час виновный был уже распят. Один лишь царь может по прихоти отнять у каждого все, даже жену, но тех, кто ему искренне предан, он никогда не обижает сам и не дает их в обиду другим. Вот что я выслушал от этого гуннского грека, отпущенника и верного приверженца Аттилы!
