Феликс Дан - Аттила
– Это была Часта, супруга Хелхаля, его довереннейшего советника, -сказал Эдико, - а вот он сам, высокий седой человек, едущий следом за господином. Из всех знатных гуннских женщин только одна Часта имеет право приветствовать возвращающегося царя и подносить ему древнюю священную пищу гуннов: сырое конское мясо с сырым луком.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
С необычайной быстротой н юношеской ловкостью Аттила соскочил наконец со своего неоседланного, как у всех гуннов, коня, но соскочил не на землю, а на затылок преклонившегося перед ним немецкого вождя, на очередь которого теперь приходилась эта честь.
Кругом толпилась необозримая масса германцев, славян, финнов, гуннов, римлян и греков, сбежавшихся со всего лагеря. Многие из толпы простирали руки к царю, прося у него суда или защиты.
Аттила стоял серьезный и неподвижный. По его знаку, тесно окружавшая его пешая гуннская стража, образовав из вытянутых копий узкий проход, начала пропускать к нему по одиночке просителей, предварительно отнимая у них оружие и обыскивая.
Допущенные просители бросались ниц перед Аттилой, целовали его босые ноги и излагали свои жалобы или просьбы: большей частью он тут же решал все дела, и многие, уходя, осыпали его горячими благодарностями.
Но вот к нему приблизился богато одетый вождь гуннов, перед которым стража почтительно расступилась, и глубоко преклонился перед царем.
– Господин, прости раба твоего за то, что он осмеливается обратиться к тебе с просьбой, - сказал он.
– Это ты, мой верный Эцендрул, раздавивший копытами своих коней все племя амильцуров! Проси, чего хочешь, и я исполню твою просьбу.
– Один из охотников рассказал мне, когда мы поймали в западню того чудовищного буйвола, что ты можешь…
– Для тебя я сделаю это охотно. Приведите сюда исполина болот. Оруженосцы, принесите мой самый тяжелый топор!
Народ отхлынул в сторону при виде громадного зверя, которого с трудом тащили тридцать охотников. Ноги гигантского буйвола были крепко опутаны толстыми веревками. На громадной голове надет был кожаный мешок с отверстиями для длинных сильных рогов. Внезапно измученное животное наклонило могучую шею с щетинистой гривой, испустило грозный рев и в то же мгновение высоко вздернуло голову с такой силой, что гунны как мячи отлетели в разные стороны.
Но их место тотчас же было занято бросившейся на буйвола толпой, и животное снова заревело, глухо и жалобно.
– Стойте! - приказал Аттила. - Отпустите его! Снимите все веревки! Отойдите все!
И он с левой стороны подошел к буйволу, стоявшему неподвижно, в изумлении от неожиданной свободы.
Высоко в воздухе блеснул острый как бритва, тяжеловесный топор, занесенный рукой Аттилы, и лезвие его, опустившись на затылок еще неопомнившегося зверя, сразу отделило голову от туловища: кровь хлынула широкою струею, массивное тело покачнулось и тяжело рухнуло на землю.
Восторгу гуннов не было границ, и нескончаемые крики их оглушили и ошеломили чужеземцев. - Аттила! Отец наш! Великий властелин! Повелитель мира! Нет равного Аттиле! - слышались восклицания среди несмолкаемого рева возбужденной толпы.
Когда наконец шум и крики стихли, послы сочли эту минуту удобной для представления владыке гуннов. Эдико согласился исполнить их желание и, пройдя мимо леса почтительно поднявшихся перед ним копий, прошептал что-то на ухо Аттиле.
Но Аттила не удостоил их даже взглядом. На его желтом лице мгновенно вспыхнул и погас легкий румянец. Было ли это движение гнева или радости?
– Послы от императоров? - громким голосом произнес он по-латыни. -Это не к спеху. Мне донесли о прибытии послов от финнов, астов, угугуров, акациров н еще трех народов, имена которых я забыл. Всех их приму раньше.
То же самое он повторил на гуннском языке, обратившись к своим вождям, и, повернувшись спиной к римлянам, медленно, но с достоинством поднялся по высокой лестнице, ведущей в его деревянный дворец.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вечером того же дня в лучшей комнате одного из красивейших домов лагеря сидели два человека, погруженные в откровенную беседу, это было жилище Хелхаля.
С потолка спускалась лампада изящной восточной работы, разливавшая мягкий ровный свет. Комната была убрана в диком, чисто гуннском вкусе: кругом расставлены были низкие деревянные скамейки. Пол и стены покрыты были звериными шкурами и конскими кожами, дублеными и сыромятными. Место стола занимала крышка высокого, грубо сделанного из соснового дерева сундука. На стенах развешаны были разные принадлежности верховой езды и охоты. Глиняный пол покрывали не ковры, но грязные, отвратительно пахнущие циновки из перепрелого камыша.
На одной из скамеек, прислонившись спиной к стене, сидел Аттила.
Он сидел молча, неподвижно, в глубоком размышлении, закрыв свои маленькие некрасивые глаза.
Под его скамейкой, на конских шкурах, у ног своего господина лежал старый Хелхаль, почти лысый, с седой бородой. Он не сводил глаз с Аттилы и внимательно подмечал его малейшее движение.
– Выскажись, господин, - наконец, после долгого молчания произнес он. - Ты чувствуешь в этом потребность. Я знаю это… Ты уже обдумал все свои тайные намерения, и теперь тебя мучит желание высказать их. Говори же! Хелхаль - твой верный слуга. 'Аттила глубоко вздохнул.
– Ты прав, старик, - сказал он, - ты всегда угадываешь меня. Да, я скажу тебе все. Но прежде, чем мы будем обсуждать планы на будущее, я должен вернуться к прошедшему: только оно пояснит тебе настоящее, из которого вытекает будущее. Придвинься ближе, Хелхаль: то, что ты услышишь, не должно быть произнесено громко. Я введу тебя в тайник моей души. Высказаться наконец - это наслаждение! И кому мог бы я довериться? Для женщины такие мысли недоступны. Сыновья мои слишком юны. Брат…
Он вздрогнул и умолк.
– У тебя нет брата, господин, - произнес старик, со страхом взглянув на него. - Уже давно князь Бледа…
– Умер. С тех пор мне часто было почти жаль, что он… умер. Но нет! Смерть его была неизбежна.
– И он умер, - повторил Хелхаль, опуская глаза.
– Нет, старик, - резко вскричал Аттила, - он не умер! Я убил его вот этой рукой, - тихо добавил он, протягивая правую руку.
– Ты говоришь это, - отвечал Хелхаль.
– Мне нравится, - продолжал Аттила, помолчав, - что ты не лицемеришь. Так ты знал об этом?
– Знал.
– А гунны?
– Они тоже знают.
– Они это мне… простили?
– Разве ты слышал когда-нибудь хоть один упрек? Ты сделал это, значит, это было неизбежно.
– Да, необходимо для исполнения воли Бога мщения. Сейчас ты увидишь. Слушай!
– Я слушаю, - сказал Хелхаль.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Ты знаешь, - начал Аттила, - что после смерти отца… Ужасно вспомнить его плавающим в своей крови…
– Да! А та женщина… - заметил, задрожав, Хелхаль.
– Замолчи! - приказал Аттила. - Если гунны узнают об этом когда-нибудь…
Но старик, как бы под чарами тайного ужаса, более сильного, чем страх перед его господином, продолжал:
– Женщина! С обнаженным ножом! Старая сарматская ведьма! С ножа капала его кровь, а она размахивала им над своей головой и кричала: "Он распял моего невинного внука! Но бабка отомстила за него! " Старуха убила моего господина, повелителя гуннов! - Хелхаль застонал.
– Замолчи, говорю тебе!
– Но ведь они знают это! Хотя вы, двое сыновей, приказали умертвить всех свидетелей, но многие из невинных жертв успели сказать своим палачам, за что они осуждены на смерть. А палачи рассказали другим. Так и я узнал об этом по возвращении из похода на яцигов.
– Большое несчастье, что это известно гуннам. Они слепо верят в свои предрассудки.
– Это не предрассудок, - ответил Хелхаль, - ничто не может быть справедливо.
Аттила пожал плечами.
– Не сомневайся сам, - продолжал старик, - и не подрывай народных верований, которых, как я с горестью убедился, ты не придерживаешься с такой же строгостью, как твои предки.
– Ты заблуждаешься. Я верю в бога войны, бога мщения, вложившего в мои руки свой собственный меч. Я верю предсказаниям наших жрецов, гадающих на дымящейся крови наших пленников. В особенности, - с усмешкой прибавил он, - когда они предсказывают мне счастье и победу!
– Это значит, - возразил старик, - что из всех завещанных нам предками верований тебе годятся только те, которые благоприятны для тебя. Берегись! Боги не позволяют смеяться над собою!
– Ты угрожаешь, - спокойно, но приподняв голову, произнес Аттила. -Забыл ты с кем говоришь, старик?
– Не забыл: я говорю с Аттилой, перед которым трепещет мир, но не боги и не Хелхаль. Хелхаль сажал тебя малюткой на коня, учил тебя сжимать кулачок и наперегонки бегал рядом с твоей беленькой лошадкой, а когда мальчуган раз свалился с нее на всем скаку, Хелхаль подхватил мальчугана вот этими руками. Пока Хелхаль жив, он будет говорить тебе правду.
– Ты знаешь, я могу выносить ее.
– Часто. Но не всегда. Твой ум подобен плохо прирученному степному волку. Великодушие твое - свободно привязанный намордник. Вздумается хищному зверю сбросить его, и…
