Геннадий Ананьев - Андрей Старицкий. Поздний бунт
- Очень тайно нужно посылать, чтобы не перехватили гонца. Овчина, скорее всего, со Старицы глаз не спускает.
- Я думал об этом. Пошлем под видом богомольцев. И выйдут они в разное время, а известие передадут на словах. Писем посылать не будем.
- А там?
- А там есть у меня друзья, через которых, не встречаясь с самим Воронцовым, будет передано ему наше слово.
- Принимаю твою помощь. Вместе будем готовиться к возможной рати, - сказал князь Андрей Иванович.
Оживилась Старица. Глухая настороженность сменилась бурной поспешностью. Одни гонцы ускакали во все вотчинные города князя Андрея с приказом тайно, по два-три человека пересылать дружинников в Старицу, другие объезжали все подвластные ему земли, передавая его слово готовиться смердам к рати и по первому слову ополчаться. В самой Старице подправляли стены, укрепляли ворота, лили дробь, ковали ядра, пополняли запасы зелья, везли обозами зерно и крупу, заполняя припасами не только все закрома, но и освобождая для них обывательские и купеческие лабазы.
А Москва молчала. Делала вид, что ни сном ни духом не ведает о делах в Старице и иных вотчинных землях князя Андрея. Вроде бы не знали в Кремле, что к нему подался не только окольничий Хабар-Симский, но по примеру знатного воеводы переметнулось не менее дюжины ратных дворян и даже несколько бояр с дружинами. Уехали к князю Старицкому даже многие дети боярские царева полка и отбывшие повинность в Кремле выборные дворяне. Сила в Старице собиралась довольно внушительная.
Конечно, в Кремле знали обо всем. Князь Овчина-Телепнев не единожды убеждал Елену послать царев полк на Андрея, захватить его, взяв город приступом, если не будут открывать ворота по доброй воле. Князя же с его супругой и сыном доставить в Москву.
- Отца с сыном - в темницу, а то и на Лобное место под топор. Княгиню тоже не обойти вниманием. Ее - в монастырь. Она, как доносит тайный дьяк, более самого Андрея мутит воду.
- Ее понять можно, - со вздохом отвечала Елена. - Княгиня Ефросиния живет прошлым. Я сама читала первую духовную грамоту покойного Василия, писанную еще до нашего супружества. В ней черным по белому сказано: наследник престола - Владимир Андреевич.
- Той духовной давно нет. На смертном одре царь Василий Иванович велел ее уничтожить.
- Не думаю, чтобы ее враз спалили. Есть она. Как и та, какую мы сами утаили.
- Если есть сомнение, разреши мне учинить розыск. Найду тех, кто ее прячет, и - в Москву-реку после пыточной!
- Ты считаешь, что с нее сделаны списки? Угомонись. Бесцельна твоя прыть. Не дави на меня, друг мой сердечный, и с Андреем. Хватит пока тех, кто нынче на Казенном дворе. Повременить стоит. Для Андрея время подойдет. И для сына его тоже. Пока что Старицкого не в чем обвинить. Вот и весь сказ. Слуг своих шлет в вотчинные города и погосты, ему подвластные? Нужда, стало быть, есть. Разве осудительна забота вотчинного князя о добром порядке в его городах и селах?
- Но не о порядке же его забота.
- А ты мне с тайным дьяком вместе подай вескую улику. Перехватите, к примеру, призыв. Вот тогда ни Верховная дума, ни государев двор, ни Москва, ни иные старейшие города не смогут обвинить в несправедливой жестокости. Мое твердое слово такое: зовем князя Андрея Ивановича в Кремль с миром. И пусть живет здесь. Под глазом нашим, дожидаясь своего срока.
- Не ошибаешься ли, царица? Не пришлось бы локти кусать?
- А ты у меня для чего? Неужели не защитишь свою любовь?
- Живота не пожалею.
- Не клянись всуе. Погибнуть большого ума не нужно. Победить - вот о чем должны быть наши думки. Да, мой дядя мудрый. Прежде он затевал игры так, что комар носа не подточит. Это теперь по старости лет и по любви ко мне он опростоволосился. Мы же с тобой молоды, нам угодить в ощип грешно. Нужно стать мудрей моего мудрого дяди.
Пару дней обсуждали они, кого послать в Старицу с ласковым словом царицы Елены, прикидывая и так, и эдак. Выбор, в конце концов, пал на Шуйских, верность которых обосновал князь Овчина-Телепнев, лучше Елены знавший извечную вражду Шуйских с Даниловичами.
- Шуйские хотя и служат царям из рода Даниловичей, но в любой момент готовы ухватить их за глотку, прибрав трон к своим рукам. Они свою ветвь древа Владимирова считают более могучей, имеющей большее право обладать державным троном. Ни один из Шуйских не пойдет на сговор с Андреем Старицким.
- Но и самих Шуйских, как я давно уже раскусила, следует держать на приличном от нас удалении.
- Верно. Они и тебе, царица, и Ивану царю-младенцу - первейшие враги. Пострашней Андрея Ивановича. Они не пройдут мимо любой нашей ошибки - помни об этом.
- Вот видишь, а ты предлагаешь втянуть в нашу игру кого-либо из Шуйских.
- Зачем втягивать? А ты с ними поиграй. Чего ради с ними откровенничать? Ты поведи себя так, будто и впрямь переживаешь размолвку с деверем. А я подыграю.
- Пожалуй, так и поступлю. Кого из Шуйских направим?
- Лучше, на мой взгляд, для этого подойдет князь Иван Шуйский.
Как показало время, выбор Ивана Шуйского для участия в коварном замысле стал роковой ошибкой правительницы и ее любимца.
Поручение Елены Ивану Шуйскому ехать с ласковым словом к Андрею Старицкому встретили с радостью Андрей и Василий Шуйские. Князь Василий, услышав эту новость от князя Ивана, вдохновенно воскликнул:
- Повернем дело так, чтобы усилилась вражда.
Каждый вечер, пока Иван Шуйский собирался в поездку, в доме Василия Шуйского обсуждались все возможные повороты в начавшейся игре. Шуйские поняли, какую роль Елена отводит им, намереваясь хитростью извести деверя, и думали о том, как им самим выйти из надвигающейся сумятицы победителями.
- Пока станем держаться такой линии, - предложил окончательный план Василий Шуйский. - Князя Андрея настораживаем, будто Елена до времени упрятала коготки и что место на Казенном дворе ему уже готово. Елене же надо наушничать о зело крамольных речах, которые якобы ведет Андрей Иванович.
- Все так, - добавил Андрей Шуйский, - только, думаю, этого маловато. Нам стоит приложить усилия, чтобы как можно быстрее был уморен в подземелье князь Михаил Глинский. Вот тогда легче станет толкнуть Старицкого на решительные шаги. Он боязлив. Без потрясения, без испуга не бросится в омут головой.
- Верное слово. Добьемся смерти Глинского, управимся и с Андреем. Ну, а после этого сбросим Овчину-Телепнева, а мальца царя оттесним на задворки. Для начала, конечно. А там, что Господь даст.
- Глинские и Бельские станут поперек.
- Не без того, вестимо. Придется нам и их одолевать.
Вот и поехал с двумя наказами Иван Шуйский в Старицу вести двойную игру.
Настороженно встретил его князь Андрей Иванович, но особенно недоверчиво отнесся к гостю окольничий Хабар-Симский. Прошло, однако, несколько дней в успокоительных, если не сказать сладких, беседах, и князь Андрей Иванович согласился ехать в Москву.
Стала собираться и княгиня Ефросиния, поставив непререкаемое условие:
- Сына оставим в уделе, а еще лучше, отправим в Верею или в вотчину моего отца.
- Не веришь, стало быть, Елене?
- А ты веришь?
- Не очень-то, но все же считаю возможным воспользоваться случаем. В Кремле сподручней мстить за Юрия, биться за честь рода.
- Ну-ну.
А вот Хабар-Симский наотрез отказался покидать Старицу.
- Я Овчине как воевода не нужен, служить же я вправе кому угодно. Не в Литву же я подался. Ты, князь, поезжай, а я стану заканчивать начатое: завершу починку стен, огнезапаса наготовлю, съестных припасов. А еще смердам стану напоминать, чтобы готовились к рати.
- Считаешь, что не миновать ее?
- Уверен. Вывод сей потому, что Шуйский послан к тебе. Иль не подумал, отчего избран князь Иван в миротворцы? Если бы кто из Бельских приехал - иное дело, а то Шуйского отрядили. Рассуди сам: Шуйские извечные соперники вашего рода, с тобой они не подружатся, на что Овчина с Еленой рассчитывают. Уши торчат за этой уловкой.
- Что ж? Не ехать?
- Отказаться нельзя. Только верить можно ли? Коней для себя держи подседланными. По мне, лучше гибель в честном бою, чем смерть от голода в темнице. Чуть что, скачи сюда. Думаю, я через месяц-другой подготовлю не очень большую, но крепкую рать, которая грудью за тебя встанет. А если еще Великий Новгород не откажет в помощи, ни за что не осилит нас Овчина. Не одарил его Господь воеводским умом. Не устроит разумно рать на поле.
Держа в уме это последнее напутствие Хабара-Симского, Андрей Старицкий всего лишь с дюжиной телохранителей сопровождал свою супругу в Кремль с видом безмятежным, даже радостным. Это довольство и радость он всячески выказывал перед Иваном Шуйским, а тот время от времени пересказывал Андрею Ивановичу, с каким умилением царица Елена говорила о своем девере, провожая его, Шуйского, в Старицу, расцвечивая все новыми умилительными красками ее стремление преодолеть накопившиеся противоречия. И только когда стали подъезжать к мосту через ров у Троицких ворот, Иван Шуйский как бы между делом добавил к сладким своим речам горькой полыни:
