Валентин Иванов - Повести древних лет
Опять заревели рога, опять зашумело поле. Из Города вышел новый полк на помощь окруженным нурманнам. Земское войско отошло. Оставшиеся в живых старшины готовили новый бой. Но нурманны отступили, и новгородцы их не преследовали. Поле очищалось. Из Города доносились тревожные звуки кожаного била…
4
Город остался за князем Ставром и за нурманнами, а поле — за земским войском. Новгородцы разбирали тела, искали своих для подачи помощи. Бездоспешные жадно захватывали доспехи вестфольдингов, сетуя, что нурманны унесли много своих тел. Все собирали оружие, заменяя свое лучшим.
Искалеченного товарища поили крепким медом, крепко держали и просили:
— Сильнее вопи, будет легче.
Затянув жгут, знахари острым ножом рассекали жилы, отделяли в суставе руку или ногу, зашивали культю мягкой вареной жилкой и бинтовали холстинкой, пропитанной крепким отваром болотной сушеницы. Сломанные кости обкладывали чистой строганой щепой и закручивали лубом. Резаные раны и размочаленное под доспехами мясо заливали целебным нутряным жиром медведя.
По полю собирали и сносили для погребения бездыханные тела павших за Правду новгородских воинов. Сколько же их? Не больше ли, чем живых?..
Слеталось воронье. И откуда валились чернокрылые колдуны, проклятые вещуны! Вьются низко, опускаются, блестящие, круглоглазые, тяжелоклювые. Куда ни пойдешь, поднимешь стаю. Перелетают и садятся рядом без страха перед человеком.
Везде тела, тела… У топкой речки на нагой труп ярла Зигфрида, звавшегося при жизни Неуязвимым, разом пали два ворона. Матерые, сытые птицы будто бы спорили между собой, в их хриплом ворчании слышалась ненасытная жадность.
Смертное поле молчало. Кроме вороньего грая, не было больше другого голоса.
Часть вторая
ЦЕНА ВЛАСТИ
Глава первая
1
В поле за Новгородом обильно лилась кровь, а в самом Городе было тихо. Новгородские улицы пустовали, как ночью; не слышалось деловитого шума трудового людства и на волховском берегу.
Брошенные, как бесхозяйные, праздно лежали вытащенные рассыхающиеся лодьи и расшивы или скучно дремали в воде на привязках. И вправду — бесхозяйные. Кто из владельцев бежал из Города, иной сражается против своих в дружинниках князя Ставра.
Большая же часть горожан сидит по своим дворам, запершись на крепкие замки и засовы. Хотят отсидеться от лиховременья и ждут исхода боя, надеются, что свои сломают нурманнов в поле.
У пристаней и причалов, от которых отогнаны новгородские лодьи, греются на солнышке черные драккары вестфольдингов. Викинги бережливы, их драккары расчалены на два и на три якоря, а между бортами и обрезами пристаней подвешены мочальные жгуты.
Сторожевые викинги валяются на палубах, спят. Проснувшись, трясут в деревянных чарках меченые косточки-жеребья и бросают с клятвой, ставя на кон свои доли еще не деленной добычи.
По бережкам шатаются бродячие псы. Свыкнувшись с тяжелым запахом драккаров, бездомные кудлачи клянчат подачку и, не дождавшись куска, трусят дальше, поджав хвост и наставя нос по ветру. Безлюдье.
Черно от народа только у нижних причалов. Там, без проводов и без провожатых, собираются отплывать восвояси свободные ярлы Ролло, Гаук, Гаенг и Ингольф на восьми драккарах.
По сходням, переброшенным на борта с пристаней, проходили викинги и усаживались на румы. Кормчие с подручными становились на свои места у рулей, готовясь частой дробью бронзового диска приказать гребцам поднять весла и ждать первого полного удара — греби!
Оставалось поднять якоря и сбросить с колод пристаней причальные петли канатов, плетенных из китовой кожи.
Между пристанями и тыном берег был пуст. А с тына, затаившись как зверушки, глазели запуганные нурманнами ребятишки. Малые дожидались времени прибежать во двор с радостной вестью: «Иные нурманны уже уплыли!»
Дети не отрывались глазами от ярлов, которые одни стояли на берегу, и перешептывались:
— Этот, в светлом доспехе, серебряный, что ли?
— А рядом с серебряным, гляди, бородища во всю грудь, а лица нет, упрятано под шлемное наличье.
— Мне бы такой доспех да меч, как у бородатого, уж я бы…
Нурманны чего-то медлили, чего-то ждали, поглядывая на солнце, чтобы узнать время. Уж плыли бы…
Вдруг серебряный нурманн выхватил меч и махнул им раз, другой. И все нурманны с драккаров обратно побежали на берег!
Ребятишки покатились по дворам:
— Нурманны не ушли, раздумали!
А нурманны уже здесь, вышибают ворота и калитки топорами, врываются в избы и клети.
Молодой ярл Ингольф и братья Гаук и Гаенг, удовлетворившись полученным от князя Ставра выкупом за свою долю добычи в новгородских улицах, ушли бы попросту. Но Ролло предложил выждать, пока остающиеся в Хольмгарде ярлы ввяжутся в бой с непокорными новгородцами, и тогда быстрой рукой взять все, что попадется поблизости. Мысль понравилась.
В молодом владетеле Норангерского фиорда пробуждалось уменье использовать обстоятельства и находить подходящий час, так удачно примененное им в дальнейшем в землях королей франков.
В Городе находились конунг Скат, ярл Гаральд Прекрасный и ярл Арнэ-фиорда Ингуальд. Они и несколько сот дружинников князя Ставра, как уверенно предполагал Ролло, не смогут помешать быстрому грабежу.
Викинги разбежались мелкими отрядами по ближайшим улицам. Под угрозой немедленной смерти сами хозяева открывали двери клетей и указывали насильникам тайнички, о которых знали не все домашние. И на своих спинах, подгоняемые остриями мечей, тащили на берег собственное достояние.
Вестфольдингам было некогда давать излюбленные примеры устрашения, но все же дело не обошлось без крови. Кое-где горожане пытались оказать тщетное сопротивление. Всегда были и есть люди, не терпящие видимого глазами насилия, которые вдруг и как бы независимо от себя предпочитают гибель унижению.
На Сливной улице вестфольдингов встретили в топоры, копья, мечи и ослопы. В Детинце бесполезно заговорило опозоренное кожаное било…
Викинги, охранявшие другие драккары, взволновались раздражающим зрелищем добычи, которая сама бежала к Ролло, Ингольфу и Гауку с Гаенгом. Многие из охраны решили на время оставить свои посты и развлечься грабежом для себя.
По берегу потянулся томительный прелый дымок от непросохших после ночного дождя соломенных кровель.
В Детинце молча злобствовали князь Ставр и конунг Скат. Выслав в помощь ярлам свои последние силы, они ничем не могли помешать грабежу. Если бы Ролло знал, как глубоко завязли в бою его бывшие союзники! Он догадался бы захватить под добычу несколько новгородских расшив, их было нетрудно стащить вниз по реке. Но следовало опасаться погони, которую могло вызвать чрезмерное обогащение за счет чужих долей. И немало вытащенного на берег имущества было брошено. Как менее ценное, ярлы отвергли невыделанные кожи, сырое железо, посконные ткани, бочки меда, женщин, тюки льняного волокна. На драккарах имелось не так много свободного места, следовало выбирать лучшее среди богатейших результатов грабежа.
2
В счастливый день удачного захвата Новгорода в Детинце с князем Ставром встретились двадцать два свободных ярла.
На поле под Городом потерялся Зигфрид, владетель Расваг-фиорда — счастье изменило Неуязвимому. Не стало владетеля Брекснехольм-фиорда Гангуара Молчальника.
Новгородское оружие убило в бою владетеля Танангергамн-фиорда ярла Мезанга, владетеля Граварна-фиорда ярла Адиля, владетеля Дротнингхольм-фиорда ярла Скиольда. Их тела, как и тела многих викингов, были принесены в Новгород.
В честном бою на равном оружии молодой ярл Ролло убил ярла Гольдульфа, и четверо ярлов только что сами покинули союз и Хольмгард. У конунга Ската недоставало уже десяти ярлов.
Никого не огорчала естественная и благородная участь павших с оружием в руках. Никого не тревожила мысль о той же участи, которая, быть может, ждала каждого, и в скором времени.
Ярлы встретились радостно, как после победы. Каждый знал совершенные ошибки, к чему было говорить о них. Они рассказывали о собственных подвигах, и только.
И они клялись, что теперь-то не уйдут так просто из Хольмгарда, не удовлетворятся простой добычей. Море, встретив на берегу возведенную человеком стену, бросается на преграду с особенной силой и разрушает ее.
Викинг не отступит, пока не сломит сопротивление. Не случайно скальды воспевают упорство вестфольдингов. Скальды сами викинги и знают жестокость души детей Вотана.
