Шапи Казиев - Крах тирана
Остерман, ведавший прежде внешней политикой, уже не имел достаточной власти, чтобы вершить важные дела. Возглавивший переворот против Бирона фельдмаршал граф Миних, сделавшись первым министром, поспешил отстранить Остермана от начальствования над департаментом иностранных дел, утешив его званием генерал-адмирала. Миних желал сам стать первым человеком при дворе и получить звание генералиссимуса за свои прежние ратные подвиги. Но это высшее воинское звание пришлось уступить супругу Анны Леопольдовны и отцу государя принцу Антону Ульриху герцогу Брауншвейг-Люнебургскому.
Оба соперника не были удовлетворены сложившимся положением, они хотели большего, и борьба с Минихом отнимала у Остермана все силы. Ловкий царедворец сумел постепенно внушить правительнице, что Миних слишком честолюбив и не способен управлять делами государства, он несведущ во внутренних делах империи, не говоря уже об иностранных, что, свергнув Бирона, он, мстя за обиды, может покуситься и на саму правительницу. Принц Антон вполне разделял опасения Остермана и тоже был недоволен Минихом, который демонстративно не признавал над собой начальства Антона как генералиссимуса и решал важнейшие дела по своему усмотрению.
Наконец, последовал высочайший именной указ: «Так как некоторые из вас, кроме присутствия в Кабинете, делами других департаментов заняты и не столько времени к беспрестанному в Кабинете присутствию имеют, то рассудилось нам, дабы входящие в наш Кабинет дела вдруг и безостановочно течение свое имели, рассматривать дела по департаментам: 1) первому министру, генерал-фельдмаршалу графу фон Миниху ведать все, что касается до всей нашей сухопутной полевой армии, всех иррегулярных войск, артиллерии, фортификации, Кадетского корпуса и Ладожского канала, рапортуя обо всем том герцогу Брауншвейг-Люнебургско-му; 2) генерал-адмиралу графу Остерману ведать все то, что подлежит до иностранных дел и дворов, также Адмиралтейство и флот; 3) великому канцлеру князю Черкасскому и вице-канцлеру графу Головкину ведать все то, что касается до внутренних дел по Сенату и Синоду, и о государственных по Камер-коллегии сборах и других доходах, о коммерции, о юстиции…».
Оскорбленный Миних потребовал отставки, надеясь этим демаршем напугать правительницу и вернуть себе прежнее положение, но просчитался. Анна Леопольдовна уважила его требование: «Указ нашему генералиссимусу: всемилостивейше указали мы нашего первого министра и генерал-фельдмаршала графа фон Миниха, что он сам нас просит за старостью, и что в болезнях находится, и за долговременные нам, и предкам нашим, и государству нашему верные и знатные службы его от военных и статских дел уволить и нашему генералиссимусу учинить о том по сему нашему указу. Именем его императорского величества Анна».
Указ об отставке Миниха тожественно, под барабанный бой читали народу на улицах.
Глава 87
Пробившись, наконец, в Лакию, Надир-шах и тут встретил яростное сопротивление. Сурхай-хан двинул против шаха своих воинов, надеясь остановить Надира у села Хосрех. Местные ополченцы оседлали возвышенности, и в ход снова пошли каменные завалы, ночные нападения и беспрерывные обстрелы.
На возвышенностях вдоль ущелья женщины соорудили из камней множество столбов, издали похожих на воинов. Сходство с ними придавали надетые на столбы старые тулупы и папахи. Впрочем, эти каменные воины были не менее опасны, чем настоящие. Когда каджары палили по ним из пушек, эти столбы превращались в смертоносные обвалы, падающие на головы врагов.
Лакцы, уже видевшие тут Надир-шаха и знавшие его звериный нрав, бились до последнего. Когда одному из отрядов преградила тропу в ущелье небольшая горстка защитников, кызылбаши несколько часов пытались сломить этих храбрецов. Но, даже окруженные со всех сторон, лакцы продолжали драться. Когда остался в живых всего один горец, то и он не сдался, а, взобравшись на скалу, сбрасывал на врагов заранее приготовленные камни. Справиться с ним не удавалось, пока каджары не начали бить из пушки по скальной расщелине, где засел горец.
Несметные полчища Надира неотвратимо продвигались вперед. Пули и стрелы летели в них со всех сторон, а Сурхай-хан во главе своей дружины храбро бился с авангардом кызылбашей.
Видя, что простым напором горцев не одолеть, Надир-шах велел авангарду отойти, а затем открыл по укреплениям горцев орудийный обстрел. Пока ядра разрушали укрепления и выбивали ряды его защитников, конница Кани-хана успела обойти село. Положение горцев казалось почти безвыходным. Но Сурхай-хан сумел пробиться и отступить к следующим рубежам своей обороны у села Кули. Там стояли другие отряды во главе с сыном Сурхай-хана Муртазали.
Кули был превращен в крепость, которую трудно было разбить даже пушками, а защитники стойко отражали атаки кызылбашей. Здесь же возвышалась и огромная боевая башня, занятая кулинскими воинами. Решив стоять до конца, большинство кулинцев даже не отослало дальше в горы свои семьи. Старики, женщины и дети остались и помогали воинам чем могли: заряжали ружья, уносили раненых, а у кого хватало сил – стреляли из луков, бросали во врагов камни и кувшины с горящей нефтью.
Такое упорное сопротивление так разозлило спешившего Надир-шаха, что он решил сделать то, чего никогда еще не делал. Созвав к себе командиров, решивших, что настал их смертный час и теперь полетят головы, Надир велел им раздать золото из походной казны всем воинам.
– Теперь я такой же воин, как и вы все, – объявил затем Надир-шах. – Я раздал вам всю казну и ничего не оставил себе. Я пойду с вами на штурм этой проклятой крепости. А когда мы ее захватим и разорим, даже тогда я не возьму своей доли. Все будет ваше!
Столь необычный поступок падишаха взбодрил кызылбашей, и они с новой силой набросились на Кули. Когда Сурхай увидел, что крепость вот-вот падет, он приказал отходить дальше, к основной линии обороны у села Шовкра на подступах к Кумуху. Но многие не захотели уходить из родного села и дрались, пока были живы.
Захватив и разграбив село, каджары на этом не успокоились. Героизм простых горцев, не дрогнувших перед регулярными частями армии, покорившей полмира, вселил в кызылбашей неутолимую жажду мести. Они собрали на току раненых, детей, стариков и женщин и устроили очередную шахскую «молотьбу», пустив по беззащитным людям своих лошадей.
Но, лишившись казны, шах желал поглумиться над кулинцами каким-нибудь особенным образом.
– Вы храбро сражались, – сказал он кулинцам, подумав при этом, что следовало бы наградить золотом их, а не тех, кто смог их одолеть. – Но неужели вы думали, что сможете остановить мое непобедимое войско? Его не остановит никто на свете. Потому что мои воины – это непобедимые львы, равных которым не видел мир. И среди всех дагестанцев не найдется того, кто мог бы одолеть любого из моих богатырей.
Тогда поднялся один из раненых кулинцев и сказал:
– Пусть твои богатыри покажут свою силу.
– Ты и так в шаге от смерти, – усмехнулся Надир. – Не надейся умереть героем.
Тогда вперед вышел юноша, у которого еще даже не было усов.
– Я буду вместо него.
– Ты? – расхохотался Надир. – Посмотрите на этого глупца! Он сам лезет в пасть смерти!
– Это мы еще посмотрим, – ответил юноша. – Пусть выйдет, кто не боится. Или вы сильны только тогда, когда нападаете волчьей стаей?
– Я научу этого мальчишку почтению! – взревел огромный каджар, выехав из строя на лошади.
– Дерзость твоя сравнима лишь с твоей глупостью, – сказал шах юноше. – Но, если ты одолеешь моего воина, я сохраню жизнь всем остальным.
Юноше подвели коня. Он легко вскочил на него и бросился на врага. Кони сшиблись, каджар попытался сбросить юношу на землю, но неожиданно сам оказался на земле. Не успел он опомниться, как юноша вырвал из его ножен саблю и приставил к горлу каджара. Тот взвыл не столько от боли, сколько от позора.
По гневному знаку Надира на юношу бросились его телохранители, но юноша ловко отбивался от них и кричал шаху:
– Где же твое слово? Если ты обманул меня, как может верить тебе такое большое войско?
Юноше не дали договорить, обрушив на него сабли и топоры. Но вдруг каджары расступились, будто испугавшись чего-то. На земле лежало искромсанное тело. Папаха свалилась с головы героя, и пораженный Надир увидел длинные косы. Это была девушка.
Надир тронул своего коня, объехал геройски погибшую кулинку и обернулся на своего сплоховавшего воина:
– Твоя жизнь не в счет.
Тот не успел взмолиться о пощаде, как секира умелого палача сделала свое дело. Шах оглянулся на пленных кулинцев и произнес:
– И их тоже.
Конница шаха плотными рядами двинулась на стариков и женщин, прижимавших к себе испуганных детей. Когда первые ряды кавалерии выходили из Кули, последние уже двигались по трупам.
Глава 88
Сурхай-хан решил дать у Шовкры решающее сражение. Если бы Шовкра пала, путь на Кумух был бы открыт. Мост через Кази-Кумухское Койсу горцы разрушили, а на своей стороне возвели сильные укрепления.
