Христоверы - Александр Владимирович Чиненков
– В то время, когда жизнь человеческую любой ценой спасать надо было, я об этом не думал, – перекрестился иерей. – Меня обуяла в ту ночь одна лишь мысль – спасти несчастного во что бы то ни стало, и я… Сам не ведаю, что на меня нашло, но я дал ему испить той целебной жидкости.
Доктора даже передёрнуло от кощунственного признания священнослужителя.
– Как вы смеете называть какую-то сомнительную жидкость целебной, батюшка?! – вскричал вышедший из себя Олег Карлович. – Как у вас только язык поворачивается говорить такую околесицу? Только лекарства имеют свойство исцелять, больше ничего, даже святая вода непригодна, ясно вам?
– Мне ясно, Олег Карлович, но не совсем, – покачал головой иерей. – Я видел сам, что лекарства не помогали Силантию, а вот настойка из его корзины… Только после её употребления он идёт на поправку, верьте мне.
– Нет-нет-нет! – замахал протестующе руками доктор. – Даже слушать вас не хочу, батюшка! Знахарские снадобья не несут в себе исцеления! И про какую корзину вы мне сказали только что? Откуда она у Силантия?
– В телеге его отыскал я эту корзину с бутылками, полными настойки, вот и занёс её в дом, – пожимая плечами, ответил иерей. – А лошадь с телегой отцу его отдал.
– А откуда у него эта корзина со снадобьями? Странно, но мне уже приходилось летом сталкиваться с подобным случаем, – смягчаясь, заговорил доктор. – Купеческая семья, муж и жена, страдали от нешуточных болезней. У мужа сильнейшая нервная депрессия, у супруги серьёзная болезнь щитовидной железы. Если мужа можно было вылечить амбулаторно, то супруге срочно требовалась операция…
Доктор неожиданно замолчал, о чём-то задумавшись, и тогда заговорил иерей.
– И в чём же схожесть того случая с чудесным исцелением Силантия?
– А схожесть в том, милейший батюшка, что в их дом, откуда ни возьмись, явился сектант из Зубчаниновки Андрон с корзиной в руках, – высказался в сердцах доктор. – А в корзинке той – бутылки с настойками. Тогда купеческая семья отказалась принимать прописанные мною лекарства, а супруга даже отказалась от операции.
– И они выздоровели? – догадался иерей.
– Выздоровление их сомнительное, – поморщился доктор. – К супруге купца я недавно уже наведывался. Её выздоровление оказалось фикцией. После недолгого облегчения болезнь обострилась, и она снова нуждается в операции.
Доктор открыл калитку и вышел со двора на улицу. Прежде чем сесть в ожидающую его коляску, он обернулся и укоризненно покачал головой.
– Советую избавиться от этой сомнительной жидкости, батюшка, – сказал он на прощание. – Может быть, она и принесёт какое-то облегчение больному, но ненадолго. Потом могут случиться разного рода осложнения, и нам его не спасти.
Он уселся в коляску, и возница взмахнул кнутом. Иерей проводил его грустным взглядом и в глубокой задумчивости вернулся в дом.
* * *
Когда иерей и доктор вышли из дома, Евдокия подошла к кровати Силантия.
– Чего пришла, егоза? – ухмыльнулся Силантий, убирая с лица прикрывающую глаза марлю. – Снова про Евстигнея расспрашивать будешь?
– Как? Как ты меня только что назвал? – насторожилась Евдокия.
– Егозой, а что? – приподнял голову Силантий.
– Да нет, ничего, – смутилась Евдокия. – Просто меня Евстигней так называл, когда ухаживал за мной.
– Знаю я, – вздохнул Силантий. – Евстигней рассказывал. Вот потому я и назвал тебя эдак сейчас.
– Мы с тобой почитай каждый день о муже моём покойном разговариваем, и дивлюсь я, как много он тебе обо мне рассказал, а ты всё запомнил, – вздохнула Евдокия.
– Так он только о тебе и рассказывал, – ухмыльнулся Силантий. – Днём и ночью, как только минутка выпадала свободная, он каяться начинал, жалел очень.
– А жалел он о чём? – заинтересовалась Евдокия. – Мы же с ним и не жили вовсе. Из-под венца он в секту меня отвёл, а там…
Она всхлипнула и замолчала, оборвав себя на полуслове.
– Вот и сожалел Евстигней, что к хлыстам тебя отвёл, – вздохнул Силантий. – Однажды попав на радения, разум он потерял.
– Назначил его Андрон мужем моим духовным, словно и не венчаны мы, – посетовала Евдокия. – А там…
Она снова всхлипнула и вытерла глаза платочком.
– Можешь не рассказывать, Евстигней мне всё не раз рассказал и пересказал не единожды, – продолжил Силантий. – Про голоссалии, про радения и про грехи свальные.
– А если бы знал он, как мне без него жилось, – тихо заплакала Евдокия. – Как в аду и жила всё это время. Родители видеть меня не хотят, Андрон подстилкой своей сделал.
– Евстигней догадывался о том, что старец на тебя глаз свой похотливый положил, – сказал Силантий хрипло. – Он так и говорил мне, что это Андрон сделал так, что его в солдаты забрали, чтобы с тобой во грехе сожительствовать.
– А я ничего сделать не могла, – зарыдала Евдокия. – Я…
Из прихожей послышался звук открывающейся двери. В дом вошёл иерей Георгий, и Евдокия поспешила за печь.
12
Отложив газету, Андрон снял с переносицы очки и горестно вздохнул:
– Э-эх, хе-хе-хе-хе… Распустили людишек власти государственные, ох как распустили…
Сидевшая у окна и разливавшая по бутылкам настойку Агафья хмуро глянула на него и с иронией поинтересовалась:
– Об чём это ты?
– Да вот, про положение на фронтах прочитал только что, – ответил Андрон. – Чую, лупят там наших и в хвост и в гриву.
– На любой войне эдак, – ухмыльнулась Агафья. – То мы «их», то они «нас».
– И то правда, – согласился с ней Андрон, выходя из-за стола. – Воюют, воюют, а конца и края не видать. И зима уже на носу, а солдатикам зимнее обмундирование ещё не подвезли, да и с харчами негусто. Вот бросают они окопы и в тыл уходят.
– Как к ним относятся, так и они, – наполняя очередную бутылку, сказала Агафья. – Солдатики там жизни свои кладут, а заботы о себе не видят.
Старец свернул газету в трубочку и взмахнул ею, как саблей, над головой:
– С фронта бегут, в армию идти не хотят, от призывов прячутся. Да и в тылу дела не лучше. Люди недовольны, бунтуют всюду. Э-э-эх, куда Россея катится, хоть убей не пойму.
– Не читай газет, Андроша, и голова болеть перестанет, – покосилась на него Агафья. – Помочь России мы не могём, так как жалкие букашки на теле государства. Пусть у правительства и батюшки царя бошки трещат. Сами залезли в эту войну, вот пусть и думают, как выбираться обратно будут.
– Это тебе наплевать, а я душой болею за Россию! – поморщился Андрон. – Как-никак, а я здесь живу, в стране многострадальной этой. Вот придут вороги на землю нашу и что тогда?
– Вот, если придут, тогда и думать будем, – ворчливо огрызнулась
