Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
Тут оратор на мгновенье остановился и сказал то, что должно было снять с него малейшее подозрение в предвзятости или в желании возвыситься над другими:
— Я сам признаю себя виновным во многих ошибках и знаю, как трудно избежать их на войне.
По его убеждению, не следовало обращаться в прошлое и увлекаться расследованием совершенных оплошностей:
— Удалим всякую мысль о судебном дознании причин нашей болезни, а постараемся отыскать от неё действенное лекарство.
Он обращался к их чести, бескорыстию, преданности общему делу:
— Я надеюсь, что каждый из нас обладает истинно английским сердцем и столь горячей заинтересованностью в благополучии матери-родины, что ни один из нас, будь он членом нижней или верхней палаты, не остановится перед тем, чтобы без колебаний пренебречь собой и своими частными интересами во имя общего блага.
Кромвель сел, спокойный, но бледный.
Один из его сторонников тотчас его поддержал:
— Это правда! Какие бы причины мы ни назвали, но совершено уже два похода, а мы далеки от спасения. Наши победы, одержанные блистательно, купленные неоценимой кровью, а главное, дарованные нам с таким милосердием Господом, как будто канули в воду. Чего достигаем мы сегодня, того лишаемся завтра. Летние успехи служат нам только предметом для разговоров зимой. Игра кончается вместе с осенью, а весной приходится начинать её снова, как будто пролитая кровь назначается для удобрения поля войны, чтобы взрастить ещё более обильную жатву сражений.
Однако и этот оратор не внёс никаких предложений.
— Я решать ничего не хочу, однако разобщённость наших сил под командованием нескольких генералов и отсутствие между ними согласия сильно повредили общему делу.
Пресвитериане не услышали призыва к чести, к бескорыстному служению общему делу, а только стремление Кромвеля, индепендента, сместить генералов-пресвитериан и взять на себя верховное командование всеми войсками парламента.
Вскочил пресвитерианин Цуш Тейт и внёс предложение, которым, по его мнению, ставилось непреодолимое препятствие стремлению Кромвеля к власти:
— Есть одно средство положить конец всему злу. Каждый из нас должен искренне отречься от самого себя. Я предлагаю, чтобы ни один член обеих палат в продолжение этой войны не мог исправлять никакой должности, не мог быть облечён никакой гражданской или военной властью, дарованной или порученной обеими или одной из палат.
Цуш Тейт потребовал тут же поставить на голосование своё предложение. Оно было так неожиданно, что ни у кого не нашлось возражений. Предложение было принято в общих чертах подавляющим большинством голосов. Представители нации единодушно постановили выработать соответствующий этому предложению Акт и вернуться к нему, как только текст его будет готов.
Пресвитериане предполагали у своих противников собственные пороки, но они ошибались. Они надеялись, что их предложение испугает индепендентов, которые не захотят оставить армию или плату. Генрих Вен первым поднялся со своего места и объявил, что готов сию же минуту сложить с себя полномочия казначея флота. Вторым был Оливер Кромвель. Он заверил собравшихся, что готов отказаться от должности генерал-лейтенанта. Он прибавил, что его солдаты сражаются не за него, а за дело парламента:
— Милорды, они боготворят не меня, а ту цель, во имя которой сражаются, а потому они исполнят свой долг, кого бы вы ни назначили их командиром.
Индепенденты были того же мнения о пресвитерианах, к тому времени утвердившихся на многих государственных и военных постах. Сторонникам Кромвеля понадобился всего один день, чтобы составить основополагающий документ, получивший название «Акт о добровольном отречении от службы», или «Билль о самоотречении».
Два дня прошли в спорах и в сговорах. Одиннадцатого декабря документ был внесён на рассмотрение нижней палаты. Депутаты успели одуматься. Поначалу пресвитерианам казалось, что этим постановлением они легко отделаются от индепендентов и Кромвеля, авторитет которых в народе и в армии стремительно возрастал. Теперь выяснялось, что противники готовы оставить свои посты, но и пресвитерианам придётся оставить занимаемые должности не только в армии, но и в разного рода доходных местах.
В палате случился переполох. Разразились горячие прения. Они продолжались четырнадцатого, семнадцатого и девятнадцатого декабря. Масла в огонь подлили представители короля, явившиеся четырнадцатого декабря в Лондон. Пресвитериане заторопились. Уже шестнадцатого декабря оба лорда были приняты. К разочарованию сторонников мира, монарх и на этот раз не давал никакого ответа. Он всего лишь предлагал созвать ещё одну конференцию для переговоров о мире, причём не называл тех условий, на которые он бы мог согласиться.
Лорды исполнили поручение короля и должны были в тот же день удалиться из Лондона. Однако по каким-то неясным причинам они задержались. Тотчас среди горожан распространились тревожные слухи, будто следом за лордами в Лондон стекается много подозрительного вида людей и будто многие из депутатов парламента имеют с ними частые тайные встречи. Городской совет, в котором преобладали индепенденты, выразил по этому поводу свои опасения. Представителям короля предложили уехать. Они всё же остались, выдвигая незначительные предлоги, точно хотели дождаться, будет ли принят Акт об отречении от должностей и к кому перейдёт командование армиями парламента. Волнения среди горожан усиливались. Каждый день народные страсти могли выплеснуться наружу.
Это придавало дебатам в нижней палате особый накал. Сопротивление пресвитериан нарастало. Они страшились потерять контроль над деньгами и армиями. На их сторону стали переходить даже те, чьи симпатии склонялись к индепендентам. С пространной речью выступил Балстрод Уайтлок, всего несколько дней назад разрушивший направленный против Кромвеля заговор умеренных и шотландцев. Он сказал, блистая учёностью:
— Вам должно быть известно, милорды, что у греков и римлян самые важные должности, военные и гражданские, вверялись сенаторам. Тогда думали, что именно эти люди, которые имели с сенатом общие интересы и были свидетелями его прений, лучше могут понимать общественные дела и не столь подвержены искушению к измене. Так поступали и наши предки. Они всегда смотрели на членов парламента, как на людей наиболее способных отправлять важнейшие должности. Умоляю вас, следуйте их примерам и не лишайте себя добровольно самых верных, самых полезных своих слуг.
Сторонники Кромвеля возражали, что никто не отказывается принимать услуги этих людей как в военных, так и в гражданских делах, им только следует выбрать службу, военную или гражданскую, или парламент. Они настаивали на том, что всем и каждому предлагается самим отречься от службы или парламента, насильного отстранения или изгнания быть не должно. Им возражали громким ропотом те, кто предвидел склоки и распри:
— Говорят о самоотречении, но это будет торжество зависти и личного интереса.
Народ, как водится, волновался у входа в Вестминстер. Он был на стороне индепендентов и Кромвеля. Пресвитериане были уже опорочены бездарным управлением, поражениями в войне, страстью к обогащению за общественный счёт и воровством. Поддержанные мнением толпившихся горожан, сторонники Кромвеля усиливали борьбу. Страстность и продолжительность полемики в нижней палате недвусмысленно указывали на то, что в палате лордов Акт о добровольном отречении от службы или застрянет надолго, или никогда не пройдёт.
Лорды постоянно сопротивлялись постановлениям нижней палаты или поддерживали только умеренных. По этой причине время от времени возникала идея объединить обе палаты, в расчёте на то, что голоса лордов потеряются среди голосов представителей нации. Теперь она возродилась. В парламент вновь поступили прошения, полные сетований или угроз, которые требовали, чтобы лорды и депутаты заседали совместно. Сторонники Кромвеля тотчас их поддержали. На восемнадцатое декабря было назначено для обеих палат торжественное молебствие, которое должно было сопровождаться постом, чтобы свет Господень осенил умы для разрешения столь важного дела. Проповедников выбрали Кромвель и Вен.
Проповедниками были индепенденты. Пресвитериане не могли не понять, что проиграли. Им приходилось спешить. Девятнадцатого декабря они попытались заставить своих противников хотя бы в чём-нибудь уступить. Они склонились принять Акт о добровольном отречении от службы, однако предложили сделать исключения для графа Эссекса, который мог бы по-прежнему командовать армией и оставаться членом парламента. После бурных прений стали голосовать. Эссекса поддержало только девяносто три депутата. Сто депутатов высказались против того, чтобы он продолжал командовать армией. Акт был утверждён. Двадцать первого декабря его направили в палату лордов, где он и застрял.
