Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 1
Конечно, на счету юного Цезаря были кое-какие приключения. Но искушенным его не назовешь: лицо его было приметней натуры. И вобще юный Цезарь при всех его несомненных способностях был очень скромен, ему не хватало напористости, чтобы вырасти в крупного государственного деятеля, на которого могли смело положиться другие, но сам он скорее помог бы кому-то продвинуться вперед, нежели поборолся бы за собственную карьеру.
Предчувствия не обманули Публия Рутилия Руфа. Юный Цезарь и Аврелия подходили друг другу. Он был мягок, внимателен, вежлив, его любовь была скорее нежна, чем полна огня; возможно, если бы он пылал страстью, то и она бы зажглась, но… Их любовь была нежна в прикосновениях, ласкова в поцелуях, нетороплива в движениях. Это устраивало обоих.
И Аврелия могла сказать себе, что она, несомненно, заслужила бы одобрение Корнелии, матери Гракхов, так как исполнила свою обязанность точно так же, как, вероятно, делала это Корнелия, мать Гракхов: с удовольствием и с чувством исполненного долга. Это давало гарантию – соитие само по себе не превратится в цель ее жизни, не заставит ее искать наслаждения на стороне – и что брачное ложе ей никогда не опротивеет.
ГЛАВА III
Зиму Квинт Сервилий Сципион провел в Нарбо, сокрушаясь о своем потерянном золоте. Здесь он получил письмо от блестящего молодого адвоката Марка Ливия Друза, одного из самых пылких – и самых разочарованных – поклонников Аврелии:
«Мне не было и девятнадцати, когда мой отец, цензор, умер и оставил мне в наследство не только все свое богатство, но и положение главы семейства. К счастью, единственной тягостной моей ношей была тринадцатилетняя сестра, лишенная и отца, и матери. В это время моя мать, Корнелия, попросила разрешения взять сестру к себе в дом. Я, конечно, отказался. Хоть и не было никакого развода, вам, я знаю, известно, как холодно относились мои родители друг к другу, особенно когда отец согласился отдать моего младшего брата в приемные сыновья. Мать всегда любила его гораздо больше, чем меня. Поэтому, когда брат сделался Мамерцем Эмилием Лепидом Ливианом, она, оправдываясь его юным возрастом, уехала жить к нему, где – это правда – вела жизнь более свободную и распущенную, чем могла себе позволить в доме моего отца. Я пытаюсь напомнить вам об этом, ибо тут замешан вопрос чести: а честь моя задета гнусным, себялюбивым поведением матери.
Смею надеяться, что я воспитал сестру мою, Ливию Друзу, так, как приличествует ее высокому положению. Сейчас ей восемнадцать, и она готова выйти замуж. Так же, как и я – жениться, несмотря на мой юный возраст – мне двадцать три. Я знаю, что обычно для этого дожидаются двадцати пяти, а многие женятся только тогда, когда попадут в Сенат. Но я не могу. Я – глава семейства и единственный мужчина из Ливиев Друзов в моем поколении. Мой брат Мамерц Эмилий Лепид Ливиан не может более носить имя Ливия Друза или претендовать на состояние отца. Поэтому мне следует жениться и произвести потомство, хотя когда отец умер, я и решил, что подожду и прежде выдам замуж сестру.»
Тон письма был так прямолинеен и суховат, как и сам юноша, но Квинт Сервилий Сципион не усмотрел в этом ничего дурного. Сципион жил с отцом юноши, теперь сын Сципиона дружил с младшим Друзом.
«Поэтому, Квинт Сервилий, я как глава семьи хочу предложить вам, главе вашей семьи, брачный союз. Мне в данном случае показалось неразумным обсуждать этот вопрос с моим дядей, Публием Рутилием Руфом. Хоть я и не имею ничего против него – ни как против мужа моей тети Ливий, ни как против отца ее детей. Но ни его происхождение, ни его характер не внушают доверия к его мнению. Только недавно, например, до моего сведения дошло, что он убедил Марка Аврелия Котту разрешить его падчерице, Аврелии, самой выбрать себе мужа. Трудно себе представить поступок, менее свойственный римлянину. Конечно же, она выбрала смазливого юнца Юлия Цезаря, ненадежного, бесхарактерного, который никогда ничего не достигнет.
Решив прежде выдать замуж сестру, я надеялся освободить мою будущую жену от необходимости жить с моей незамужней сестрой в одном доме и тем самым быть в ответе за ее поведение. Я вовсе не вижу добродетели в том, чтобы перекладывать свои обязанности на плечи других.
Вот что я предлагаю, Квинт Сервилий: разрешите мне жениться на вашей дочери, Сервилий Сципиони, а вашему сыну Квинту Сервилию-младшему – на моей сестре, Ливий Друзе. Это – идеальное решение для нас обоих. Связь наших семейств, укрепившись узами брака, пройдет через многие поколения. И у моей сестры, и у вашей дочери – совершенно одинаковое приданое, а это значит, что деньги не придется передавать из рук в руки, что тоже немаловажно в наше время дефицита наличных денег.
Пожалуйста, сообщите мне о вашем решении.»
А что здесь решать? О такой партии для своих детей Квинт Сервилий Сципион мог только мечтать: состояние Ливия Друза было столь же внушительно, как и его родовитость.
Ответ Сципион написал сразу же:
«Мой дорогой Марк Ливий, я восхищен. Согласен. Действуйте. Готовьте свадьбы.»
Друз приступил к обсуждению своего плана со своим другом Сципионом-младшим: ему не терпелось подготовить друга к знакомству с письмом, которое, он знал, тот скоро получит от отца. Будет лучше, если Сципион-младший будет сам заинтересован в предстоящей женитьбе, нежели просто исполнит родительскую волю.
– Я хотел бы жениться на твоей сестре, – сказал Друз Сципиону.
Тот удивленно посмотрел на друга, но ничего не ответил.
– А еще мне хотелось бы, чтобы ты женился на моей сестре, – продолжал Друз.
Сципион заморгал, но опять ничего не ответил.
– Ну, так что ты скажешь? – не выдержал Друз.
Наконец-то Сципион собрался с мыслями /глубина которых, как правило, была не столь значительна, как его знатность и состояние/ и сказал:
– Я должен поговорить с отцом.
– Я уже поговорил, – сообщил Друз. – Он согласен.
– Тогда, думаю, все в порядке.
Квинт Сервилий, Квинт Сервилий, я хочу знать, что ты сам – сам! об этом думаешь! – рассердился Друз.
– Ну, ты нравишься моей сестре, здесь все в порядке…
И мне твоя сестра нравится, но… – он осекся.
– Но – что?
– Не уверен, что я ей нравлюсь. Теперь пришел черед Друза удивляться:
– Что за чушь? Как ты можешь ей не нравиться? Ты – мой лучший друг! Конечно же, нравишься! Я все здорово придумал – мы останемся вместе!
– Неплохо бы.
– Ну, вот что. Я обсудил все детали в переписке с твоим отцом – приданое и все такое прочее. Ни о чем не беспокойся.
– Ну и хорошо.
Они сидели на скамейке под великолепным старым дубом, который рос рядом с Прудом Курциев в нижнем Форуме; они только что съели изысканный завтрак – пресный пирог с начинкой из чечевицы и свиного фарша, сдобренного специями.
Поднявшись, Друз отдал слуге салфетку и стоял, пока тот проверил, не запачкал ли хозяин белоснежную тогу.
– Куда ты так торопишься? – спросил Сципион-младший.
– Домой, рассказать все сестре, – Друз приподнял бровь. – Тебе не кажется, что тебе надо бы пойти домой, к сестре, и все ей рассказать?
– Пожалуй, да, – неуверенно сказал Сципион. – А может ты ей лучше сам все скажешь? Ты ведь ей нравишься…
– Что ты, дурачок! Ты должен сам ей об этом сказать. Это – родительское благословение, передать его должен ты, а мое дело – поговорить с Ливией Друзой.
И Друз пошел домой в направлении Лестницы Весталок.
Его сестра была дома – где ей еще быть? С тех пор как Друз стал главой семьи, а их матери, Корнелии, было запрещено переступать порог дома, Ливия Друза не могла отлучиться без разрешения брата. Она даже не осмеливалась уйти украдкой, так как в глазах брата на ней лежало клеймо позора ее матери, в ней он видел слабое, подверженное соблазну, создание, которому нельзя давать ни малейшей свободы; он поверил бы во все дурное, что бы о ней ни сказали, даже если единственной уликой ее вины было бы ее отсутствие дома.
– Пожалуйста, попросите сестру зайти ко мне в кабинет, – сказал он управляющему.
Дом Друзов считался одним из самых красивых в Риме; строительство его закончилось как раз перед смертью Друза-цензора. Вид, открывавшийся с лоджии верхнего этажа, был великолепен: здание стояло на самой высокой точке Палатина над Форумом. По соседству находилась Флакциана – пустырь, где раньше находился дом Марка Фульвия Флакка, а чуть подальше – дом Квинта Лутация Катулла Цезаря.
Выстроили его в чисто римском стиле. Даже на той стене дома, которая выходила на пустырь, не было окон: там снова построят дом, его внешние стены примкнут к стенам дома Друза. Высокая стена с тяжелыми деревянными дверями и огромными воротами выходила на Кливус Виктория и, по сути дела, являлась задней частью дома; фасад возвышался над округой. Дом был трехэтажный, на сваях, прочно вбитых в склон скалы. Верхний этаж, на одном уровне с Кливусом Виктория, занимало благородное семейство; хранилища, кухни и комнаты для слуг были ниже, там, где часть внутренней площади помещения скрадывала крутая скала.
