Водолаз Его Величества - Яков Шехтер
Пока Лейзер раскачивался над книгой, Двора-Лея рассовала нехитрый скарб по углам и, наказав Артему присматривать за отцом и за вещами, вышла во двор осмотреться.
Оказалось, что с большей частью постояльцев она уже знакома. Это были те самые паломницы, которые на корабле столь щедро учили ее яффскому уму-разуму. Летучий обмен новостями быстро выявил удивительные подробности. Несмотря на опытность, все до одной паломницы пали жертвой примитивного коварства лодочников. Каждой пришлось выложить много больше того, о чем договаривались изначально. Только Двора-Лея сумела настоять на своем.
Она-то думала, будто ее спор с лодочником никто не заметил. Как же! На постоялом дворе об этом знали все, и каждая паломница считала своим долгом перекинуться с Дворой-Леей парой слов. Кто-то выражал удивление, немногие восхищались, но большинство недоумевали. С удивлением она поняла, что кунштюки арабов никого не смущают, видимо, это составная часть платы за перевоз, условие игры, в которую с удовольствием играют обе стороны. Если что и вызывало удивление, так это ее, Дворы-Леи, несговорчивость и проявленная жесткость.
Эти разговоры не бросили даже тени сомнения на уверенность в собственной правоте, переполнявшую Двору-Лею до самой макушки. Состояние, когда-то обещанное ребецн, пришло и много лет назад овладело ею целиком. Она точно знала, как нужно себя вести в любом положении, и поступала только в соответствии с этим своим представлением. Мнения других людей интересовали ее лишь как повод для разговора, а посудачить Двора-Лея любила больше всего на свете.
Через полтора часа она вернулась в кладовку, переполненная полезными сведениями. Лейзер сидел в той же позе у стола, не замечая ничего, кроме страниц раскрытой книги, Артем безмятежно спал, раскинувшись на одной из кроватей.
– В Иерусалим можно попасть поездом или дилижансом, – с порога начала Двора-Лея. – А можно прийти пешком.
– Пешком – это как? – сразу оторвался от книги Лейзер.
– Нанять подводу, сложить на нее вещи и топать следом.
– Значит, пешком, – не терпящим возражения тоном произнес Лейзер. – К святости надо подниматься шаг за шагом. Своими ногами.
– Ну я-то выдержу, – хмыкнула Двора-Лея. – А вот ты-то, ты-то с такими ногами как доберешься?
– С Божьей помощью, – ответил Лейзер.
– Тогда я иду договариваться насчет подводы, – решительно произнесла она. – Сразу предупрежу, что на полдороге ты сядешь рядом с вещами.
– Разве я с тобой спорю? – пожал плечами Лейзер, переворачивая страницу.
Раздался стук. Негромкий, но четкий и настойчивый. Лейзер оторвал глаза от книги, Артем приподнялся на локте, а Двора-Лея, сделав два шага, ухватилась за ручку и распахнула дверь. На пороге стоял господин лет сорока, в строгом темном костюме с наглухо застегнутой в такую жару жилеткой и в черной фетровой шляпе, совсем неуместной для яффского климата.
– Простите, – вежливо осведомился господин, – это здесь остановился тот, кто взял за шкирку Мустафу-лодочника?
– Здесь, – недовольно буркнула Двора-Лея. Ей вовсе не улыбалось обзавестись репутацией вздорной особы, едва ступив на Святую землю. Но и отрицать очевидное не имело смысла, прослыть лгуньей для торгового человека куда хуже славы скандалистки.
– Меня зовут Эфраим, – вежливо приподнял шляпу незнакомец. – Я управляющий апельсиновыми плантациями в районе Гедеры. У меня к вам деловое предложение.
– Заходите, – широко распахнула дверь Двора-Лея. Ей нравилось заводить деловые связи через два часа после прибытия на новое место.
После короткой процедуры знакомства Эфраим, отказавшись от чая, быстро обрисовал суть предложения. Мустафа – известный всему Яффо жулик и вымогатель. Причем жулик нахальный, а вымогатель беззастенчивый. До сих пор никому не удавалось поставить его на место. Человеку, сумевшему это сделать, Эфраим готов предоставить хорошо оплачиваемую работу.
– А о чем, собственно, идет речь? – осведомилась Двора-Лея.
– На плантации работают арабы из Рамле и Лода, – ответил Эфраим. – Евреям надо платить вдвое больше, да и найти их негде. Поэтому владелец апельсиновых садов вынужден брать на работу всякий сброд. Платят арабам немного, но зато они отлынивают, как только могут, и пытаются уворовать все, что видят. Когда созревают апельсины, крадут апельсины, а так тянут утварь, инструмент, даже кружки, из которых сами же пьют воду. Пока я нахожусь в садах, они держатся осторожно, но стоит отлучиться, тут же прекращают работу. Мне нужен помощник, который сможет держать их в руках.
– А на каком языке я буду с ними разговаривать? – спросил Артем.
– На том же, что с Мустафой, – улыбнулся Эфраим. – Арабы трусливы и боятся силы. Если сразу сумеешь поставить их на место, поначалу будет хватать жестов. А потом немного подучишь турецкий и арабский. Без них в этой стране работать невозможно.
– Когда нужно начинать? – деловито осведомилась Двора-Лея. Она уже приняла решение, ни на секунду не усомнившись в том, что сын беспрекословно подчинится ее воле.
– Да хоть завтра, – снова улыбнулся Эфраим. – Но, полагаю, вам надо прийти в себя, осмотреться, съездить на святые места. За неделю управитесь?
– За неделю? – удивился Лейзер.
– Управимся, – ответила Двора-Лея.
До Иерусалима добирались два дня. Наняли арабского возчика и вышли рано утром, при первых лучах солнца. Вещи тряслись на телеге, а семейство Шапиро брело следом, разглядывая окрестности. Вдоль дороги тянулись заросли зеленых, пропыленных кактусов, из которых торчали красные плоды, похожие на продолговатые помидоры, утыканные тонкими шипами. Иногда попадались навьюченные верблюды, ведомые арабами, сидящими на осликах. Ослики были маленькими, и арабам приходилось подгибать ноги, чтобы не зацепиться бабушами[16] за землю.
За верблюдами, оттопырив внушительных размеров зады, шествовали грудастые женщины в черном, нагруженные кладью, почти как верблюды. У них на головах умещались вязанки хвороста, или доверху наполненные корзины, или даже небольшие сундуки. Двора-Лея смотрела на них с изумлением, но сами арабки, судя по выражению их лиц, не испытывали неудобства.
Проходили мимо оливковых рощ. Ветки кряжистых деревьев, с кривыми, узловатыми стволами были усеяны зелеными оливками. Они совсем не походили на черные, влажные маслины, которые продавались в чернобыльской лавке колониальных товаров.
Редкие деревни выглядели бедно и запущенно, выделялись только купола мечетей и узкие минареты, напоминающие пирамидальные тополя Украины. Черные от грязи мальчишки на околицах, одетые в неописуемые ошметки одежды, настороженными взглядами провожали семейство Шапиро.
– Нище живут, – заметил Лейзер. – Куда хуже украинских крестьян.
– Какая тебе разница, – отозвалась Двора-Лея.
– Они наши соседи. Будут смотреть, как мы живем, завидовать, воровать и ненавидеть. Надо как-то им помочь.
– Себе сначала помоги, – возмутилась Двора-Лея. – У самого ни кола ни двора, а уже арабам помогать рвешься?!
Вместо ответа Лейзер лишь пожал плечами.
После полудня добрались до начала подъема в горы.
– Баб эль-Вад[17], – объявил возчик, решительно заворачивая телегу на постоялый двор, справа от дороги. – Тут заночуем.
– Почему? – возмутилась Двора-Лея. –
