Игорь Лощилов - Несокрушимые
— Ты как собака: хватаешь и сыт не бываешь, гляди как бы не распучило. Коли озлишь людей, не сдобровать.
— Что ты, князь, на хлеб и на соль злодея не бывает. Да и ты у нас на что? Не дашь, чай, в обиду.
В общем, не до конца внял Булыга предупреждению, хотя немного поостерёгся и начал скупать зерно не явно, а через хлебопёков и Калашников. Пришлось ввести ограничение и для них: дозволили покупать не более четверти муки, только для дневной выпечки. Тогда Булыга задумал очередную каверзу, с которой, однако, пришлось повременить. Поздним вечером, когда делался очередной обход должников, какие-то отчаянные люди подстерегли его у Авраамиевской башни и сбросили со стены. То был выплеск праведного гнева, не подвластного ни воеводам, ни городскому совету, а, быть может, просто наказание мздоимцу, не пожелавшему прислушаться к воеводскому совету.
И ведь снова повезло злыдню: угодил в яму, куда сгребали мусор и павшую листву, удар смягчился и смерти не принёс. Ночью во время одной из своих бесконечных ходок по боевой площадке услышал Ивашка-рыбарь сдавленные стоны с земли. Спустился и нашёл того, кого меньше всего желал бы видеть.
— Помоги, не держи зла, — попросил его Булыга и добавил: — Я тебе остатний долг прощу.
А долгу уже меньше тридцати копеек.
«Не дорого же ты ценишь свою жизнь, ирод», — подумал Ивашка. Однако какой бы ни был, всё одно человечья душа, её и задарма спасать полагается. Взял он на руки своего вечного заимодавца и вынес к сторожевому костру. Сидящие там караульщики находке не обрадовались, от Булыги доброе слово давно отстало, но это были люди такого же благородного замеса, что не позволяет бить лежачего и ущемлять страждущего. Кто-то посетовал:
— Жил собакой, так и околел бы подзаборным псом, ан не вышло, хучь годами уже стар.
Ему возразили:
— Умирает не старый, а поспелый, видать, не поспел ещё, да-а...
Булыга жалобно стонал, молил о помощи и бормотал о деньгах, то ли сулил награду, то ли беспокоился о пропаже.
— Жизнь на нитке, а он о прибытке, — осудили стражники и послали за кем-нибудь из знахарей. Пришёл Антип, вправил вывихнутую руку, а от всего прочего лечение одно: наешься луку, ступай в баню, натрись хреном да запей квасом — вот и всё. Гришка-дозорный, прознав про такое милосердие, Антипа осудил:
— Ивашка сызмальства дурной, опосля того как водяной под корягу уволок, за себя постоять не может. Но ты, муж разумный, зачем пакостника на людскую беду поправил?
— Больной да нищий у Христа за пазухой, грешно руку поднимать.
— Ну-ну, как бы вскорости пожалеть не пришлось.
Эти слова, сказанные с неподходящей случаю угрозой, скоро сбылись. Булыга, едва лишь оклемался, решил отомстить своим обидчикам, в которые для верности зачислил всех горожан. Пригласил к себе хлебников, прилично угостил по случаю счастливого избавления от смерти и объявил, что муки на продажу у него более нету.
— Как?! Почему?! — испугались они.
— Тихо, лебеди мои! Отдохните денёк-другой и приметесь снова, никуда ваши калачи не денутся.
Подумали гости и успокоились, соперники им и вправду не помеха, покупателей не сманят, ибо всё одно более чем на четверть муки хлеба не испекут.
— А за издержки каждому жалую по рублю, — добавил Булыга. Радостный крик был ответом на неожиданную щедрость, и гульба продолжилась без огляда.
На другой день город переполошился: многие хлебные лавки оказались закрытыми, а в открытых хлеб мигом расхватали. Причина происшедшего выяснилась быстро, будто опять кто-то подсказал. Озлобленная толпа бросилась к дому Булыги и высадила ворота. Хозяин после очередных припарок нежился на тулупе, его вынесли во двор и вытряхнули в грязь.
— Ого-го! — кричали ему в раже. — Готовься деревянный тулуп примеривать.
Оказавшийся здесь на свою беду Антип пробовал было урезонить людей и призывал их оставить в покое ещё не до конца оправившегося старого человека, но они не внимали голосу рассудка.
— Ему теперь твои припарки на надобны!
— Пущай парит до конца, — раздался чей-то голос, — бери москаля тоже, он одна с ним шайка.
Схватили обоих и бросили в подвал самой ближней из всех Пятницкой башни, хорошо ещё что сразу не убили. Что ожидало теперь двух несчастных пленников, можно только гадать. Озлобившиеся от голода люди наконец-то нашли одного из виновников своего жалкого состояния, их гнев правомерен, но почему власти попустительствуют произволу? Тут было над чем подумать.
Булыга чувствовал себя скверно и страдал от холода, небольшой плат, чтобы прикрыть срам — вот и всё, что ему дали. Антип вынуждено поделился с ним одеждой, хотя и сам был полураздет. Он смотрел на измученного старика и думал:
«Какая жалкая участь человека, имевшего всё, что можно только пожелать, и лишившегося из-за своей неуёмной жадности всего. Воистину: наг я пришёл в этот мир, наг и ухожу. Только пришёл с радостью, а ухожу с позором. И всё потому, что был нарушен основной закон жизни: любить ближнего, как самого себя. Он угрызал других и теперь истребляется ими, он всё делал ради ублажения плоти и теперь готов в ответ получить тление. Но жил бы по духу, пожинал бы его плоды: любовь, радость, долготерпение, милосердие, кротость... Человек, получивший от Господа силу и волю, мог бы столько сделать во благо ближнего: построить дома, больницы, храмы, мосты, поддержать слабых, дать работу нуждающимся — и надолго остаться в светлой людской памяти...»
Антип не заметил, как сам заговорил вслух. Булыга прислушивался и согласно кивал.
— Ты прав, добрый человек, — откликнулся он, и впервые в его голосе прозвучала искренность и теплота. — Ежели бы всё начать сначала, нет, не надо сначала... Если бы удалось вырваться отсюда, я бы зажил по-другому и всё нажитое употребил бы во благо других. Господи, если ты просветлил меня, сделай так, чтобы я сделал твоё просветление жизнью!
Он без умолку повторял свою покаянную речь, так что Антип даже сжалился, взял его руку и долго рассматривал в темноте.
— Есть ли при тебе деньги? — прозвучал неожиданный вопрос.
— Откуда? Сам видел, как взяли; они есть, но спрятаны, только бы добраться до них...
— Тогда успокойся: тебе суждено умереть с деньгами в руках, значит, сегодня обойдётся.
Булыга замолчал, какое-никакое, а всё же утешение. В наступившей тишине в подвале можно было уловить тихое шуршание. «Должно быть, мыши, — подумал Антип, — готовятся к зиме, утепляют гнезда, а им, удастся ли им дожить до зимы?» Постепенно шуршание становилось громче и всё чаще привлекало внимание Антипа. Он направился к месту, где оно раздавалось особенно явственно, и с радостью различил в беспорядочных звуках вполне отчётливые мерные удары — кто-то пытался проникнуть к ним извне. Так и есть, удары с каждой минутой становились громче, и скоро пол стал вспучиваться. Антип принялся разрывать землю, ломая ногти, раздирая в кровь руки. Наконец, обозначилась дыра, из которой высунулась голова Афанасия, а затем показался он весь. Приятели радостно обнялись, Булыга смотрел на них с открытым ртом, не смея произнести ни слова, только думал: неужто Господь внял его мольбам и совершил чудо? Но нет, никакого чуда не было. Смоляне уже давно вели тайный ров к Днепру, чтобы снабжать крепость водой, он начинался в колодце, недалеко от Пятницкой башни, и Афанасий решил воспользоваться им для освобождения друга. Иных способов ему не виделось, ибо разъярённая толпа требовала немедленной крови и спешно готовила место для прилюдной казни, до неё оставались считанные минуты. Всё это он торопливо объяснил пленникам и торопил с побегом. Куда? В крепости им сейчас показываться нельзя, оставалось только одно — за её стены, где имелся тайный выход. Там, если повезёт, можно будет переждать людское помрачение и вернуться позже, уже не опасаясь расправы.
Страшно было нырять в мрачный зев подземелья и ползти по узкому земляному лазу без уверенности в благополучном исходе, но ещё страшнее оказалось вылезти наружу. Холод властно заключил полураздетых людей в ледяные объятия. У них ещё хватило сил отползти от выхода, чтобы не дать возможности врагу обнаружить ведущиеся работы, затем оба обездвижили, и сколько прошло времени — не ведали. Неужели так и суждено нынче помереть, если не от рук разъярённой толпы, то от холода?
— Придётся идти к ляхам, — едва выдавил Булыга через синие губы и, уже более не таясь, похромал к недальним окопам. Антип последовал за ним. Жалкое состояние очередных перебежчиков могло тронуть самую чёрствую душу. Ляхи, находившиеся в окопах, дали им водки, кое-как приодели и отвели к начальству. Потекли допросы, Булыга говорил много, явно стараясь выслужиться, Антип хмуро отмалчивался и пробовал остановить словоохотливого спутника.
— Ты давай, голубь, помогай врать, — сказал ему Булыга, — надобно до высоких панов добраться, а они на том берегу, смекаешь?
