Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3
— Отлично. Я буду вашим первым голым противником. Сегодня же.
— На это я и рассчитывал. Вы оскорбили меня, сударь, назвав меня клистирщиком, и за это я лишу вас мужских частей…
— Черт, черт! — завопил теолог при общем хохоте. — Изыди, Сатана, в ад кромешный!..
— А также чертовка, — сказал Грипсолейль, хватая за юбку пробегавшую мимо смазливую публичную девицу. — Поди сюда, милашка. Вздор, что значит занята? Я поймал тебя, значит, ты моя. Ну-ка, садись. — Он усадил девицу к себе на колени; она посопротивлялась немного для вида и уселась поудобнее. Грипсолейль оглядел стол.
— Пить нечего, и гуся сожрали, — пробормотал он и вдруг заорал страшным голосом: — Хозяин, эфиоп! Тащи вина, дроздов, печений и фрикасе! Pronto, prontissimo![98] За все отвечает серебро, как выражался царь Соломон! — И он щелчком пустил монету вертеться по столу.
Новые порции еды и питья были принесены, и компания с удвоенной силой взялась за дело. Красотка не отставала от прочих. Грипсолейль что-то шептал ей на ухо; она закатывалась хохотом, изо рта у нее летели крошки и осыпали всех сидящих.
— Около моста Секули, — говорил теолог с набитым ртом, — вчера ночью надели на булавку одного дворянчика из Ломбардии. При нем было занятное письмо, болтают, что от графа Респиги… Но оно пропало неведомо куда, я сомневаюсь, было ли оно вообще.
— А кому оно было адресовано? — спросил Биран.
Студент, помогая себе пальцами, что-то сказал, но его не поняли. Он прожевал и повторил:
— Принцу Кейлембару.
Поднялся гвалт. Монир помалкивал, ловя реплики справа и слева:
— Но они же во Франции, какого черта он делал здесь?..
— Погодите, а кто убил? Расскажите толком.
— А почему мне не подали золотых потрохов? Обман ваша вывеска…
— Купила какая-то дама. Хоть от этого воры поживились…
— Темная история, если не враки…
— Послушай, а как тебя, собственно, зовут?
— Фрам, это от Фрамфер. Вперед, вперед. Это по-шведски.
— Чче-орт знает что за имя — Лиарда! Это напоминает бряканье гроша в церковной кружке…
— Не поминайте имени Лианкарова всуе, как говорит наш друг, ныне щупающий красотку.
— Я. тебя буду звать Аделаида.
— А что думает гвардия, господин Монир?
— Я думаю так: сейчас пойдем к Таускароре, луна уже взошла, мне нужно драться с этой береткой. Я его скоро… Представь, оба нагишом, шпага в руках, кинжал в зубах, кинемся друг на друга, мотая членами. Зрелище, какого не видали даже древние римляне! Ты знаешь, кто такие древние римляне?
— Грипсолейль, да помолчите же!
— В чем дело, господа? — сказал Грипсолейль, глубоко засунув руку под юбки своей дамы. — Я мешаю вам? Все, что вы говорите, — сущий вздор. Истина в вине и… — Он засунул руку еще глубже. Красотка делала вид, что это ее не касается.
— Вы ищете там истину? — спросил медик. Застолица примолкла, все смотрели на Грипсолейля.
Красотка взвизгнула. Грипсолейль вынул руку.
— Жизнь есть разочарование. Я надеялся, что она девица… Вы видели такого дурака?..
В десять часов они вывалились на улицу. Несмотря на позднее время, улица была оживлена и освещена. Сигнал к тушению огней был подан час назад, но уже с месяц им пренебрегали.
— Вперед, холоститель! — вопил Грипсолейль, волоча за собой красотку. — Идем на пустырь, на Мертвое поле. Драка без штанов, но при лунном свете! Аделаида получит того, кто останется с яйцами!
Компания хохотала, не чая худого. Но Грипсолейль на середине пустыря остановился и воткнул шпагу в землю.
— Студент, вы готовы?
— Всегда, — ответил Вивиль Генего, сбрасывая плащ.
— Вы не боитесь остаться без принадлежности?
— Я рискую этим в равной степени с вами, но себе-то я их в худшем случае пришью обратно…
Каждую реплику встречали взрывами хохота. Между тем противники уже скинули камзолы и распускали пояса. Монир первый понял, что они не шутят.
— Господа, господа! Имейте стыд…
Маро, Биран и теолог схватили Грипсолейля. Вивиль Генего успел оголиться настолько, что красотка закрыла лицо руками и с воплем кинулась прочь.
— Куда же ты, Аделаида? — крикнул ей вдогонку Грипсолейль. — Пустите меня, кастраты!
Он вырвался и хотел было удариться следом за девицей, но тут у него упали штаны, и он безнадежно махнул рукой.
— Эх, черт убежала такая девочка! — вздохнул он, затягивая пояс. — Господа! Отпустите эскулапа. Я раздумал. Слишком свежо для таких упражнений.
— Я очень рад этому, — говорил Монир, помогая студенту одеться. — Выдумка ваша чрезвычайно остроумна, но лучше пролить бочку вина, нежели стакан благородной крови. Пойдемте еще выпьем…
Он подскочил к Грипсолейлю, чтобы завязать шкурок на рукаве его колета. Мушкетер отодвинул его плечом.
— Я же говорил, вы рождены лакеем, господин Монир. Вы боитесь голой шпаги, как монах голой бабы…
Теперь все смотрели на Монира. Грипсолейль целый вечер набивался на ссору с ним. В конце концов, всему был свой предел.
Монир поклонился Грипсолейлю со всем изяществом, но при его тощей фигурке поклон вышел угодливый.
— Соблаговолите взять вашу шпагу, сударь, — сказал он, — я вам кое-что покажу.
— А, вот это дело! — закричал Грипсолейль.
Монир вынул шпагу и встал в позицию, заложив левую руку за спину. Грипсолейль, не отличавшийся высоким ростом, все же нависал над ним, как скала; Монир выглядел против него тринадцатилетним подростком.
Шпаги звякнули. Через двадцать секунд Грипсолейль сделал отличный выпад. Монир неуловимым движением снизу вверх выбил у него шпагу; сверкнув молнией, она отлетела шагов на пятьдесят. Все ахнули.
— Угодно повторить? — осведомился Монир.
— Дерьмо! — возопил Грипсолейль. уже не на шутку задетый — Ди Маро, дайте вашу шпагу, я ее знаю. Ладно, он мне показал, а вот сейчас я ему покажу.
Он с яростью налетел на Монира, не давая ему повторить свой прием; он был достаточно искусным бойцом, чтобы сразу же примениться к противнику. Монира было уже не видно в блеске его шпаги. Но когда он хотел ошеломить гвардейца секущим ударом, шпага Монира точно попала острием в чашку его шпаги, и он вторично остался безоружен.
— Не повредил ли я вам руку, Боже упаси? — спросил Монир.
Зарычав, как тигр, Грипсолейль выхватил кинжал и нырнул под шпагу Монира. Никто не успел и моргнуть, как он уже лежал носом в землю, а кинжал его валялся в стороне. Все невольно зааплодировали. Монир поклонился, показывая шпагу без единого пятнышка крови.
— Браво, господин Монир! — воскликнул ди Маро. — Вы блестяще доказали свое дворянство нашему другу…
— О нет, одно с другим не связано, — учтиво возразил Монир. — Эти штуки способен проделать любой учитель фехтования…
Гилас побежал за шпагами. Грипсолейль встал, отплевался от пыли и отряхнул костюм. От его былой ярости не осталось и следа.
— Вашу руку, господин Монир, — сказал он своим обычным двусмысленным тоном. — Вы доставили мне огромное удовольствие. Когда-нибудь я убью вас, но с этим еще успеется. Теперь же воистину надо выпить, ибо я наелся земли.
— Предлагаю отличное заведение под вывеской «Туфля королевы», на Липовой улице, — сказал Вивиль Генего.
— Фи! Но это далеко, — запротестовал кто-то.
— Что за беда! По пути мы споем пару-другую песен Зато там открыто всю ночь, и вообще место хорошее. А то соседство Таускароры, — студент кивнул на высокие мрачные стены, — нагоняет на меня тоску.
В «Туфле королевы» стоял изрядный шум. Помещение было обширное, но они не без труда нашли свободный стол. Публика состояла из дворян довольно низкого разбора; только в одном из углов сидел надменный господин, облаченный в синий бархат с золотыми лилиями. Он хмуро мазнул глазами вошедших и снова уставился в свой стакан.
— Что-то слишком людно, — сказал Жан ди Валуэр.
— Плевать, — ответил Вивиль Генего. — В конце концов, они тоже в своем праве… Хозяин, — заорал он тоном завсегдатая и своего человека, — изюмного вина и женщин!
Явился хозяин — коренастый мужчина с голыми по локоть мускулистыми руками. Вивиль Генего спросил:
— Апрадр, что это за сброд у вас сегодня?
— Сам поражаюсь, сударь. Я всех их вижу впервые. Ввалились почти все сразу, потребовали выпивки и пожрать. Я им сказал, что у меня правило брать деньги вперед — верите ли, не торгуясь, расплатились свеженьким золотом… А из постоянных клиентов только господа мушкетеры ди Бресе, Мальтус и анк-Венк. Потребовали девочек и удалились в комнаты. У меня только Маргерита и Мария свободны.
— Ну, пусть принесут винца и яблок, — сказал студент. — Мы все же намерены повеселиться.
Хозяин ушел. Дворянство за большим столом громко рассуждало о политике. Монир прислушался.
