Граница - Станислава Радецкая
Он неожиданно ударил Йохана кулаком под дых, но тот шарахнулся в сторону и бросился на Цепного Пса. Они крепко сцепились в темноте и дрались молча, исступленно, не желая давать друг другу спуску.
- Эй, кто-нибудь! – Уивер прижался к двери и забарабанил в нее кулаками и пяткой. - Мои любезные друзья сейчас убьют друг друга и затопчут третьего! Что я буду делать с тремя трупами?
- Отмечать с ними Рождество, - донесся издалека ответ, и дружный хохот отразился от стен.
- Передай им, что калекам в тюрьме хуже, чем здоровым, - добавил кто-то, когда взрыв смеха стих.
Йохан подмял Цепного Пса под себя, и противник обмяк, словно потерял волю к сопротивлению. Во взгляде его читалась ненависть, а тонкие губы можно было разжать разве только ножом.
- Прекрати, Фризендорф. Ты убьешь старика! - Уивер придержал его кулак, и Лисица проглотил подступившую к горлу ненависть. Англичанин был так слаб, что он свалил бы и его, но велика ли честь избивать иссохшего от голода? Йохан встал на четвереньки и отполз в сторону. Голова раскалывалась, будто кто-то проткнул ее раскаленной кочергой, из носа шла кровь, и приходилось то и дело стирать ее ладонью и обрывком манжета. В спину поддувало: камзол явно треснул по шву, манжеты на рубахе оторвались во время драки, но и противник выглядел не лучшим образом.
Герхард кое-как поднялся, разминая руку, и сел на прежнее место. Он ничего не говорил, лишь с неприязнью смотрел на Йохана.
- Так-то лучше, - Уивер потер руки. Он по-птичьи склонил голову на бок. – Признаться, я немного одичал в тюрьме. Неужели на воле теперь принято колотить друг друга? Я предпочитаю более мирные занятия. Кстати, Фризендорф, не закидывай голову – подавишься кровью. Как доктор, рекомендую на нос холодное железо и голову вниз. Да и кровопускание лишним не будет. Я бы мог перевязать вас обоих, только нечем. О! – он неожиданно обрадовался. – Если у вас есть деньги, господа, мы могли бы попросить у стражи стол, и стулья, и вино, и пировать, как настоящие люди!
Цепной Пес смерил его уничижительным взглядом.
- И много вы тут напировали? – безучастно поинтересовался Йохан на латыни.
- Ну… Деньги кончились быстро. Знали бы вы, как жестокосердны местные солдаты! Они не только унесли кровать, свечи, стол и бумагу, но даже сняли с меня сапоги за долги, - в доказательство своих слов Уивер пошевелил пальцем в чулочной дырке.
- На вашем месте я бы подкупил солдат, господин Уивер, и сбежал отсюда.
Честер коротко рассмеялся и махнул рукой.
- Я все еще надеюсь на счастливый случай, - сказал он беззаботно. – Может, веревка оборвется или какая-нибудь прекрасная баронесса увидит меня и влюбится с первого взгляда, потребует остановить казнь и поедет ходатайствовать императору о моем помиловании. Глупо, - неожиданно вздохнул Уивер. – Я в очередной раз оказался без вины в тюрьме, но если сравнить здешнюю с Патной, то это – ночь и день! Я рад, что вы мне поверили, Фризендорф, раз были так щедры едой. Кому я ни писал из здешних шишек, все делали вид, будто мы незнакомы. Только крошка София передает мне тайком ободряющие записки. После одной из них я даже пытался копать подземный ход ложкой, но ко мне все время подсаживали каких-то мерзавцев – один ее спер, а второй сломал. Надеюсь, перед казнью меня побреют и приоденут, - озабоченно заметил он. – А то не хотелось бы показаться перед баронессой в таком затрапезном виде.
Англичанин говорил много; видно было, как он соскучился по разговорам. Время от времени у него садился голос, и он сипел, как кузнечные мехи.
- Нет, я здесь не останусь, - произнес Йохан, когда Уивер наконец замолчал.
- Дурак, - необычно ясно проговорил Герхард на латыни. – Ты опять даешь всем понять, что собираешься делать. Думаешь, никто из солдат не поймет латыни, пусть и с таким ужасным акцентом? Удивлен, что ты жив до сих пор. Защищаешь негодяя Пройссена и думаешь, что он наградит тебя? Болван.
Нос распух и пульсировал. Йохан осторожно промокнул его тканью.
- Я знаю, кто такой Пройссен, - возразил он. – И я собирался разобраться с ним. Он должен мне.
Цепной Пес саркастично рассмеялся.
- Разберись вначале с собой, - посоветовал он и потер подбородок, морщась от боли.
- А кто такой Пройссен? – с любопытством спросил Уивер. – Я даже не знаю, кого якобы убил! Все, что помню, мы пили, а потом он обозвал меня птичьим доктором, и явился еще кто-то… - он высоко поднял брови и после минутной паузы с сожалением продолжил. – Нет, не помню, кто это был. Но вино оказалось вкусным. А потом я пришел в себя под забором, и меня тут же заломали.
Он опять запнулся о князя и чертыхнулся. Честер заботливо оттащил его к стене, где было побольше соломы, и приложил ухо к его груди.
- Слабо, но дышит, - с удовлетворением заметил он. – Ну и шишка у него на лбу! Кто его так?
Йохан вздохнул.
- Я.
- Не думал, что вы будете выяснять отношения на кулаках, господин барон! Но все-таки, кто такой Пройссен?
- Мерзавец, - коротко ответил Йохан. Говорить в присутствии Герхарда ему не хотелось.
Через час Уивер выдохся и обиделся на неразговорчивость своих собеседников. Цепной Пес прислонился затылком к стене и, кажется, задремал; Йохан изредка
