Софья Бородицкая - Две невесты Петра II
Между тем начались у нас приготовления к сговору нашему. Правду могу сказать, редко кому случилось видеть такое знатное собрание: вся императорская фамилия была в нашем сговоре, все чужестранные министры, наши все знатные господа, весь генералитет, одним словом сказать, столько было гостей, сколько дом наш мог поместить обоих персон; не было ни одной комнаты, где бы не полно было людей. Обручение наше было в зале, духовными персонами, один архиерей и два архимандрита. После обручения все его сродники меня дарили очень богатыми дарами, бриллиантовыми серьгами, часами, табакерками и готовальнями и всякой галантереей; мои б руки не могли б всего забрать, когда б мне не помогали принимать. Наши перстни были, которыми обручались, его в двенадцать тысяч, а мой — в шесть тысяч. Напротив, и мой брат жениха моего дарил: шесть пудов серебра, старинные великие кубки и фляши золочёные. Казалось мне тогда, по моему малоумию, что это всё прочно и на целый мой век будет; а того не знала, что в здешнем свете ничего нет прочного, а всё на час. Сговор мой был в семь часов пополудни; это была уже ночь, и для того принуждены были смоляные бочки зажечь для света, чтоб видно было разъезжаться гостям; теснота превеликая от карет была; от того великого огня видно было, сказывают, что около ограды дома нашего столько было народа, что вся улица запёрлась, и кричал народ: «Слава Богу, отца нашего дочь идёт замуж за великого человека, восславит род свой и возведёт братьев своих на степень отцову!» Надеюсь, вы довольно известны, что отец мой был первый фельдмаршал и что очень был любим народом, и доднесь его помнят. О прочих всех сговорных церемониях или весельях умолчу, нынешнее моё состояние и звание запрещает; одним словом сказать: всё, что можете вздумать, ничего упущено не было. Это моё благополучие и веселье долго ль продолжалось? Не более как от декабря 24 дня по 18 января день. Вот моя обманчивая надежда кончилась, со мной так случилось, как с сыном царя Давида Нафаном: лизнул медку, и пришло было умереть. Так и со мной случилось: за двадцать шесть дней благополучных, или сказать радостных, сорок лет по сей день стражду; за каждый день по два года придёт без малого, ещё шесть лет надобно вычесть; да кто может знать предбудущее! Может быть, и дополнятся, когда продолжится сострадательная жизнь моя.
Теперь надобно уже иную материю зачать. Ум колеблется, когда приведу на память, что после всех этих веселий меня постигло, которые мне казались навеки нерушимы будут. Знать, что не было мне тогда друга, кто б меня научил, чтоб по этой скользкой дороге опаснее ходила. Боже мой! Какая буря грозная восстала, со всего света беды совокупились! Господи, дай сил изъяснить мои беды, чтоб я могла их описать для знания желающих и для утешения печальным, чтоб, помня меня, утешились. И я была человек, все дни живота своего проводила в бедах, и всё опробовала: гонения, странствия, нищету, разлучение с милым, всё, что кто может вздумать. Я не хвалюсь своим терпением, но о милости Божьей похвалюсь, что Он мне дал столько силы, что я перенесла и по сие время несу; невозможно бы человеку смертному такие удары понести, когда не свыше сила Господня подкрепляла. Возьмите в рассуждение моё воспитание и нонешнее моё состояние.
Вот начало моей беды, чего я никогда не ожидала! Государь наш окончил живот свой; паче чаяния моего, чего я никогда не ожидала, сделалась коронная перемена. Знать, так было Богу угодно, чтоб народ за грехи наказать: отняли милостивого государя, и великий был плач в народе. Все сродники мои съезжаются, жалеют, плачут обо мне, как мне эту напасть объявить; а я обыкновенно долго спала, часу до девятого; однако, как скоро проснулась, вижу, у всех глаза заплаканы; как они ни стереглись, только видно было. Хотя я и знала, что государь болен и очень болен, однако я великую в том надежду имела на Бога, что Он не оставит сирых; однако, знать, мы тому достойны были. По необходимости принуждены были мне объявить. Как скоро эта ведомость дошла до ушей моих, что уже тогда со мной было, — не помню; а как опомнилась, только и твердила: «Ах! пропала! пропала!» Не слышно было иного ничего от меня, что пропала! Как кто ни старался меня утешить, только не можно было плач мой пресечь, ни уговорить. Я довольно знала обыкновение своего государства, что все фавориты после своих государей пропадают: чего было и мне ожидать? Правда, что я не так много дурно думала, как со мною сделалось: потому, хотя мой жених и был любим государем, и знатные чины имел, и вверены ему были всякие дела государственные; но подкрепляли меня несколько честные его поступки. Знав его невинность, что он никаким непристойным делом не косен был, мне казалось, что не можно без суда человека обвинить и подвергнуть гневу или отнять честь или имение; однако после уже узнала, что при несчастливом случае и правда не помогает. И так я плакала безутешно. Свойственники, сыскав средства, чем бы меня утешить, стали меня (уговаривать), что я ещё человек молодой, а так себя безрассудно сокрушаю; можно этому жениху отказать, когда ему будет худо; будут другие женихи, которые не хуже его достоинством, разве только не такие великие чины будут иметь; а в то время правда, что (один) жених очень хотел меня взять, только я на то не склонна была, а сродникам моим всем хотелось за того жениха меня выдать. Это предложение так мне тяжело было, что ничего на то не могла им ответить. Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честна ли эта совесть, когда он велик, так я с радостью за него шла, а когда он стал несчастлив, отказать ему? Я такому бессовестному совету согласиться не могла; а так положила своё намерение, когда, сердце одному отдав, жить или умереть вместе, а другому уже нет участия в моей любви. Я не имела такой привычки, чтоб сегодня любить одного, а завтра — другого; в нонешний век такая мода, а я доказала свету, что я в любви верна. Во всех злополучиях я была своему мужу товарищ; и теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла, и не дала в том безумия Богу. Он тому свидетель: всё, любя его, сносила; сколько можно мне было, ещё и его подкрепляла. Мои сродники имели другое рассуждение; такой мне совет давали, или может быть, меня жалели. К вечеру приехал мой жених ко мне, жалуясь на своё несчастье; при том рассказывал о смерти, жалости достойной, как государь скончался, что всё в памяти был и с ним прощался. И, так говоря, плакали оба и присягали друг другу, что нас никто не разлучит, кроме смерти; я готова была с ним хотя все земные пропасти пройти. Итак, час от часу пошло хуже. Куда девались искатели и друзья? Все спрятались, и ближние отдалече меня стали, все меня оставили в угодность новым фаворитам; все стали уже меня бояться, чтоб я встречу с кем попалась, всем подозрительна. Лучше б тому человеку не родиться на свете, кому на время быть велику, а после прийти в несчастье; все станут презирать, никто говорить не хочет! Выбрана была на престол одна принцесса крови, которая никакого следа не имела в короне[52]. Между тем приготовлялись церемонии к погребению. Пришёл тот назначенный несчастливый день; нести надобно было государево тело мимо нашего дома, где я сидела под окошком, смотря ту плачевную церемонию. Боже мой, как дух во мне удержался! Началось духовными персонами, множество архиереев, архимандритов и всякого духовного чину; потом, как обыкновенно бывают такие высочайшие погребения, несли государственные гербы, кавалерию, разные ордена, короны; в том числе и мой жених шёл перед гробом, нёс на подушке кавалерию, и два ассистента вели под руки. Не могла его видеть от жалости в таком состоянии: епанча траурная предлинная, флёр на шляпе до земли, волосы распущенные, сам так бледен, что никакой живости нет. Поровнявшись против моих окон, взглянул плачущими глазами с тем знаком или миной: кого погребаем? в последний, в последний раз провожаю. Я так обеспамятовала, что упала на окошко: не могла усидеть от слабости. Потом и гроб везут: отступили от меня уже все чувства на несколько минут. А как опомнилась, оставя все церемонии, плакала, сколько моё сердце дозволило, рассуждая мыслью своей, какое это сокровище земля принимает, на какое, кажется, и солнце с удивлением сияло. Ум сопряжён был с мужественной красотой; природное милосердие, любовь к подданным нелицемерная. О Боже мой, дай великодушно понести сию напасть, лишение сего милостивого монарха. О Господи, Всевышний Творец, Ты все можеши, возврати хотя на единую минуту дух его и открой глаза его, чтоб он увидел верного своего слугу, идущего пред гробом, потеряв всю надежду к утешению и облегчению печали! И так окончилась церемония; множество знатных дворян, следующих за гробом; казалось мне, что и небо плачет, и все стихии небесные. Надеюсь, между тем и такие были, которые радовались, чая себе от новой государыни милости.
По прошествию нескольких дней после погребения приготовляли торжественное восшествие новой государыни в столичный город со звоном, с пушечной пальбой. В назначенный день поехала и я посмотреть её встречи: для того полюбопытствовала, что я её не знала от роду в лицо, кто она. Во дворце, в одной отхожей комнате, я сидела, где всю церемонию видела. Она шла мимо тех окон, под которыми я была, и тут последний раз видела, как мой жених командовал гвардией; он был майор, отдавал ей честь на лошади. Подумайте, каково мне глядеть на сие позорище! И с того времени в жизни своей я её не видала. Престрашного была взору. Отвратное лицо имела; так была велика, когда между кавалеров идёт, всех головой выше, и чрезвычайно толста. Как я поехала домой, надобно было ехать через все полки, которые в строю были собраны. Я поспешила домой, ещё не распущены были. Боже мой! Я тогда света не видела и не знала от Стыда, куда меня везут и где я. Одни кричат: «Это отца нашего невеста!» Подбегают ко мне: «Матушка наша, лишились мы своего государя!» Иные кричат: «Прошло ваше время, теперь не старая пора!» Принуждена была всё это вытерпеть, рада была, что доехала до двора своего; вынес Бог из такого содому.
