Юрий Щеглов - Бенкендорф. Сиятельный жандарм
Почему государь не стремится возвратиться в Россию и осесть здесь прочно, взяв в руки бразды правления? Зачем ему Европа? Почему он пренебрегает священной обязанностью воодушевлять и направлять народ, который, не жалея единственного достояния — жизни, спас страну от рабства?
Так думал не он один. Спасти Россию могли только энергичные, умные, понимающие значение общественного порядка чиновники, опирающиеся на строгую организацию и разумную военную силу. Но как мало таких вокруг! Объединившись, они, однако, сумеют преодолеть любое препятствие, и разве государь станет запрещать действия, направленные во благо, а не во вред отечеству?!
Франкмасонская интерлюдия
Да, так думал не он один. Давние планы переустройства общества с помощью законов и честной полиции, которые он составлял еще в Париже, когда служил при посольстве, вновь всплыли в памяти и потребовали выхода наружу. Он хотел поделиться с теми, кто мог его понять. Его, правда, смущала некая таинственность собраний, где обсуждались серьезные вопросы. Ему передавали, что генерал Ермолов отказался присутствовать на одном таком сборище. Таинственное, закрытое от посторонних глаз, по мнению генерала, к добру не приведет. Тайна сама есть зло. Но ведь не станешь открывать душу первому встречному?! Столь важные мысли должны находить отклик, не правда ли?
Да, так думали многие. Для многих, однако, это оставалось игрой, более или менее веселой забавой. Но Бенкендорф в подобном времяпрепровождении искал иного.
— Нет, нет, о таинственности или противузаконности наших поступков не может идти и речи, — говорил ему граф Василий Валентинович Мусин-Пушкин-Брюс, который весьма ценил военные подвиги Бенкендорфа и особенно деятельность в Москве на посту коменданта. — Служба государю неотделима от службы России. Государь — это Россия, и Россия — это государь. Но единомышленники должны быть вместе. Личные устремления должны быть объединены теснее. И я очень одобряю твой интерес к действиям наших собратьев. Пойми, Александр, то, что ты отдаешь другим, навеки остается твоим и при тебе.
Бенкендорф знал, что Мусин-Пушкин-Брюс не бросал слов на ветер. Он выделял большие средства для сирот и инвалидов, помогал актерам и художникам.
Другой человек, с мнением которого он считался, был Петр Яковлевич Чаадаев, семеновец, увлекающийся философией и историей. Он не скрывал от Бенкендорфа, что сблизился с масонами еще в Кракове в 1814 году во время изгнания Наполеона из европейских стран.
— Тебя, мой дорогой, отталкивает налет мистицизма, — втолковывал он Бенкендорфу, — но путь, по которому шествует наш дух, неразрывно связан со свободой выбора. Свобода есть не только политическое условие существования общества, но это и состояние души. Человек обретает его иногда даже противу собственной воли. Против своей, но не Божьей!
И граф и Чаадаев были людьми его круга, хорошо представлявшими способы организации государственной жизни и систему власти в России. Василий Валентинович занимал высокое положение при дворе, государь ценил добрый нрав графа. Орденское имя Василия Валентиновича соответствовало врожденным качествам сердца: «Рыцарь охраны мира». Девизом он себе избрал: «Под сим безопаснее пройдешь».
Разные чувства обуревали Бенкендорфа в это время. Командование бригадой забирало много сил, одолевали хозяйственные заботы, и вместе с тем он мог позволить себе подумать о происходящем и посмотреть на события со стороны. В ложе «Соединенных друзей» (Loge des Amis Reunis) он встретился с людьми, близкими по воззрениям, хотя далеко не все разделяли мысли графа Мусина-Пушкина-Брюса о государе и России. Иван Нарышкин, князь Павел Лопухин, граф Иван Воронцов, граф Остерман-Толстой тяготели к монархической организации общества, допуская участие парламента с сильно урезанными полномочиями. Сергей Волконский подумывал о расширении народного представительства. Полковник Пестель и совсем молодой литератор Александр Грибоедов в глубине души мечтали о республике, однако высказывались достаточно туманно и осторожно. Грибоедов возражал против проведения заседаний на французском языке:
— Мы работаем по французской системе, но люди мы русские, и среди нас нет профанов.
Чаадаев признавал правоту будущего известного драматурга, но, не стесняясь, делал замечания по поводу недостаточного развития русского языка. Чаадаев нравился Бенкендорфу каким-то природным сочетанием ума, тонкости, склонности к эмоциональным философским рассуждениям и мужественностью воина. Чаадаев говорил ясно, складно, и если просили повторить ту или иную мысль, он выражал ее в точности так же, как и в первый раз, и только затем разъяснял спорный момент. Конфликтовали нередко, но почти всегда приходили к согласию. Бенкендорф изложил свой давний проект, отчасти подновив ссылками на события военного времени.
— Господа, — сказал он однажды, — любое государство основано на силе. Сила есть божественное начало. Силой создан мир, и лишь разумная и направляемая добром сила способна переустроить общество и создать для него условия правильного существования и не препятствовать естественному развитию. Я имею в виду учреждение…
Александр Грибоедов усмехнулся:
— Честной полиции…
— Да, честной полиции! Но этого мало. Нужно искоренить взяточничество, доносительство и поклепы, которые разъедают городской быт. Полиция должна действовать открыто и гласно в соответствии с принятыми законами. Во многих европейских странах полицейских уважают как слуг установленного режима. Я опираюсь в выводах на опыт военных лет. Многие несчастья миновали бы нас во время нашествия Наполеона, если бы власти располагали надежной и благонравной полицией.
— В России это невозможно, — сказал Чаадаев.
Опять принялись спорить, и многие взяли сторону Бенкендорфа.
— До тех пор, пока не будет существовать твердый порядок, всякая гражданская жизнь у нас в стране обречена на прозябание. Взяточник и жулик будут благоденствовать, а обыватель побоится выйти на улицу, когда стемнеет, и обязанности свои не сумеет выполнять, как должно, — поддержал Бенкендорфа полковник Пестель. — Я служил и служу в провинции и могу засвидетельствовать правоту слов Александра Христофоровича. Особенно надо обратить внимание на Малороссию и Сибирь.
— Дороги в руках разбойников, — поддержал Бенкендорфа Василий Пушкин. — Идиллическая прогулка даже в окрестностях столицы нередко завершается грабежом или иным печальным происшествием.
— Все это мило и хорошо, — вмешался Чаадаев. — Но меня не устраивают ссылки на Францию и превознесение до небес действий французской жандармерии. Французы пришли к порядку, о котором здесь нам повествовал Бенкендорф, через беспорядок, добившись относительной тишины и спокойствия с помощью тирании. Порядок и безопасность граждан должны появиться в результате естественного развития человеческого духа, и лишь Божественный Промысел способен руководить действиями государственной власти, если власть нам дана от Бога, а не является итогом заговора узурпаторов. История древних народов, их стремление к упорядоченному существованию и свободе, их выбор есть не что иное, как их естественное право, нарушенное теми, кто стремится к захвату власти, опираясь на революционные элементы. Я не думаю, что Брут был основателен в своих рассуждениях, когда решил обнажить кинжал против тирана. Кинжал, как известно, обоюдоострое оружие.
На следующий день Бенкендорфа встретил на Невском перед отъездом в казармы граф Мусин-Пушкин-Брюс.
— Я слышал о твоем вчерашнем успехе, — сказал он. — Я и раньше поддерживал твой проект, но важно было заручиться согласием и тех, кто поболее меня разбирается в хитросплетениях нынешней государственной системы. Поздравляю!
Через несколько недель — 9 апреля 1816 года — Бенкендорф узнал, что он определен в начальники второй драгунской дивизии. Это было пусть и запоздалым, но весьма существенным признанием его боевых заслуг. Дивизионный командир — ступенька, которую преодолевали не все генералы, да еще в молодых годах. Членство в ложе «Соединенных друзей» не помешало продвижению по службе. Но вот вопрос — помогло ли? Почему император Александр вдруг вспомнил о нем? Сыграло ли тут роль вмешательство императрицы Марии Федоровны?
Он, конечно, искал покровительства. Кто не ищет? Но хотелось бы узнать поточнее. Он не верил, что император Александр оценил его качества военачальника. У него было много поводов для этого. Позднее Бенкендорф отбросил всякие сомнения. Он любил драгунскую службу и считал эти кавалерийские части надежными в бою. Он приведет дивизию в образцовый порядок. Именно драгуны способны выполнять в армии и полицейские функции. Они могут стать опорой власти — прочной и дисциплинированной. Его проект начинал приобретать реальные очертания. Беседы, которые велись на собраниях ложи, постепенно воплощаются в действительность. Удача принесла новые ощущения — он нужен императору Александру, нужен России. Он почувствовал необыкновенный подъем. Отношения с Елизаветой Андреевной, которая нуждалась в поддержке и тянулась к нему, озаряли необыкновенным светом ежедневное существование. Перед ним открывалась прекрасная перспектива. Тяжелые годы остались позади. Как всегда, недоставало средств, но и это не могло омрачить достигнутый успех. Он написал письмо вдовствующей императрице с просьбой об аудиенции и получил милостивое приглашение в Павловск.
