Конн Иггульден - Троица
Вид тесной кучки нобилей перед лицом королевы вызывал невольное сравнение с домашними псами, желающими погреться у хозяйского огня. За плечом у королевы возвышался здоровенный рыжебородый шотландец-стражник. Стоял он якобы безучастно, но при этом достаточно внимательно слушал тех, по чьему приказу его товарищи в конечном итоге двинутся в бой.
Дерри с полуслова и полувзгляда вобрал в себя все детали происходящего, игнорируя висящие в воздухе запахи недуга и слабости нутра, отсыревшей шерсти и гниющей кожи. Хорошо хоть, что здесь тепло, и на том спасибо.
– Если Йорк и взял с собой на север государя, то только в качестве узника, – распинался Клиффорд. – Своим капитанам я дал указание не взирать ни на какие королевские знамена, если те появятся на виду. Им известно, что его величество ни за что не пойдет на свою супругу и сына, так что дезертирства я не страшусь. Как известно, простые и четкие указания для ратных людей милее всего. Вместе с тем, миледи, настроены они решительно. А появление на поле битвы королевских львов поднимет им дух, подтверждая, что они спасают короля Генриха. Так будем же уповать на то, что Йорк и впрямь взял его величество с собой! Это воодушевит наше воинство, придаст нам твердости.
Наконец Маргарет заметила, что к ней бочком пробирается ее конфидент и верный помощник. Она поманила его к себе, игнорируя сердитое фырканье Клиффорда, явно намеренно выставленного вперед Сомерсетом и Перси.
– Мастер Брюер, есть ли какие-то известия?
– В лагере все еще хворь, миледи, но сегодня новых больных уже меньше, чем вчера. Я видел такое во Франции, но у нас пока, слава богу, потери сравнительно невелики. Слегли только самые слабые. Думаю, с Божьей помощью болезнь угомонится, а не наберет размах. Десятков шесть самых слабых я отправил в город на излечение, чтобы они отлежались в тепле, и велел подпитывать их похлебкой и элем. Но единственно с условием «один туда, другой сюда», иначе у нас вся армия переберется на теплые подстилки. – Дерри посмотрел на бесстрастно стоящего возле плеча королевы шотландца. – Хотя шотландские парни, миледи, уходить отказались. Похоже, они предпочитают сами перебарывать свои болячки.
Рыжебородый верзила с едва заметной гордостью кивнул, вызвав у Дерри улыбку.
– Этому человеку что, больше не о чем сообщить? – пронзительным альтом карлика выкрикнул лорд Клиффорд. В замкнутом пространстве его голос противно резанул по ушам. – Мы и без того знаем, что в лагере ходит недуг. Ну и что? Я допускаю, что есть у нас и воришки, крадущие у своих друзей кашу из котелков. Так что ж с того? – Он порывисто оглядел собрание, словно ожидая, что Дерри Брюера сейчас выгонят взашей под дождь. Сомерсет качнул головой, игнорируя этот выплеск в пользу более насущных вопросов.
– Ваше высочество, мы ждем приказа выступать. Последует ли он сегодня? Чтобы сняться с места, нам потребуется время, а световой день уже угасает. Надобно подготовить людей в дорогу.
В шатре наступило молчание: все обернулись к королеве за ответом. Над переносицей у Маргарет проступили две напряженные черточки. Было заметно, как она, стоя на месте, указательным пальцем почесывает ноготь большого. Беспокойство королевы было понятно: как-никак, на нее смотрит вся ставка, все ее главные лорды. Ведь это она, Маргарет, буквально настояла на их повиновении, утвердив свое главенство и право принимать решения, укротив их гордыню. В этом-то и была цена: отдать решающий приказ, по которому они, может статься, двинутся навстречу своей смерти. У каждого из здесь присутствующих была своя причина противостоять Йорку, но ответственность лежала на ней, в том числе за судьбу ее мужа и сына.
При попытке заговорить у нее вдруг перехватило горло, вместо слов вызвав что-то вроде прерывистого вздоха. Она видела жуткую бойню при Блор-Хите; видела, как целые армии при Нортгемптоне были разорваны Уориком и Марчем. Она проехала сотни миль, чтобы собрать достаточно людей в поход на Лондон с целью спасти короля. Но не успели они изготовиться, как на север уже явился Йорк.
Получается, что решение диктовалось его присутствием. От Маргарет же требовалось одно: рискнуть всем. Ее указательный палец все напряженнее скреб по ногтю большого; это скобление уже улавливал слух. В этом тянущемся безмолвии, казалось, глухо пульсировало неподвижное отчаяние. Чтобы заручиться поддержкой Тюдоров и шотландцев, эта женщина пошла с ними на сделку. Одним царственным жестом она пообещала им своего сына, поставила на карту само свое будущее. Можно было лишь догадываться, какой силы страх сковывает ее движения, когда надо протянуть руку и снова – быть может, в последний раз – бросить кости. Если Йорк вновь вырвет победу у ее людей, собравшихся в этом шатре, рассчитываться королеве будет уже нечем.
– Милорд Сомерсет говорит: осторожность не выигрывает войн, – произнесла она наконец.
Что-то в ее остро отточенном профиле смягчилось; ушло какое-то колоссальное напряжение. Перестали скоблить друг друга пальцы, плетью обвисла рука. Маргарет резко, с шумом вдохнула.
– Передайте приказ, милорды: лагерь снять. Войско выходит в поле против армии Йорка и кто там еще с ним. Помните: вы сражаетесь за спасение короля Англии, томящегося в плену у подлых изменников. Правота на вашей стороне. Всем вам милость Божия и мое монаршее благословение.
Королева склонила голову, и вслед за вспышкой ледяной жестокости в глаза ее вернулась сомнамбулически блаженная грусть. А с нею усталость. Собрание лордов, нестройным грубоватым хором поблагодарив свою госпожу, разошлось по своим ратникам.
Дерри остался с королевой почти наедине; исключение составлял лишь здоровяк-шотландец, не спускающий с него глаз. Королеву, а вместе с ней и заключенную за границей сделку эти молодцы явно намеревались оберегать до конца. Дерри шотландцу подмигнул, на что тот опустил руку на рукоятку длинного ножа, подвешенного к поясу.
– Мне бы впору спросить, ваше высочество, есть ли у вас ко мне какие-то особые распоряжения. Хотя чувствую, по-настоящему приватно они не прозвучат, – сделал Дерри оговорку, с легкой выспренностью склоняя голову перед неприступным бородачом.
Тот в ответ хоть бы моргнул.
Маргарет задумчивым движением наматывала себе на палец локон, все туже и туже. Голос ее был блеклым от усталости:
– Вы всегда говорили, Дерри, что ваш труд заканчивается там, где начинается бой. Помощи от вас мне было столько, что и не высказать, но вот час битвы все же настал. Так что теперь свое дело пускай делают ратные люди, рыцари и лучники. – На секунду она прикрыла глаза. – Дерри. Я уже видела, как командует Солсбери. У меня на глазах он уничтожил армию в три раза больше его собственной. Так было на Блор-Хит. Про Йорка на поле боя мне известно меньше, но Солсбери я боюсь. Вы будете со мною рядом?
– Ну а как же, ваше высочество! Что же до остальных, то не извольте беспокоиться. В лице Сомерсета и Перси у вас надежные сторонники. Сомерсет прекрасный военачальник. Он многому научился у своего отца, и его рубаки в нем души не чают. Судя по тому, что я вижу, к ратному делу у него несомненный дар, да и добрых советов он не чурается. И главное, ваше высочество: никто из них не любит Йорка. Ставки известны всем, и эти люди вас не подведут, обещаю вам. Даже, возможно, и шотландцы.
Верзила за плечом у Маргарет уязвленно хмыкнул, отчего она рассмеялась:
– Не подначивайте его, Дерри. А то он вас напополам разорвет.
– Да уж вижу, – ответил Дерри с веселой небрежностью. – Он меня вдвое моложе и вдвое же выше ростом. Но перед этим я его хоть немного да позадираю.
Здоровяк-шотландец медленной ухмылкой показал, что думает о такой затее.
– Надо, чтобы мне привели лошадь, – проговорила Маргарет. – Ваша уже здесь?
– Возмездие-то? Да его и к привязи крепить не надо, настолько оно привязано ко мне. Не лошадь, а прямо-таки собачонка.
Маргарет улыбнулась, ценя попытку Дерри ее развеселить.
– Тогда будем надеяться, что ее имя для нас – доброе предзнаменование.
31
Замок Сандал возвышался посередине ста двадцати тысяч акров – то есть почти двухсот квадратных миль – земель и угодий. Фермы и лесные массивы, целые городки и дюжина приходов лежали в границах этих владений, где каждая церковь, манор или купеческое подворье платили десятину своему общему сюзерену. Своим родовым гнездом Йорк считал замок Ладлоу, но и здесь он чувствовал себя как дома, и с этим самым чувством вместе с Солсбери подошел к границам своих угодий, откуда к крепости вел последний отрезок дороги длиной в несколько миль.
Как и во всех отдаленных имениях, Сандал в отсутствие Йорка управлялся доверенным распорядителем, и крепость неизменно была готова к приезду господина. У Йорка было издавна заведено по меньшей мере дважды в год навещать каждый из своих крупных домов, проводя там достаточно времени для подсчета доходов и оценки всех затрат на работников и снабжение, будь то возведение новых конюшен или углубление русла какой-нибудь местной речки для предотвращения паводков. Едва армия во главе с Йорком и Солсбери пересекла внешнюю границу имения, как вперед полетел гонец с известием, и в своих частных покоях замка встрепенулся сэр Уильям Певерилл, приступая к немедленному исполнению своих обязанностей. Певерилл был уже далеко не молод, однако вся рутина по приезду герцога была давно отработана и особых тревог не вызывала. Из ближайшей деревни Сандал Магна были спешно отозваны уехавшие по домам на Рождество слуги, которые, вполголоса чертыхаясь, ватагами устремились по дороге обратно в замок, встречать нагрянувшего сюзерена.
