Конн Иггульден - Троица
С приближением Эндрю Дугласа граф Перси ощутил глухую враждебность. Шотландец намеренно показал, что ладонь его пуста, и протянул ее так, словно делал большое одолжение. Нехотя подержавшись с ним за руку, Перси обернулся и, кривя рот, закусывая язвочку на внутренней стороне губы, кисло оглядел этот, в его понимании, шотландский сброд. Видно было, как Дерри Брюер наблюдает за происходящим с легкой насмешкой.
– Я тут наметил место под лагерь, – прервал эту сцену Сомерсет, хмурясь на нависшее напряжение, – как раз невдалеке от главных сил. Лорд Дуглас, в случае нападения вы со своими встанете на левом фланге, рядом с Клиффордом и моими собственными людьми.
– А где встанет лорд Перси? – невинным голосом спросил Эндрю Дуглас.
– На правом фланге, – тотчас ответил тот, с пятнами гневливого румянца. – У нас с вами есть много что вспомнить, в том числе и счеты, которые мы здесь сводить не будем. – Его голос и черты едва заметно ужесточились. – Лично я никаких выпадов не ожидаю и то же самое довел до своих капитанов. Разумеется, вход в город вашим людям закрыт. Я уже заверил в этом городской совет.
– Да пожалуйста, – ухмыльнулся Дуглас. – Считайте, что ваши условия приняты. Боже упаси наводить страх на людей милорда Йорка.
Он еще что-то пробормотал, отчего Перси полиловел лицом. Быть может, столько лет оберегая границы от людей, подобных этим четырем тысячам, он научился понимать этот странный рыкающий язык. В эту минуту Маргарет тихо взмолилась, чтобы все обошлось и она не привела в Англию волков.
– Ваше высочество, – обратился Сомерсет, нарушая ее сосредоточенность. – С вашего позволения, я приготовил вам для отдыха комнаты в самом городе, на хорошей улице. А показать этим людям их место согласился барон Клиффорд.
Эндрю Дуглас хохотнул, уловив в словах англичанина некий потаенный смысл, хотя, может, вышло просто случайно. Прежде чем уехать, Маргарет спешилась и обняла шотландца, удивив всех настолько, что оба воинства застыли, таращась перед собой.
– Благодарю вас, Эндрю, что доставили меня домой. За это я благодарна и вам, и вашим людям, кто бы что ни думал. Ваши воины прекрасные парни.
Шотландец остался стоять, глядя ей вслед с физиономией не менее багровой, чем у графа Перси. Дерри Брюер галантно помог королеве сесть обратно в седло, после чего сам взмахнул на свое Возмездие, и они поскакали к городу, а с ними примерно половина нобилей и знаменосцев. Сверху снова посыпался крупный дождь, стуча по запрокинутым, клянущим его лицам.
30
Рождество пришло и минуло – одно из самых странных, которое когда-либо было у Йорка и Солсбери, вдали от домов и семей. И пускай они сейчас шли на север воевать, но ни тот ни другой не могли проигнорировать рождение Христа, даже если бы их люди допустили это и не усмотрели в таком деянии наихудшее из знамений.
Нашествие на его епархию восьмитысячного войска повергало епископа Линкольншира в смятение; такое количество было непомерно велико даже для огромного собора на холме. Толпы ратного люда добродушно теснились вокруг местной паствы, в то время как остальные, кому не нашлось места внутри, торчали снаружи, благоговейно глядя на самый высокий шпиль во всей Англии, теряющийся в серо-голубом небе. Дождь пока давал людям передышку. Ветер стих совсем, но усилился холод, так что город подернулся искристым инеем, и те, кто топтался снаружи, быстро озябнув, энергично дули себе паром в ладони. Те несколько часов, когда тишину нарушали лишь приглушенные звуки песнопений из собора, казалось, что весь мир затаил дыхание.
Почти два дня у людей ушло на то, чтобы по дорогам добраться до собора, но чувствовалось, что ощущение праздника освежило людей и у них как будто снялось с плеч бремя. Несомненно, многие в этом громадном морозном безмолвии внутренне исповедовались в грехах, испрашивая себе прощение, чтобы в смертный миг у них был хоть какой-то шанс попасть на небеса. О том же самом в те минуты молился и коленопреклоненный Йорк, благодаря Всевышнего за то, что смерть короля не легла ему грузом на душу. Это было бы непереносимо, слишком неподъемно для прощения.
Йорк удивлялся тому, что это медленное перемещение на север доставляет ему немалое удовольствие. Римские дороги были похожи на ровные, гладкие каменные полосы, стелящиеся через болота, густые дубовые леса и перелески вяза и ясеня. С пологих вершин холмов взгляду открывался вид на многие мили темно-зеленого пейзажа, спускающегося в лесистые долы. А там, впереди, снова мутноватая синь дальних холмов – шагай и шагай себе по простору.
Дождь и неистовый ветер налетали почти беспрерывно, прорываясь сквозь деревья по обе стороны дороги, отчего одежда и плащи на людях индевели, становясь тяжелыми, словно броня, а вместе с ними мокло и настроение. И тем не менее этот воздух был своим, родным и, врываясь в легкие, веселил душу. Все дворцовые дрязги и беспокойства лондонской жизни остались позади, а рядом ехал верный Солсбери, и на исходе очередного дня оставалось лишь подсчитывать оставленные за спиной мили. Запас еды был скудным, и через восемь дней урезанного рациона Йорк, невзначай похлопав себя по животу, отрадно ощутил подтянутость, впервые за несколько лет некоторой, как он считал, грузноватости. Он был силен, чуток и подвижен – настолько, что даже несколько мрачнел при мысли, что ведет сейчас за собой людей гибнуть в бою с вражеской армией. На сердце стояла такая умиротворенность, что нарушать ее мрачными мыслями было как-то даже зазорно.
Путь на север пролегал невдалеке от их имений, и они с Солсбери разжились еще четырьмя сотнями людей, беря их подчас в разбросанных по округе манорах, где хозяевами с давних пор считались их собственные семьи, с правом владения, восстановленным после отмены пресловутых актов. Среди примкнувших оказался и второй сын Йорка Эдмунд, граф Ратленд, семнадцати лет от роду, распираемый гордостью повоевать на стороне отца. Ростом и мощным сложением, как старший брат, Эдмунд не отличался, зато чернотой волос и темнотой глаз напоминал отца, а ростом превосходил его на дюйм. Прибытие сына Йорк встретил криком радости, а наедине признался Солсбери, что через юношу на него как будто взирает своими глазами Сесилия.
Всех свободных лошадей Йорк с Солсбери отдавали под конных разведчиков, размещая их вдоль дорог к Лондону и на запад в сторону границы с Уэльсом. Другие разведчики держались в десятке миль впереди по трое, чтобы в случае засады хотя бы один мог уцелеть и прискакать обратно. Во враждебной стороне высылать вперед конные разъезды были все основания; теперь эти конники бессменно кружили туда-сюда, как стрекозы, подхватывая приказы и передавая новости из конца в конец. С каждым днем линии связи становились все протяженней, так что когда в Лондон возвратился Уорик, к Солсбери это известие пришло только через шесть дней. Уорик шел на север сзади Солсбери и Йорка. В его войске были преимущественно кентцы, и, судя по его коротким запискам, они всю дорогу недовольно бурчали оттого, что были разлучены со своими семьями.
Послание от Эдуарда Марча оказалось еще лаконичней. Из замка Ладлоу он никаких вестей не сообщал, сказав лишь, что «готовится» и «шлет привет от матери». Йорк улыбнулся про себя, прочитав внизу скупое «Э. Марч», и представил, как сейчас непросто его сыну: с одной стороны, бремя командования войском, с другой – нотации матери, которой слова против не скажи. Тем не менее Йорк был доволен. В путь вышли все. Несмотря на дождь, темень и холод, он вывел в поле три армии, готовые сокрушить любую силу, какую только может собрать королева Маргарет. Впору даже благословить своих врагов за то, что собрались в одном месте – пусть и зимой, – где можно будет разбить их всех разом. Год был на исходе, и Йорк чувствовал, что он прожит не зря. К весне уже можно будет собрать под собой всю Англию.
В эту минуту ему подумалось о молодом человеке, одиноко сидящем в епископском дворце. Сейчас король, скорее всего, занят чтением при свете светильника. Йорк тряхнул головой, чтобы избавиться от этого образа. Участь Генриха, безусловно, не распутанный узел, и им еще предстоит заняться. Сейчас же все мысли должны лежать только впереди, на севере.
То, что разведчики разосланы столь далеко, означало, что сюрпризов ждать не приходится. А потому никого не удивило появление мчащегося во весь опор всадника, который на скаку нетерпеливо дергал поводья, подгоняя и без того почти запаленного коня. Проехав владения графа Шрусбери – городок Шеффилд, – Йорк ступил на земли, которые знал особенно хорошо, причем с самого детства. Всего в двух днях к северу отсюда лежал великий город Йорка, и ощущение было такое, будто он уже дома. Люди пропустили разведчика так же, как прежде уже делали множество раз. Свежих вестей последнее время было не густо, и Йорк, пока юный гонец спешивался и кланялся, приветливо улыбнулся в предвкушении чего-нибудь нового. Юноша был до странности бледен и взмылен. Йорк поднял брови в ожидании, когда тот отдышится.
