Золото империи. Золото форта - Вадим Александрович Ревин
– Нет, – прошептал граф, – нет.
Он столько раз видел в разные эпизоды своей жизни это детское, наивное удивление кузины в ожидании чуда, что и сейчас ждал, как губы разойдутся в радостной улыбке восторга. А изумительные тонкие пальчики захлопают аплодисменты.
Ничего не произошло.
– Нет, – очень тихо прошептал Суздалев, быстро теряя силы. Одеревеневшие от холода пальцы скользнули по брезенту спасательного жилета, не в силах ухватиться за тело. И граф медленно стал уходить под воду.
А там на поверхности с удивлением в глазах осталась лежать Лиза. Она смотрела на него не мигая. И все не улыбалась. Иван потянул к ней руку, желая дотянуться до любимой в последний раз.
И неожиданно дернулся от резкой боли в бедре. Показалось, ногу разорвало пополам! От новой вспышки боли Суздалев перевернулся, барахтаясь. Его пальцы резко потянулись к бедру, но вместо пасти чудовища вцепились в скользкое древко багра. Кто-то резко потянул вверх.
– Есть, ваше бродь! Еще один!
– На дно баркаса бросайте к остальным! Выловить всех! Вплоть до крохотного куска!
– Этот без жилета.
Тюремный офицер живо заглянул в лицо, похлопал по щекам графа, перевернул на бок, и когда тот стал исходить водой, радостно заржал:
– Охламоны! По чарке водки каждому! Это же арестант наш! Да еще и живой!
Глава 18
– Франц Каспарович, разрешите?
Дверь кабинета доктора Вунша отворилась. На пороге стоял знакомый тюремный клерк. «Все ясно», – мелькнуло в голове у доктора. Виду не подал. Махнул рукой.
– Ну-с, что же вы, голубчик, – произнес Франц Каспарович с характерным легким акцентом. – Проходите, не смущайтесь, пациент уже уходит. Что там у вас?
– Да вот, – замялся щуплаватый на вид, начинающий рано лысеть полицейский, протягивая доктору небольшой конверт. – Велено передать вам лично в руки. Это лично вам, а вот это, – мелкий чиновник протянул еще один конверт, побольше, – просили вас передать начальнику того заведения, куда вы отправитесь. Что там, не знаю, но важно.
– Весьма любопытно-с, – принимая конверт, доктор сделал вид, что не догадывается о причине прихода охранника. Хотя прекрасно знал, для чего он понадобился тюремному начальству. За ним присылали всегда, когда нужна была квалифицированная медицинская помощь, обычно заключенным или же, на худой конец, освидетельствование трупа и дача заключения.
Доктор быстро вскрыл конверт и, пробежав глазами исписанный листок, заверенный печатью, взглянул из-под очков на клерка.
– Что ж, извольте передать, голубчик, доктор Вунш исполнит указания вашего начальства. Но… – Франц Каспарович на секунду задумался, будто что-то пересчитывал в уме. – В этот раз, в связи с обстоятельствами, мой гонорар будет увеличен вдвое.
– Непременно передам, – отрапортовал обрадованно клерк и, развернувшись, вышел из кабинета.
Франц Каспарович Вунш, мужчина пятидесяти трех лет от роду, вел прием в своем небольшом кабинете, расположенном на улице Троицкой. Он происходил из рода ганноверских немцев. Его далекие предки переселились в Россию еще при Екатерине Второй. В ту пору вслед за молодой невестой будущего императора Петра III, принцессой Ангальт-Цербстской, в Россию перебралось немалое количество немцев. Все они имели разные профессии и специальности. Целью было попытать счастья, своим трудом заработать капитал в этой «дикой стране варваров».
Франц Каспарович был потомственным врачом в пятом поколении. Весьма гордился этим и считал себя одним из светил медицинской науки. Но на деле был всего лишь хорошим врачом, что уже само по себе добавляло престижа его персоне. За глаза посетители называли доктора «каланча», за высокий рост и худощавое телосложение. Недостатка в пациентах Франц Каспарович не испытывал. Лечил со знанием дела. Да и лишняя копейка в кармане была всегда кстати. Доктор был женат на своей землячке – немке, как и сам Франц Каспарович, лютеранского вероисповедания. В противоположность своему мужу, Лизхен была женщиной дородной. То ли за ее приятную полноту, то ли за то, что супруга любила печь и угощать своих домашних разнообразной выпечкой, Франц Каспарович ласково называл Лизхен «куличиком». Семья была глубоко верующей и каждое воскресенье в полном составе шла в лютеранскую церковь Святых Петра и Павла (Петеркирхе). Полный состав семьи Франца Каспаровича Вунша включал его самого, жену и одиннадцать детей, которых Лизхен рожала с завидным постоянством в среднем раз в два года. «Не вышло с двенадцатым, а так было бы как апостолов», – шутил Франц Каспарович. Его фамилия с немецкого переводилась как «желание». Будучи еще студентом, он мечтал о большой семье и хорошей жене. Желание его со временем обрело реальные черты. Чтобы содержать такую большую семью, Франц Каспарович работал не покладая рук. Помимо приема в своем кабинете, он, по рекомендации своего хорошего знакомого, был принят внештатным врачом в одну из столичных тюрем. По стечению обстоятельств именно в ту, где отбывали срок предварительного заключения, до отправки в форт, Билый с Суздалевым.
Доктору Вуншу приходилось частенько исполнять просьбы тюремного начальства. Заключенный – народец особый, себе на уме. Кто с сокамерником бучу устроил, сопатку на бок свернул, кому с нар помогли приземлиться на голову, кто-то, не желая более терпеть невыносимые условия содержания, неудачно удавился, ну а подавляющее число сидельцев страдали от чахотки. Одним словом, востребован был Франц Каспарович, и хоть внештатным, но работником был ценным, к тому же безотказным. Да и чего отказываться, когда гонорар выдавали исправно, было чем кормить семью.
В этот раз тюремное начальство убедительно просило доктора Вунша обследовать заключенного на предмет ранения, постановки точного диагноза и назначения соответствующего лечения. Впрочем, ничего необычного. Если бы не одно но. Заключенный отбывал свой срок не в столичной тюрьме, а в форте, переоборудованном в каземат. И находилось сие учреждение чуть ли не посреди залива, в море. По этой причине Франц Каспарович и назначил двойную цену. Знал, что начальству деваться будет некуда, согласятся.
В письме была четкая инструкция, какого числа, в который час и куда именно следует прибыть доктору. Франц Каспарович посмотрел на карманные позолоченные часы. Стрелки на циферблате расположились на отметке «четверть восьмого». Доктор выглянул в коридор. Там было пусто.
– Вот и славненько, – потирая руки, негромко произнес эскулап. – Пора и nach Hause[3].
Дома за ужином он в двух словах рассказал супруге о сегодняшнем визите тюремного охранника.
– Wie lange, mein
