Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия
— Мы дело знаем, — пробормотал плачь, и взялся за блок. Тот заскрипел и Егоров застонал.
Затем второй палач ударил его по спине кнутом, и кожа на теле капитана лопнула. Тот завыл от страшной боли. Затем второй удар последовал и третий.
Ушаков сделал знак прекратить и снова задал вопрос:
— Кто говорил слова злонамеренные противу регента, и противу воли государыни покойной Анны Ивановны?
— Дак, полстолицы про сие говорит! — вскричал Егоров.
— Ты, человече, имена назови. Али еще спину твою кнутом погладить?
— Нет! — взмолился капитан.
Ушаков довольно ухмыльнулся. Он знал, что сей офицерик вида субтильного долго не протянет. Все выложит. Генерал здесь всяких повидал.
— Тогда сказывай!
— В полку у нас почитай все офицеры стоят за Елизавету Петровну. Да и в Преображенском полку такоже за ней и солдаты и офицеры. Никто Бирона видеть регентом не желает.
— Ты назови имена! Тех кто более всех говорил против регента и что говорил.
— Поручик Яков Ремезов звал полк поднимать и идти во дворец свергать герцога. Капитан Михайло Стебенев такоже. Премьер-майор Иван Рукатов заявил, что Бирону служить не станет и надобно штыком его брюхо поганое проткнуть. Также многие говорила, что Анне Леопольдовне такоже не станут служить. Дескать, подстилка она немецкая….
И назвал Егоров еще около 20 фамилий. Ушаков велел писцам все записать и пытку на тот день велел прекратить. Дело дерьмовое выходило. Ежели, по нему аресты начать, то гвардия возмутиться.
Все кроме секретаря покинули помещение. Пытанного офицера такоже утащили. Андрей Иванович повернулся к Топильскому:
— Слыхал?
— Я про сие знал и без сего поручика.
— Знать одно. А сие показания пыточные! Изменные речи у нас противу регента! Да за такие разговоры на плаху бросать надобно. Но время нынче не то, Ваня. И потому сего офицера отпустить надобно. А бумаги пыточные в огонь.
Генерал швырнул листы опросные в камин. Их сразу захватило пламя и бумага свернулась и принялась гореть, обращаясь в пепел. Не будет дела громкого изменного.
— Все верно, ваше превосходительство, — кивнул Топильский. — Но зачем тогда вы его на допрос поставили? Отчего сразу было не отпустить?
— А то что его мои люди сюда притащили. И следствия я вынужден был учинить. Отпусти я его сразу — вдруг бы кто донес? Ты всем нашим людям веришь? То-то же! А так я следствие начал.
— Не усидеть Бирону долго в регентах, Андрей Иваныч.
— То я и сам знаю, но может времени у него нам с тобой башки открутить хватит. Так что надобно осторожность соблюдать. Про то помни, Ваня.
— Стало быть, предупреждать герцога про сие вы не станете?
— Не стану. Да и не надобно герцогу моего предупреждения, Ваня. Люди Либмана и лучше моего знают, что на улицах болтают.
Год 1740, октябрь, 23 дня. Санкт-Петербург. Пьетро Мира действует шпагой и кулаками.
Пьетро Мира видел, как люди из канцелярии тайной пытались схватить на улице какого-то калеку, что ругал власти. Но на его защиту стали русские мужики в армяках и фискалов отогнали. Не бывало подобного, когда Анна Ивановна была жива.
Кульковский хохотнул.
— Видал? Перестали бояться русские тайной канцелярии. Это плохой знак.
— Для кого плохой? Для принца Антона и принцессы Анны Леопольдовны или для герцога Бирона?
— Для всех плохой.
— Думаешь, что мы зря здесь шатаемся и ругаем принца Антона?
— А ты не чувствуешь, Пьетро, что носиться в столичном воздухе? — Кульковский посмотрел в глаза Пьетро. — В воздухе пахнет переворотом. Надобно чтобы Бирон вообще убрал гвардейцев из дворца. Пусть сменит все посты на армейские караулы. Пусть попросит фельдмаршала Миниха про это.
— Ты не веришь и измайловцам?
— Измайловский гвардейский полк был создан при Анне Ивановне. И полк верно служил государыне. Но станет ли он служить Бирону? Вот вопрос.
Мира задумался. Кульковский понимает больше него в русских делах. И, по всей видимости, Бирону стоит прислушаться к его совету.
Они прошли по улице и остановились у дверей трактира "Большая кружка".
— Зайдем? — спросил Миру Кульковский.
— Промочим голо? Пожалуй.
Они повернули к дверям питейного заведения. Но в этот момент рядом с ними остановилась карета. Пьетро едва успел отпрыгнуть в сторону, дабы колеса его на задели.
— Что за черт! — вскричал Мира по-итальянски.
Дверца кареты отворилась, и Пьетро увидел своего врага сеньора Франческо Арайя. Тот нагло улыбался.
— Какая встреча, сеньор Мира! Господин шут!
— Сеньор Арайя? С чего это вы стали столь смелы?
— Я увидел вас и решил поздороваться. А вы мне не рады? Говорят, вы создаете свою капеллу? Решили попробовать себя в музыке, коли ваше шутовство оказалось никому не нужным?
— А вам-то какое дело до этого? — строго спросил Пьетро.
— Просто так интересуюсь. Вы ведь начинали в моей капелле, сеньор. Но показать себя не смогли. И скатились до шутовства.
Пьетро понял капельмейстера. Он знал, что Арайя был принят при дворе Анны Леопольдовны и был обласкан принцессой и её мужем. С того и эта его наглость. И, стало быть, там наметились некие перемены. Они Бирона бояться перестали. А сие говорило о заговоре против герцога.
— Вы, сеньор, слишком много себе позволяете, — вмешался в разговор Кульковский.
— Ах, и вы здесь, сеньор шут. И таком же рванье, как и сеньор Мира. С чего это вы так вырядились?
Мира схватился рукой за дверцу кареты. Арайя пытался столкнуть его руку, но не смог.
— А не подрать ли нам роскошный камзол сеньора капельмейстера? — Пьетро повернулся к Кульковскому.
— А почему нет? — согласился Кульковский. — Он ведь позавидовал нашим с тобой лохмотьям. Так давай организуем ему такие же.
— Вы что? Что задумали?
Кучер кареты Арайя замахнулся на Кульковского кнутом:
— Не балуй!
Кульковский вытащил пистоль и показал мужику:
— Слушай меня, дядя, сиди тихо и не встревай!
— Верно! Ешь пирог с грибами и держи язык за зубами, дядя! — подсказал кучеру Мира.
Мужик опустил кнут. Пьетро обоими руками схватил сеньора Франческо за кафтан и выдернул из кареты. Тот выпал прямо в грязную лужу. Полы его малинового бархатного с золотым галуном кафтана покрылись грязью.
Пьетро приподнял Арайя и ударил его кулаком в лицо. Арайя снова упал в грязь. Его белый парик свалился в лужу. На лице у капельмейстера под левым глазом сразу появился синяк.
— Сеньор Мира! — заорал капельмейстер. — Вы за сие ответите!
— Перед кем? — Кульковский пнул Арайя ногой. — Перед кем мы станем отвечать?
— Я придворный капельмейстер!
— Нам сие известно! — Петро снова приподнял сеньора Франческо и бросил его в грязь. — Вот и ваш кафтан стал грязным и драным, сеньор! А вы еще насмехались над нами. И не стоит вам быть столь смелым. Или вы забыли, что герцог Бирон регент империи?
— Нет, — пробормотал "раздавленный" Арйя. — Не забыл. Но вы не позабудьте, сеньор Мира, что придет и мое время. Я вам отомщу!
Вокруг них собрались люди и наблюдали за странным происшествием. Двое оборванных солдат среди бела дня били богато одетого господина. Такое на улицах Петербурга встречалось не часто.
К ним подошли два полицейских чина.
— В чем дело? — пробасил один из них.
— Арестуйте этих людей! — заорал Арайя, увидев поддержку. — Это преступники!
— Кто такие? — второй полицейский схватил Пьетро за руку.
Но бывший шут оттолкнул полицейского от себя. Тот пытался взяться за оружие, но Пьетро не дал ему этого сделать. Он снова взмахнул кулаком. Полицейский плюхнулся в грязь радом с капельмейстером.
Второй полицейский выхватил шпагу и пытался сделать выпад, но Кульковский отбил его клинок тростью. Сеньор Арайя выбрался из грязи и стал орать:
— Хватайте преступников! Помогите полиции! Чего вы стоите?! Хватайте!
Пьетро подскочил к нему и снова свалил его кулаком в грязь:
— Заткни глотку!
Кульковский тем временем выбил шпагу у полицейского и отбросил её в сторону.
— Уходим, друг! — позвал он Пьетро.
И шуты бросились бежать. Выпить в этом кабаке не удастся. Ну да кабаков да трактиров в столице империи хватало…..
Год 1740, октябрь, 23 дня. Санкт-Петербург. У герцога.
Герцог Бирон лично разбирал жалобы, поступившие в его канцелярию, зная, что секретари не отнесутся к сему делу с должным вниманием. К нему вошел Пьетро Мира.
Он уже успел переодеться в добротный серый кафтан с серебряным позументом.
Герцог посмотрел на своего друга и понял по лицу, что у того что-то произошло.
— Ты чего так светишься? — спросил герцог.
— Слишком много приключений в моей жизни появилось, Эрнест. И все это благодаря моей службе тебе.
