Иван Фирсов - Федор Апраксин. С чистой совестью
В Первопрестольной шли пересуды, в кремлевских палатах выжидали благоприятный момент, а в Преображенском Федор Апраксин втянулся поневоле в новую затею Петра.
В сарае на берегу Яузы старый Брандт копошился около лодки, что-то строгал, подбивал молотком деревяшки, конопатил. Петр следил за каждым его движением, старался не просто помогать, а что-то делать сам. Эту черту царя сразу заметил Брандт.
— Вот, государь, надобно такую дощечку отстругать, — показывал он на ветхую часть у транца[4].
Петр сразу же примерял, искал доску, хватал рубанок, бежал к верстаку. По пути подмигивал Скляеву и Меншикову:
— Что расселись? Спознайте, привезли ли для щеглы еловые бревна.
Выслушав Апраксина, довольно мотнул головой:
— Ты, Федор, подсоби с холстиной, а Алексашка с Федосейкой притащат еловое дерево. Карстен укажет, щеглу будем ладить.
Апраксин дотошно расспросил Карстена о парусах. Отвлекшись от работы, Брандт с охотой пояснил что к чему, чертил сначала на песке, потом на бумаге.
— Парус размером и формой должен подходить боту. Наш бот предназначен для малой воды — речек или озер, для небольших прогулок, и парус у него будет такой.
Но заняться устройством паруса Апраксину помешали. Отвлекла запыхавшаяся девка из прислуги царицы:
— Матушка государыня вас кличут, который час вас разыскивают.
Вдовая царица встретила, как всегда, с добродушной улыбкой:
— Ну, Федорушка, поведай, какие вести слыхал у Кремля да в посадах?
— По-разному бают, матушка государыня. Князь Василий нынче в поход отправляется на крымские земли. Софья, слышь, стрельцов ублажает, на государя усмехается, озорничает, мол, царь Иван в благости.
— Ну, ну, сие мне вестимо. — Царица почти каждый день через верных людей знала не только о московской жизни, но и о разговорах в кремлевских палатах. Царица вздохнула, видимо, размышляя о чем-то своем, затаенном, но, вспомнив, зачем вызвала Апраксина, озаботилась: — Петрушенька нынче затеял утеху водную, так ты, Федор, присматривай за ним. Не отпускай, пожалуй, ни на шаг. Гляди в оба, не ровен час, беды бы не случилось.
— Будь покойна, матушка государыня. С Петра Лексеича я нынче глаз не спущу. Да он и сам за себя постоит.
— Ну, слава Богу, а ты все ж присматривай.
Спустя неделю в тихое, безветренное июльское утро 1688 года на берегу Яузы копошились вокруг ботика, готовили лодку к спуску на воду. Последние указания давал Карстен Брандт. Степенно присматривались к незнакомому делу Франц Тиммерман, плотники, ватага потешных.
Здесь же расхаживал на берегу и недавний приятель Петра, франтоватый офицер из полка Гордона Франц Лефорт. Он с любопытством посматривал на ботик, качал головой, цокал языком, но советов на этот раз не подавал.
Петр, слегка волнуясь, посмотрел на Брандта, тот добродушно прищурился:
— Можно начинать, с Богом, государь.
Плотники, потешные, босиком, подвернувши штанины, обхватили ботик с обеих бортов, Апраксин подпер вместе с Петром корму, приподняли ее, и Федор крикнул:
— Взяли!
Разом, с гиканьем, все подхватили лодку, и она, заскрипев, двинулась медленно по песку. Притормозив у кромки воды, лодка скользнула в воду, закачалась. Рябью встревожилась тихая заводь.
Брандт за веревку развернул ботик носом к берегу и, закрепив ее за березу, разогнул спину.
— Так-то надежно, заместо якоря. Теперь по обычаю — судно на воде, вино в животе.
Все засмеялись. Петр подмигнул Апраксину: сбегай, мол. Пока Апраксин готовил угощение, Брандт отвязал лодку, поманил Петра.
Царь смаху перелез через борт, но лодка не трогалась с места, приткнувшись к мели.
Брант раскатал свернутый парус.
— Сие, государь, парусина, поднимается на машт. — Брандт похлопал по мачте. — Когда ветер дует, лодка плывет.
Карстен взял уложенные вдоль борта два весла.
— Сегодня ветра нет, будем гребать. Сначала надо сойти с мели, оттолкнуться багром или веслом.
Брандт приладил весла, махнул на берег. Там потешные Скляев и Верещагин отдали веревку и оттолкнули ботик от берега.
Петр уверенно взялся за весла, сделал несколько гребков вниз по течению, но в это время под березой появился Апраксин, и за ним слуги тащили кули с закуской и выпивкой…
Ловко развернув корму на излучине Яузы, Карстен направил лодку вверх по течению, где на берегу уже стелили скатерти, расставляли штофы с вином…
На следующее утро, спозаранок Петр вместе с Апраксиным и потешными первыми появились у ботика. Все расселись по банкам[5], осматривали, ощупывали борта, днище, заглядывали под банки, в носовой и кормовой люки. Появился Брандт, и его сразу засыпали вопросами. Пришлось старому моряку вспоминать молодые годы, когда он юнгой служил на кораблях. Видя горящие глаза юнцов, неподдельный интерес у небольшой, но дружной ватажки, подумал про себя: «Сколько лет в Московии проживаю, а не думал, что есть у русичей такое любопытство к морскому делу».
Между тем знойное солнце поднялось высоко, припекало, на березках не шевелилась ни одна веточка. Прошлись вверх по Яузе на веслах, на ладонях запузырились мозоли.
— Со временем все пообвыкнется, — успокаивал Брандт. — Настоящий моряк должен иметь крепкую хватку.
Уже вечерело, когда заколыхались верхушки деревьев. Первым заметил Брандт и, подняв голову, кивнул на березы:
— Быть может, повезет, пойдем под парусом.
Но не все рвались испытать диковинное действие, кто-то горел от нетерпения, а кто-то с опаской, нерешительно чесал затылок.
Петр сам отобрал троих — Апраксина, Меншикова и Скляева. Разувшись, подвернув, как и вчера, штанины выше колен, они стали вдоль бортов ботика.
Разобрав снасти, Карстен пояснил каждому обязанности на лодке, проговорил:
— Можно, государь, отталкивать бот.
Едва лодка закачалась на чистой воде, прозвучал твердый голос Карстена:
— Поднять парус!
Крепко зажав шкоты в левой руке, Брандт отработанным приемом переложил руль, парус, и ботик, увалив нос под ветер, медленно двинулся вперед, вверх по течению Яузы. В лодке все молча переглянулись, бросили взгляд на медленно уплывающие за корму берега Яузы. Там стояли потешные, сбежавшаяся дворня.
Первым пришел в себя Петр. Взглянув на улыбающегося Брандта, погладил вздувшийся парус, засмеялся:
— Эко чудо-пузо, Карстен!
— В нем великая сила, государь, парус двигает вперед всю Европу.
Петр недоумевающе посмотрел на голландца.
— Парусные корабли торгуют по всему миру товарами. Потому процветают нации.
Но блаженное настроение быстро прервалось. Не пройдя и трех десятков саженей, пока они переговаривались, ботик ткнулся носом в берег. Петр растеряно глянул на Карстена. Тот ухмыльнулся и спокойно погладил бородку.
— Надобно вылезать и сталкивать, государь.
Апраксин первым спрыгнул в воду, за ним Петр и Меншиков. Ноги вязли в иле. Но усилия увенчались успехом, и лодка сразу заколыхалась на чистой воде. Петр, сверкая пятками, полез через борт, обдирая живот, следом за ним Меншиков.
Брандт крикнул:
— Не все сразу лезьте, по одному.
Апраксин придерживал ботик за корму, пока неуклюже забирались в лодку Петр и Меншиков, и впрыгнул последним. Ботик опять медленно увалился, и теперь поплыли вниз по течению, вновь развернулись против ветра, но едва набрали скорость, как лодка опять ткнулась в отмель. Ветер между тем затих, парус сник. Петр нетерпеливо, с досадой обернулся к Брандту:
— Опять за весла браться?
— На море, государь, всяко случается, в штиль разбирают весла, если судно приспособлено, двигаться-то надобно.
Пришлось свертывать парус, налечь на весла.
Солнышко давно скрылось за кронами деревьев, на берегу роилось комарье, потешные расчесывали до крови вспотевшие спины.
— Парус простор, ветер любит, государь, — сказал, отмахиваясь от комаров, Брандт. — Чем больше, тем лучше, чем крепче, тем веселей. А в Яузе токмо лягушкам полоскаться.
Едва Брандт замолк, Петр уже распорядился:
— Удружи, Федор, разыщи телеги, мужиков кликни, тащите ботик на Просяной пруд. За ночь управитесь.
Апраксин давно привык к причудам даря. Ранним утром в Измайлове та же ватага потешных снаряжала ботик к плаванию.
Петр благодарно посмотрел на невыспавшегося Апраксина:
— Молодец, ступай отсыпайся.
Вечером, не доходя до Просяного пруда, Апраксин заметил на берегу костер. Ботик стоял без паруса, приткнувшись к берегу. На откосе у костра расположились потешные во главе с царем.
— Слышь-ка, Федор, — первым заговорщицки начал Петр, — сказывают Алексашка да Федосейка, недалеко от Троицкого озерко плещется, будто море по величине.
— Что же с того, государь? — Иногда Апраксин в присутствии людей обращался к царю по титулу.
