Вероника Тутенко - Дар кариатид
На Ивана было больно смотреть. Парень наклонил голову еще ниже, признавая всем своим видом «виноват, товарищ старшина».
Старшина вдруг радостно, от души захохотал, похлопал Ваню по плечу, и в немецком подвале сразу стало весело и уютно.
Большие солдатские кружки, которые Нина и Иван предусмотрительно захватили с собой, теперь заработали быстро-быстро. Спирт, журча, переливался в фляги из-под молока.
— А ведь по колено, наверное, будет, — радовался, слегка захмелев старшина, как будто намеревался увезти весь спирт с собой. — Думали ли мы, Ваня, что будем в спирте купаться!
— Не думали, товарищ старшина! — застенчиво и весело подтвердил Ваня.
Настроение старшего невольно передалось и его спутникам. Деревня уже не казалась такой бесприютной и унылой. Хотя туман и сумерки сгущались все сильнее.
— Вот ведь гад! — неожиданно разозлился Иван, очевидно имея в виду хозяина дома. — Ведь нарочно спирт на пол выпил, чтоб нам не достался!
— Хрен он угадал, фашистская гнида! — довольно хмыкнул старшина. — Спирт — не вода. Не пропадать же такому добру!
Наконец, решив, что достаточно, старшина выпрямился по весь рост. Не очень высокий, Сергей Иванович казался, между тем, статным, почти богатырем, из-за широких плеч и могучей шеи.
— Теперь можно и домой! — с чувством выполненного долга провозгласил старшина и снова о чем-то вздохнул.
Может быть, случайно сорвавшееся с губ, как перезрелый плод «домой» напомнило бойцу, как отличаются родные стены от стен чужих домов, землянок, палаток — временных жилищ на пути к победе.
Машина тронулась в обратный путь. «Козел» осторожно объезжал ухабы и ямы — язвы войны. Иван боялся расплескать драгоценный трофей и даже, чтобы лишний раз не разворачивать машину на колдобинах, свернул на другую дорогу.
— Молодец, Ваня! — хвалил старшина, уже забыв, что совсем недавно отчитывал его за презрение к спиртному. — Толковый ты парень!
Дорога пролегала по окраине селенья, уснувшего, казалось, спокойным и беспечным вечным сном.
«Козел» чуть сбавил и без того малую скорость.
— Смотрите, товарищ старшина, — заметил своим молодым зорким взглядом неподвижную фигуру в сумерках Иван.
У дома почти на окраине, облокотившись о дверной косяк, застыл, как часовой, солдат одного примерно возраста с дядей Ваней.
— Здорово, отец! — окликнул его из окна машины Сергей Иванович. — Что стоишь здесь, как сирота.
Пожилой солдат только поморщился и махнул рукой. Мол, проезжайте дальше, ребятки!
Но молчаливое пренебрежение, с каким отмахнулся от них странный часовой, только разожгло любопытство старшины.
— Тормози, Ваня, — весело приказал он и спрыгнул на землю.
Иван заговорщицки повернулся к Нине, и через несколько мгновений оба стояли за спиной у Сергея Ивановича.
— Куда вы! — испугался солдат.
Пытался было задержать незваных гостей. Куда там! Ринулись, как в атаку.
И девчонка с ними!
— Девчонку-то куда! — ухватил Нину за запястье пожилой солдат. Но она резким движением высвободила руку. В голосе мужчины сквозило что-то, какой-то намек на запретное, что заставило ее мышкой юркнуть в дверной проем.
Следом вошли Сергей Иванович и Ваня. Все трое остановились и недоуменно, с отвращением, с ужасом смотрели на происходящее.
В центре комнаты на мокром полу лежала немка лет двадцати. Красивое лицо девушки искажала гримаса боли. Спутанные пряди длинных светлых волос прилипли к грязным половицам.
Рядом стояло неполное ведро воды. У стены белел кружевной комок — нижнее белье девушки.
Глаза немки было закрыты — только вздрагивали от боли ресницы. Порванный лиф светлого платья обнажал упругие маленькие груди.
В комнате было человек десять солдат. Самому молодому — не меньше пятидесяти. Самому пожилому — далеко за шестьдесят.
Один из них, с седой курчавой бородой, придавил девушку к полу мощным торсом и тяжело, прерывисто дышал.
Нина отвернулась и встретилась взглядом с Ваней.
Глаза его растерянно блуждали, а щеки, обычно чуть розоватые, казалось, вот-вот загорятся.
Сергей Иванович шагнул вперед и остановился в несвойственном ему замешательстве.
— Что ж это вы делаете? — перевел он взгляд со спущенных штанов бородатого солдата на лица остальных.
— А что? — повел один из них полинявшим усом в плотоядной усмешке. — Хочется, сынок!
Солдат на полу задвигался резче. Девушка вскрикнула и потеряла сознание. Мучитель, закончив свое дело, натянул штаны, уступая место следующему.
— Опять в обморок, — покачал головой рыжеусый солдат, по-видимому, самый молодой из всей компании, и окатил девушку из ведра.
Немка открыла глаза и застонала от боли.
Следующий солдат уже расстегивал штаны.
— Пойдем, Нина, — подтянул девочку за руку старшина, а она, как загипнотизированная, все не могла оторвать испуганный взгляд от середины комнаты.
Скрытая до сих пор от нее сторона жизни распласталась перед ней на грязном полу в одном из самых отвратительных своих обличий.
— Пойдем! — резче дернул за руку Нину Сергей Петрович. — Не зачем тебе смотреть на это!
— Как же мы уйдем, товарищ старшина… — тихо возразил Иван… — ведь… они…
— Ишь, жалостливый нашелся, — презрение к мягкости солдата, птенца еще совсем желторотого, боролось в голосе старшины, с восхищением человечностью Вани. — Видно, мало горя тебе, Иван, война принесла.
Ваня резко, как от пощечины, вскинул голову.
— Немало, товарищ старшина! — неожиданно резко и с вызовом ответил солдат и грустно, своим обычным чуть задумчивым тоном добавил. — У меня отец с войны не вернулся, старший брат пропал без вести…
— Прости, Иван, — смягчился подступившим к горлу раскаянием голос старшины. — Сам не знаю, что говорю. Зверя из меня сделала эта война…
Иван молча согласился с этим объяснением и сел за руль.
Военная машина медленно двинулась дальше.
Нина настороженно поглядывала по сторонам. Пристальней вглядывался вдаль старшина.
Деревня, представшая первому невнимательному взгляду совершенно запустевшей, оказывается, жила своей тайной жизнью.
Над одной из крыш тянулась к тяжелым облакам тоненькая струйка дыма.
— Смотрите, там кто-то есть! — заметила ее Нина.
Старшина мрачно нахмурился. Недавняя картина встала у него перед глазами.
— Останови, Иван, — попросил он недовольно. В деревне могли еще оставаться немцы, и как бы не хотелось поскорее вернуться в госпиталь и отхлебнуть из кружки спирта, нужно было убедиться, нет ли поблизости врагов.
Сергей Иванович плавно остановил машину, и старшина решительно и осторожно направился к дому.
Иван и Нина последовали было за ним, но офицер строго сверкнул на них глазами и приказал возвращаться в автомобиль.
— Но товарищ старшина, — жалобно попросила Нина.
Нет, она не могла сидеть и ждать в автомобиле, когда, может быть, в таинственном доме будет нужна ее помощь.
— «Нет», я сказал, — процедил сквозь зубы старшина, явно, недовольный тем, что своенравная девчонка, кажется, совершенно не понимает, насколько опасной может быть мирная с виду деревенька.
Нина вздохнула. Приказ придется выполнять… И уже хотела было повернуть назад, как деревянная входная дверь медленно скрипнула.
Сергей Иванович плавно, но быстро поднял руку с взведенным пистолетом, прицеливаясь в центр дверного проема.
Мрачный и решительный, с чем-то тяжелым в руке, хозяин грузно вышел на звук шагов и голосов.
— Не стреляйте! — испугалась девочка и ринулась к двери.
— Нина! — хозяин бросил ножку от стула и расплылся в улыбке.
Старшина опустил пистолет.
— Феликс!
Поляк захохотал, стиснул девушку в объятьях.
— Вот уж не думала увидеть тебя здесь!
— Пойдем! — весело махнул рукой Феликс, приглашая Нину следовать за собой вглубь дома.
— Нина… — строго окликнул Сергей Иванович.
— Это же Феликс! — поспешила Нина успокоить Сергея Ивановича. — Жених Стефы.
Девушка бессильно помотала головой. Оба имени ни о чем не могли сказать старшине.
— А где же Стефа? — забыла Нина о Сергее Ивановиче.
— Там, — с тихой улыбкой показал Феликс на закрытую дверь.
Какие-то особые, торжественные нотки в голосе поляка остановили Нину у самого порога.
— Можно? — обернулась она к Феликсу.
— Tak — tak! — радостно закивал он и сам толкнул дверь.
Стефа сидела на заваленной перинами кроватью и грудью кормила младенца.
Полячка услышала голос Нины, еще до того, как та вошла в дом. И теперь не удивилась ее появлению. Глаза Стефы лучились радостью, а обычно озорная веселая улыбка была мягкой и ласковой, как у Мадонны.
