Феликс Дан - Падение империи
— Я должен подчиняться мнению моего государя!..
— Полно говорить вздор, Петр. Брось, пожалуйста, ненужные хитрости, будь откровенен хоть со мной. Я знаю, что ты считаешь себя удивительным дипломатом, способным перехитрить и надуть всех на свете, но верь мне, друг, излишняя хитрость подчас мешает рассуждать умно. Я же думаю, что лгать нужно как можно меньше, и то только тогда, когда отличить ложь от правды совершенно не возможно. Твою же дипломатическую хитрость я насквозь вижу и могу сейчас же сказать тебе, в чем сущность твоей «миссии». Сомневаться в том, что человек, носящий титул «римского императора», желает вернуть Италию под свое владычество, может только полный глупец. Не так ли? Следовательно, вопрос в том лишь, считает ли Юстиниан более выгодным оставить Амаласунту на престоле — покуда — или же свергнуть ее немедленно… Ведь это-то ты и хочешь скрыть от меня. Напрасно. Не пройдет и суток, как я узнаю мнение твоего императора.
— Однако и ты не изменил своим старым привычкам, Цетегус, и остался таким же, каким был тридцать лет назад. Гордости в тебе не убавилось!..
Появление Сифакса помешало префекту ответить на эту шпильку старого грека.
— Господин, тебя желает видеть какая-то дама, закутанная в темные покрывала, — доложил красивый бронзовый юноша с почтительной фамильярностью, подобающей доверенному слуге. — Она говорит, по очень важному делу.
— Иди, иди, друг Цетегус! — поспешно проговорил Петр. — Не стесняйся из-за меня. Я не хочу тебе мешать принять такую интересную гостью.
В голосе маленького византийца прозвучало что-то похожее на насмешку. Префект Рима заметил это, и в голове его родилась мысль: «А ведь, он знает, кто эта таинственная дама».
В большой приемной навстречу Цетегусу поднялась высокая, статная фигура, в богатом костюме германского покроя, и не ожидая приглашения, нетерпеливым движением откинула с лица густое покрывало.
«Принцесса Готелинда! — подумал Цетегус с удивлением. — Что значит это посещение?»
С изысканной вежливостью проводил он посетительницу к почетному креслу.
— Чему обязан я честью твоего посещения, принцесса?
— Ненависти! — резко ответила Готелинда громким и неприятным голосом, прекрасно гармонирующим с выражением ее мрачного и озлобленного лица.
Жена последнего племянника Теодорика Великого, Готелинда была бы красивой женщиной, несмотря на резкие черты лица, если бы лицо это не было обезображено ужасающим образом еще в ранней молодости. Вследствие случайного ранения, правый глаз ее вытек и закрылся, а через всю щеку тянулся широкий красный рубец, придающий этому женскому лицу неженское выражение дикости и жестокости. Особенно в настоящую минуту, когда волнение заставляло голос Готелинды хрипеть, а шрам на лице казался смоченным свежей кровью, эта двоюродная сестра Амаласунты была положительно страшна, со своим единственным сверкающим злобой глазом.
Цетегус невольно отступил на шаг перед этой женщиной.
— Кого же ненавидишь ты, принцесса?
— Кого? Об этом после, префект Рима. Я пришла к тебе, чтобы сделать тебе одно предложение. Но прежде всего прости, если я помешала твоему разговору с Петром, посланником Византии.
Цетегус навострил уши.
— А ты знаешь, что Петр у меня? — спросил он с притворным равнодушием.
— Да, я случайно проезжала мимо твоего дома и видела, когда он входил к тебе.
«Зачем она лжет? — подумал Цетегус. — Я сам отворил Петру садовую калитку. Видеть она его не могла. Значит они сговорились встретиться здесь как бы случайно. Зачем?»
— А ты знаешь Петра? — спросил он вскользь, как бы не придавая значения своему вопросу.
— Еще бы! Мы старые знакомые, — равнодушно ответила Готелинда. — Но к делу, префект. Я не хочу терять времени на дипломатические ходы и подвохи, и говорю тебе прямо и откровенно. Я ненавижу эту Амаласунту, дочь Теодорика. Я хочу и могу прогнать ее из дворца. Хочешь ли ты помогать мне в этом или мешать?
«Ага, — подумал Цетегус, — теперь я понимаю, для чего прислан мой друг Петр».
— Принцесса, — начал он многозначительно, — прежде чем отвечать на подобный вопрос, надо знать обстоятельства, говорящие за и против. Охотно верю, что ты желаешь погубить правительницу. Но одного желания недостаточно. Ты утверждаешь, что можешь исполнить свое желание. Докажи мне это.
— Я никогда не лгу, — резко заметила Готелинда.
— Опять-таки охотно верю! Но ты можешь ошибаться. Женщины легко ошибаются, принимая свои мечты за действительность.
Цетегус говорил тем снисходительно насмешливым тоном, которого не выносят самолюбивые и страстные натуры.
Готелинда гордо выпрямилась.
— Слушай и суди сам, увлекаюсь ли я. Ты знаешь, что герцог Тулун не был убит на месте. Его подняли раненого невдалеке от моего поместья, возле Танетума, и принесли ко мне в дом. На моих руках и скончался мой бедный родственник. Ты знаешь, надеюсь, что я принадлежу к роду Балтов, и что убитые Амаласунтой герцоги были моими двоюродными братьями. Таким-то образом я и могла слышать предсмертные слова герцога Тулуна.
— Он мог бредить в агонии, — спокойно заметил Цетегус.
Готелинда нетерпеливо подняла руки.
— Не говори вздора, префект. Раненый не бредил, когда называл своей убийцей правительницу. У меня есть и второй свидетель. Быть может, ты не знаешь, что герцог Тулун успел ответить ударом на удар и тяжело ранил своего убийцу. Вот этого-то раненого убийцу нашли мои невольники в чаще леса и опять-таки принесли ко мне. Я сама допрашивала его, я слышала, что он говорил и сама записала его признание И вот его буквальные слова: «Префект Рима послал меня к королеве в Равенну, Амаласунта же отрядила к герцогу Тулуну с поручением убить его во что бы то ни стало!» Убийца был один из тех изорских солдат, которых ты привез в Рим, Цетегус. В Риме он работал под твоим личным надзором над вновь строящимися укреплениями до своего отъезда в Равенну. Надеюсь, ты понял, что все это значит?
— Может быть! — бесстрастно ответил Цетегус. — Хотя прежде всего надо знать, кто кроме тебя слышал предсмертные показания убитого и убийцы?
— Никто, кроме меня! — быстро ответила Готелинда по привычке женщин, страстно стремящихся к одной цели, забывая об осторожности.
Железный римлянин насмешливо улыбнулся.
— Вот это меняет все дело, принцесса! Твое свидетельство ничего не стоит в данном случае. Ты слишком бешено ненавидишь Амаласунту, чтобы тебе поверили на слово беспристрастные люди в случае, если бы ты вздумала обвинять ее и меня в убийстве герцогов. Уже поэтому угроз твоих я не боюсь. Как видишь, заставить меня помогать себе ты не можешь. Но, быть может, ты сможешь меня убедить. Вот это другое дело. Я не отказываюсь выслушать доказательство того, что мне выгоднее помогать тебе, чем Амаласунте. Кстати, так как ты говоришь, что знаешь посланника Юстиниана, не хочешь ли поговорить с ним в моем присутствии? Он так же заинтересован судьбой Амаласунты, как и мы. Быть может, втроем мы сумеем обсудить положение лучше, чем вдвоем?
— Зови его! — ответила Готелинда все тем же нервно нетерпеливым голосом.
Цетегус молча поклонился и сам пошел за Петром, оставшимся в его кабинете.
— Представь себе, кто у меня в гостях, Петр… — проговорил он равнодушным тоном. — Готелинда, готская принцесса, жена племянника Теодорика. Ты ее знаешь?
Черные глаза римлянина впились в хитрые, бегающие глазки византийца.
— Готелинду? О, нет. Я никогда ее не видел! Хотя, конечно, слышал ее имя.
— Ну так сейчас увидишь. Она желала бы переговорить с нами обоими, по одному политическому обстоятельству. Надеюсь, ты не имеешь ничего против этого? — И Цетегус взял под руку своего гостя, чтобы вместе с ним войти в гостиную, где ждала Готелинда.
Та быстро пошла ему навстречу с протянутыми руками.
— А, вот и ты, Петр! Здравствуй, старый друг.
Цетегус громко засмеялся.
— Опять обманул, Петр? Говорил я тебе: слишком много хитрости не годится! Ну, полно, не огорчайся этим маленьким уроком, который я дал тебе, и давай говорить откровенно. Я вижу, что вы оба уже соединились в желании свергнуть Амаласунту и желали бы иметь меня своим помощником. Я не говорю ни да, ни нет. Прежде всего, вы должны объяснить мне ваши планы подробней. Кого думаете вы посадить на место дочери Теодорика? Для самого Юстиниана дорога еще не достаточно расчищена.
Петр молчал, пораженный проницательностью, с которой железный римлянин разгадал тайные замыслы Юстиниана.
Но Готелинда нетерпеливо махнула рукой.
— К чему с ним хитрить, Петр. Будем говорить откровенно, Цетегуса все равно не обманешь. Я надеюсь заменить Амаласунту моим супругом. Теодохад последний мужской потомок рода Амалунгов. Готы признают его, если дочь Теодорика уступит ему корону. Мы же заставим ее сделать это!
