Владислав Бахревский - Ярополк
Отец Хрисогон был человеком зело книжным. Тотчас начал припоминать писания святых отцов:
– Не о царях сказано, но и к царям приложимо. Григорий Богослов, архиепископ Константинопольский, так говорил: «Венцы даются тем, которые подвизались (иначе говоря, поборничали), а не тем, которые сидели вверху. Тем, которые напрягали все силы, а не тем, которые лишены употребления большей части сил».
– Но что такое княжить?! – воскликнул Ярополк.
– Давать людям закон, – твердо ответил священник. – О том и святитель Василий Великий сказывал: «Ежели царская власть есть законное правительство, то очевидно, что и правила, какие дает царь, истинно достойны сего наименования… Тем и отличается злой властелин от царя, что один везде имеет в виду свои выгоды, а другой помышляет о пользе подданных…»
– Но мои подданные поклоняются истуканам. Я должен с ними хитрить, а хитрость – грех.
– Отнюдь! – воскликнул отец Хрисогон, повеселев. – Святитель Василий указал нам два вида хитрости: лукавую и похвальную. Кто ведет свои дела ко вреду других, тот лукав. Злодеяние же есть упражнение во зле. Похвально хитрый, говорит святитель, ищет блага для себя и для других и счастливо избегает всякого вреда… Тебе, князь, нечего страшиться! Господь наделил твое величество даром кротости. А кротость, по писанию святого Ефрема Сирина, есть трекратное блаженство человека.
– Значит, я должен постоянно носить на себе две личины!
– Молись, – сказал отец Хрисогон, опуская глаза перед пристальным взором отрока. – Вот в подкрепление тебе слова Иоанна Златоуста: «Все, прибегающие к Спасителю, пользуются даром и спасаются благодатию. Те же, которые хотят оправдаться законом, лишаются и благодати». Не стремись спасаться собственными силами. Молись, Бог не оставит ни царя, ни раба.
Ярополк подумал и сказал:
– Выходит, князю о своей душе и печаловаться… не годится. Вот оно что такое – княжить.
Отец Хрисогон и боярин Вышата промолчали. У Александры сжалось сердце: не будет счастливым княжение доброго!
Нежила ночью суженого, не помня себя от горькой и такой сладкой любви.
…Разбудили Ярополка до света. Яростные жрецы приволокли на суд десятилетнего отрока. Бедняга в ночь перед великим действом посвящения князя на стол всея Руси не сохранил, не уберег негасимый огонь перед истуканом Перуна.
– Он, избранный из многих, оказался наихудшим! – вопили жрецы. – Он поддался соблазну, позволил сну сморить себя! Священный огонь утрачен.
– Что же я должен сделать? – спросил Ярополк жрецов, но сам знал: виновника покарают смертью.
– Дабы умилосердить грозного, метающего молнии бога, мы принесем отрока в жертву, – сказал главный жрец.
– Идите все к трону на суд, – решил Ярополк, сам же пошел облачаться.
– Что они хотят? – спросила Александра: Ярополка трясло.
– Хотят, чтоб я отдал отрока на закланье Перуну.
– За что?!
– Погасли дрова… Священный огонь погас.
Александра подала супругу воды испить, думала быстро.
– Перед Перуном жгут дубовые дрова… Причина угасшего пламени в дровах…
– В дровах! – согласился Ярополк, но зубы у него стучали.
Всего через несколько минут на троне сидел спокойный, с неподвижным лицом, с глазами, устремленными на подданных, великий князь.
– Дрова сгорели в жертвеннике дотла или ты забыл их поворошить? – спросил Ярополк отрока.
– Я заснул и не поворошил дрова, – ответил обреченный.
– Значит, дрова в жертвеннике были.
– Были, – согласились жрецы. – Милостью Перуна нам удалось раздуть пламя из единого уголька.
– Значит, огонь не возобновляли?
– Перун сего не допустил, – ответил главный жрец.
– Кто, спрашиваю, приготовлял дрова для священного негасимого огня? – Ярополк обвел жрецов неумолимым взором, их было пятеро.
– Все мы, – ответили жрецы.
– Если дрова, не догорев, погасли, значит, они были сырые, – рассудил Ярополк. – Значит, в первую голову виноваты вы все. Не знаю, примет ли Перун такую жертву благосклонно…
Воцарилось молчание. Ярополк задумался и, тяжело вздохнув, сказал:
– В жертву принесите самого тучного быка из моего княжеского стада.
Жрецы попятились, не возражая мудрому правителю. Главный жрец прошептал:
– Весь в святошу Ольгу!
В полдень, когда народ пришел смотреть на своего князя, кормящего Перуна, Ярополк был светел лицом, и голос его звенел радостно.
Огромный, вырезанный из дуба Перун стоял на железных ногах, обхватив руками простой белый камень, в котором сияли длинными лучами большие карбункулы и пламенели рубины. Перед идолом, как всегда, горел костер из дубовых дров.
Сказал Ярополк, когда в жертву громовержцу принесли огромного быка:
– Повелитель молний и жизни! Ты дал моему отцу, великому князю, двадцать лет и еще восемь. Теперь мне стоять, Ярополку, перед взором огненных глаз твоих. Будь милостив, пошли мне добрые дела. Отведи от меня зависть и зло, чтоб и я не сотворил злого. Даю тебе обильную пищу, и ты воздай мне обилием. Клянусь тебе, Перун, беречь людей от нашествий и напастей. Побереги и ты меня, великий и грозный.
Люди слушали слова князя и тихонько радовались: этот не убежит из родного дома на край света.
Когда обряды закончились, к великому князю подошли отец и мать отрока, избавленного по суду Ярополка от лютой смерти. Упали в ноги:
– Возьми нашего сына себе в самые последние слуги, пусть будет рабом твоим.
– Отец и мать, мне дороже, чтобы вы взрастили сына в семейной любви и радости. Об одном прошу: пусть не делает злого и бережет покой родителей своих.
Лют
Из дальних варяжских стран воротился сын Свенельда Лют. Отец посылал его на далекую свою родину к рыцарю Роару спросить, когда ждать славного да великого в Киеве, ибо сговоренная невеста заждалась своего суженого. Лют привез семейству Роара богатые подарки, а рыцарю портрет невесты. Роара покорила красота девушки, и особенно глаза, гордые и насмешливые.
Роар строил замок. Он обещал, что будет в Киеве, как только приготовит брачные покои.
Заботясь о будущем своих потомков, мудрый Свенельд прислал Люта Ярополку, надеясь, что сын станет самым близким человеком великому князю.
Из страны варягов Лют привез удивительный меч, одинаково легко рассекавший подушку с перьями и железный шлем. Люту было жалко расстаться с таким удивительным оружием, кованным самим Вёлундом, перенявшим кузнечное искусство у обитателей горы Каллёва.
Свенельд уговорил Люта поднести меч Ярополку.
– Умей быть щедрым дарителем – получишь вдесятеро, – наставлял боярин и воевода своего упрямого сына.
Ярополк, принимая подарок, увидел, как дрогнуло веко у Люта. Ему все стало понятно, и он сказал:
– Я принимаю меч. Такого совершенного оружия мне еще не доводилось видеть, но храни его у себя и служи мне этим мечом. В твоих могучих руках, я надеюсь, он совершит великие подвиги.
Рыжий Лют стал совершенно красным от счастья и на радостях поднял лошадь над собою.
Узнав обо всем этом, Свенельд огорчился. Ему хотелось, чтоб его сын стал большим воеводой, а он выказывает дурную силу.
Ради Люта Свенельд назначил учения молодому, вновь набранному войску.
На одной из днепровских круч поставили деревянную крепостенку и принялись гонять молодых: нужно было взбежать на гору, прикрывая голову щитом, поставить лестницы, перебраться через тын, биться на стене.
Искусством брать город приступом и отбивать приступ могучий Лют владел с детства, бывал с отцом во многих походах. Но вот беда, учил он молодых воев бранью да палкой. Посылая дружину в сражение, никогда не шел с нею, тыркал отставших в спину, лупил робеющих, отвешивал оплеухи неудачникам.
Ярополку такое воеводство было не по душе, но терпел. Иное дело Блуд! У этого полк учен не криками да побоями, а умной беседой, толковым показом, как надо и как не надо.
– Слушай, – сказал однажды Лют Ярополку, – города брать мы завтра не собираемся, чего без толку себя и других в пот вгонять! Поехали на охоту. Такую погоду упускаем.
Покоробило Ярополка от таких слов, но не посмел обидеть Люта. Поехали с ловчими птицами лебедей добывать.
Никому не признавался великий князь, что от красной сей потехи его подташнивает, убитых птиц – пусть птицами – до слез жалко.
А Лют лебедей с небес снимает, гордясь соколами и самим собою. На земле тоже добычу готов ухватить. Высмотрел девицу в лесной веси. Приказал сокольничим схватить Ненаглядушку и в шатер доставить. Ума, однако, хватило: лишить деву чести Ярополку предоставил.
Тут уж великий князь гнева не сдержал.
– Как ты смеешь хватать кого попадя?! Будто печенег! Будто хазарин какой! – закричал Ярополк на Люта.
– Девица не какая попадя! – возразил Свенельдов сын. – Такой красоты я и в Киеве не встречал.
– Но у девы есть батюшка, матушка. Может, она уж и просватана.
Лют только смеялся:
