Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский
Видя колебания вице-губернатора, Ландсберг решил надавить:
— Если помните, Федор Федорович, я еще зимой обещал сделать весьма крупное пожертвование в наше благотворительное общество. На тот самый приют-с, тысяч этак двадцать, помнится. А свободные деньги у меня, увы, только в «Ниппон Гейко»…
Про задумку с приютом вице-губернатор, разумеется, помнил. И возлагал на свою инициативу немалые надежды. Свою деятельность на ниве благотворительности фон Бунге считал не менее важной и значимой для общества, нежели прокурорский надзор за исполнением законов. Да и ассигнования Главного тюремного управления были скудны, и столичные чиновники и слышать не желали о финансирования всего того, что не являлось новыми тюрьмами. Хорошо помнил фон Бунге и то, что именно Ландсберг вносил в кассу благотворительного общества львиную долю потребной для его деятельности средств. И этот приют… Без двадцати тысяч рублей, обещанных им, дело затухнет на долгие годы — если не будет похоронено вовсе.
— Хорошо, Карл Христофорович, я подумаю, — решился заместитель военного губернатора. — Окончательный ответ я сразу дать вам не могу, вы уж простите! Поищу прецеденты, посоветуюсь кое с кем. Но — я на вашей стороне, Карл Христофорович! Время у нас пока есть — ближайший пароход во Владивосток, если не ошибаюсь, недельки через две намечается? Ну, к этому времени и решится все, я думаю!
— Очень на это надеюсь, Федор Федорович! На дворе второй год двадцатого столетия, и наш южный сосед проявляет совершенно явственную активность в подготовке к войне. Ежели, не дай бог, подтвердится очевидное, и Япония начнет боевые действия, мне до капиталов в «Ниппон Гейко», как вы понимаете, уже не добраться. Вот и хотелось бы подстраховаться — успеть перевести основной капитал куда-нибудь в Европу. Да и с приютом хочется завершить…
— Ваше сочувствие целям нашего общества делают вам честь, Карл Христофорович. Правда, эти ваши рассуждения о грядущей угрозе войны с Японией… Поменьше бы вы об этом говорили, ей-богу! Я не думаю, чтобы эти азиаты рискнули бросить вызов Российской империи. Вы сами на карту-то давно глядели? Япония соотносится с Россией, как воробей с дубом, на ветку которого присел отдохнуть. Нет, не думаю! К тому же подобные разговоры не согласуются с линией политики государя, насколько я понимаю. Поменьше, поменьше на военные темы рассуждайте, Карл Христофорыч! Мы-то с вами люди свои, а вот ежели до его высокопревосходительства дойдет… Неужто мало вам всяческих неприятностей и козней со стороны недругов?
— Что до карты, то такая и у меня в конторе висит, Федор Федорович! И соотносительные масштабы России и Японии вполне очевидны. Но к войне-то Япония готовится, вы не можете этого не видеть! У нее нынче огромный военный флот, армия за последние месяцы едва не утроена. Вооружение из Европы караванами идет, военных инструкторов из Германии тысячами считают. Это же очевидно, Федор Федорович! А с кем ей воевать, ежели не с нами? С Китаем она, извините, и прежним свои малочисленным флотом справляется. А тут и мы с Манчжурией, с Кореей, с Порт-Артуром поперек горла… Деловые люди, Федор Федорович, войну раньше военных порой чуют…
Фон Бунге вежливо слушал посетителя, однако начал потихоньку ерзать на стуле. Наконец, помощник губернатора бросил откровенно-скорбный взгляд на груду нерассмотренных бумаг, загромоздившую всю левую половину стола и поднял глаза на Ландсберга:
— Карл Христофорыч, побойтесь бога! Видите эту бумажную прорву на столе? С удовольствием поговорю с вами на любые темы, Карл Христофорыч, но только в другой раз. Вы уж простите…
Шагая к себе в контору и раскланиваясь по дороге со знакомыми, Ландсберг невольно улыбался в густые усы: получится у него с Японией, либо нет — неважно. Главное в другом: в беседе с вице-губернатором он сумел сделать акцент именно на Японии. Пусть думают, что это для него основное!
* * *
Прошло две недели, и вот Карл уже во Владивостоке. Привычную гостиницу пришлось сменить: в прежней его хорошо знали, и новый паспорт мог породить нежелательное любопытство и внимание к его персоне. Поселившись в «Европейской», Ландсберг не пробыл там и получаса и сразу направился по делам, коих в столице Приморья у него было множество.
Он нанес визит в торговый дом «Кунст и Албертс», потом в дирекцию пароходства и в правление акционерного общества КВЖД. Засвидетельствовал везде свое почтение, уговорился о более основательных встречах и о нынешнем ужине в шикарном купеческом клубе, и поспешил обратно в гостиницу, куда проворный портье к этому времени обещался пригласить нужного Ландсбергу человека.
Частный сыщик Стадницкий уже ждал в вестибюле «Европейской». Разговор был не длинным. Ландсберг вручил ему аванс и дал на выполнение своего поручения три дня.
Сыщик, уложившись в отведенный ему срок, явился к Ландсбергу в гостиницу и дал полный отчет о порученном деле.
— Вот тут изложены все сведения об интересующих вас дамах, включая сюда словесное описание их внешности, господин коммерсант, — сыщик почтительно положил на стол коленкоровый бювар. — В отдельном конверте фотографии этих же дам.
Ландсберг раскрыл бювар, бегло пробежал глазами бумаги, вынул из конверта разноразмерные снимки, коротко кивнул:
— Что ж, господин Стадницкий, вы проделали хорошую работу. Я доволен. Были ли какие-то сложности?
— Разрешите? — сыщик вынул серебряный портсигар, и после утвердительно кивка хозяина закурил, положил нога на ногу. — Благодарю. Видите ли, господин коммерсант, само ваше дело, несколько выделяясь из разряда обычной нашей работы, представляло, как вы изволили предположить, сложность. У нашего брата-сыщика ведь что? За дамочками ветреными следим-с, от законных супругов развлечений на стороне ищущих. Ведем наблюдение за кассирами, проматывающими казенные средства. Контингент, как вы догадываетесь, особый, но нашему брату привычный — как и злачные места, этим контингентом предпочитаемые. А вы попросили собрать сведения о весьма почтенных дамочках. Для которых не только умысел на присвоение чужих средств — бесплатный проезд на конке преступным деянием мнится. Хе-хе…
— Я же говорил вам, господин Стадницкий, что мой интерес к этим дамам связан с делом о наследовании. Некий филантроп, имя которого я назвать не могу, завещал значительную сумму бедной даме, предпочтительно сироте, которая имеет сходство с покойной матерью сего филантропа…
— Да мне все равно, господин коммерсант! — отмахнулся сыщик, бросая, тем не менее, на собеседника скептический взгляд. — Короче
