Георг Борн - Султан и его враги
Съестных припасов, оставленных ему, не могло хватить надолго, он должен был постараться охотой добыть свежие припасы и, кроме того, приготовиться к борьбе с дикими зверями.
Он знал теперь, что находится в пустыне Африки, он понял теперь вынесенный ему приговор!
Но все-таки грека не покидала надежда найти выход из ужасного положения, надежда выбраться из пустыни, в которую его привели Золотые Маски.
Но наказание было ужаснее, чем он думал, потому что жизнь в Сахаре была постоянной борьбой с опасностями, и Лаццаро скоро почувствовал это!
Съестные припасы быстро приходили к концу, и надо было заботиться о новых!
Напрасно Лаццаро целые дни бродил по пустыне, надеясь найти караванную дорогу или какой-нибудь оазис. Куда бы он ни шел, нигде не находилось ничего подобного.
Он с ужасом ожидал того дня, когда кончатся его съестные припасы.
Однажды вечером, гоняясь за антилопой, Лаццаро лопал в ту каменистую часть пустыни, где потерял след Золотых Масок. Бродя по ней, он неожиданно попал в небольшую долину, где росло несколько пальм. Это место показалось ему раем, и его радость еще больше возросла, когда он заметил вдали приближающегося человека.
Он уже хотел крикнуть, но вдруг голос замер у него в груди. Человек, шедший по долине, был ему знаком, грек не мог ошибиться — это был Мансур, загорелый от солнца и с ружьем за спиной…
Лаццаро прилег, чтобы, не будучи замеченным Мансуром, наблюдать за ним. Грек не ошибся, это был действительно Мансур. У него был построен среди деревьев шалаш, и теперь он возвращался в него с охоты.
Итак, Мансур тоже был здесь! Он разделял с Лаццаро одиночество пустыни!..
XXX. Смерть принцессы
Принцесса могла быть вполне довольна: Сади-паша был навсегда изгнан султаном! Кроме того, говорила она себе, если Сади действительно снова соединился с Рецией, чего она, впрочем, наверняка и не знала, то их счастье было навеки омрачено тем, что у них не было их ребенка, и это счастье никогда не могло вернуться, так как принцесса была уверена, что их ребенка нет в живых.
Однажды утром, когда принцесса приказала позвать к себе Эсму, ей доложили, что та неожиданно сильно заболела.
Рошана так привыкла к своей верной служанке, что была сильно раздосадована ее болезнью.
Сильная горячка лишила Эсму сознания, и в бреду она произносила дикие, бессвязные слова.
Принцесса приказала позвать к Эсме доктора, но последний выразил мало надежды на выздоровление. В те минуты, когда Эсма приходила в сознание, на нее нападал такой страх, что горячка еще больше усиливалась. Тогда она говорила о ребенке в лодке, об ужасной буре, о страхе перед принцессой и снова впадала в бред, в котором большую роль играла бурная ночь.
Наконец молодая девушка начала, казалось, поправляться, потому что в одно прекрасное утро она была вполне спокойна и совершенно пришла в сознание, но доктор покачал головой и объявил, что это улучшение обманчиво и что к вечеру больной уже не будет в живых.
Эсма тоже, казалось, чувствовала это, тем не менее она не жаловалась, а спокойно покорилась судьбе, но у нее было только одно желание: сообщить перед смертью одну вещь принцессе.
Когда принцессе донесли о последнем желании умирающей, она согласилась исполнить его и отправилась в комнату Эсмы, которую предварительно как следует проветрили.
Увидев принцессу, Эсма громко зарыдала.
— Я не могу умереть, принцесса, не сделав тебе одного признания, — вскричала она.
— Признания? — сказала Рошана, подходя к постели. — Говори, в чем ты хочешь мне признаться?
— Обещан простить и помиловать меня, принцесса. Сжалься над умирающей.
— Будь спокойна, я прощу тебя. Если ты что-нибудь тайно похитила у меня, то я слишком богата, а ты достаточно наказана угрызениями совести.
— Я ничего не похищала у тебя, повелительница, я только не исполнила одного твоего приказания!
Принцесса не подозревала, что это было за приказание.
— Это я тоже могу простить, — сказала она.
— О, благодарю, благодарю тебя, повелительница! — вскричала Эсма. — Если ты прощаешь меня, то я умру спокойно. Мне тяжело было хранить эту тайну, но если я поступила несправедливо по отношению к тебе, то не по отношению к несчастному ребенку…
— Какому ребенку? — вздрогнув, спросила принцесса.
— Ты приказала мне убить ребенка, который был отдан на попечение садовнице Амине!
— Говори! Что же ты сделала?
— Я не убила его!
— Ты оставила его в живых?
— Я была не в состоянии своими руками утопить малютку!
— Ты — неверная служанка! — в неописуемом гневе вскричала Рошана. — Ты не исполнила моего приказания!
— Сжалься! — прошептала Эсма слабым голосом.
— Говори, что ты сделала?
— Я принесла ребенка на берег. О принцесса, это была ужасная ночь, с той ночи я не нахожу себе нигде покоя! Гром гремел, и молния поминутно освещала небо, я не могла бросить ребенка в волны, я положила его в лодку, отвязала ее от берега и пустила на волю ветра и волн…
— Правда ли это? Не лги в последние минуты! — сказала принцесса.
— Клянусь тебе! Ветер и течение увлекли лодку с ребенком в открытое море!
Рошана вздохнула свободно, как будто с нее сняли огромную тяжесть.
— В таком случае он нашел смерть и без твоей помощи, — сказала она.
— Я и сама так думала, но садовница Амина сказала мне еще до моей болезни, что Черный гном, которую она встретила на улице, уверяла ее, что ребенок спасен!
— Черный гном? Не дочь ли это галатской толковательницы снов?
— Да, принцесса. Но, — продолжала Эсма слабеющим голосом, — умоляю тебя, прости меня…
— Как я могу тебя простить, — вне себя от ярости вскричала принцесса, — когда твое решение не исполнить мою волю может иметь ужасные последствия, одна мысль о которых заставляет меня трепетать! Если дитя действительно живо… Если его спасли…
— Сжалься, прости! — прошептала Эсма.
— Я должна узнать истину! — вскричала принцесса и поспешно оставила комнату умирающей.
Рошана вернулась к себе в будуар и приказала сейчас же послать во дворец в Скутари за Аминой.
Страшное беспокойство овладело принцессой. Что если Сади и Реция опять вместе? Что если в довершение своего счастья они нашли своего ребенка? Эта мысль была для Рошаны невыносимой.
Слуги провели дрожащую от страха Амину к принцессе.
— Ты видела некоторое время тому назад дочь галатской толковательницы снов? — спросила Рошана.
— Да, светлейшая принцесса, несколько недель тому назад!
— Что она тебе сказала? Я хочу знать правду!
— Она сообщила мне, что ребенок, которого Эсма пустила в лодке в море, спасен!
— Что она еще говорила?
— Услышав эти слова, я подошла к ней и спросила, кто спас ребенка и каким образом. Тогда она рассказала мне, что капитан Хиссар плыл на своем бриге из Родосто в Стамбул, в гавани увидел лодку с плачущим ребенком и, несмотря на сильную бурю, спас его!
— Довольно! — вскричала принцесса и, повернувшись к слуге, приказала сейчас же отыскать капитана Хиссара и привести к ней.
Слуга поспешил исполнить приказание своей госпожи, а испуганная садовница была отпущена, счастливая, что так дешево отделалась.
Принцесса была в сильном волнении, она надеялась, что, может быть, ребенок еще у капитана Хиссара на корабле и, значит, все еще можно будет исправить!
После долгого ожидания слуга вернулся и. действительно не один, а в сопровождении капитана Хиссара.
Капитан еще не знал, чему обязан честью быть позванным к принцессе, но эта честь нисколько не лишила его обычного хладнокровия и спокойствия. Он вошел в комнату принцессы, как в комнату обыкновенной смертной.
— Я позвала тебя, чтобы задать тебе один вопрос, — сразу начала принцесса, как только вошел Хиссар, — Но прежде скажи мне, ты ли капитан Хиссар?
— Да, ваше высочество, я капитан Хиссар из Родосто.
— Правда ли, что несколько недель тому назад в одну бурную ночь ты спас ребенка с опасностью для собственной жизни?
— Да, ваше высочество, я спас мальчика!
— А где он теперь? — с лихорадочным нетерпением спросила Рошана.
— Его родители нашлись, и я передал ребенка им.
— Родители… Кто же оии?
— Изгнанный великий визирь покойного султана Абдула-Азиса Сади-паша, — отвечал Хиссар.
— Он сам взял у тебя ребенка?
— Он и его супруга.
— А знаешь ли ты ее имя?
— Ее зовут Реция, кажется, она дочь мудрого толкователя Корана Альманзора.
Рошана с трудом могла сохранять внешнее спокойствие.
— Они оба были у тебя? — снова спросила она.
— Точно так, светлейшая принцесса: благородный паша, его супруга и уродливая девушка, которая, собственно, и нашла у меня ребенка и у которой, по ее словам, мальчик был постыдным образом украден!
