Александр Артищев - Гибель Византии
Он приподнялся на стременах и голос его налился гневной силой.
— Неужели вы забыли, как еще вчера сражались бок о бок и плечом к плечу? Как каждый день шли в бой за Веру и за Славу? Как без страха в сердцах повергали врага, метали свинец и огонь навстречу исчадиям ада? Всё забылось в мгновение ока! Для этого достаточным оказалось лишь несколько брошенных сгоряча обидных слов.
Горечь и упрёк звучали в голосе императора.
— Мне стыдно за вас, христиане! Стыдно и больно. Я, государь, скорблю о содеянном вами!
Он поворотил коня и медленно удалился с площади. Вслед за ним потянулись димархи и свита. Стараясь не поднимать друг на друга глаз, неся на себе убитых и раненых, стали расходится и участники ссоры.
Нотар приблизился к протостратору и громко, так, чтобы было слышно и Лонгу, спросил:
— Не приходит ли на память мастеру Феофилу басня о человеке, пригревшем у себя на груди змею?
Палеолог не ответил. Мегадука продолжал, уже не в силах сдержать яда в голосе:
— К чему нам латиняне, пусть даже преисполненные храбростью и воинским умением, коль скоро эти качества оборачиваются против нас?
Он открыто взглянул в бледное от бешенства лицо кондотьера и усмехнулся.
— Одной рукой они помогают нам, другой — упрощают задачу султану. Наглядный тому пример — двуличие Галаты и сегодняшняя междоусобица. Возможно, когда-нибудь они сделают окончательный выбор, но будет ли он в нашу пользу, я не уверен. Ведь человеку чаще всего всаживает меч в спину тот, кого он прикрывает своим телом.
Лонг резко дёрнул коня под уздцы и отъехал в сторону. Палеолог недовольно нахмурился.
— Сдержи свой язык, Лука. В лагере наших союзников розни хватает и без твоих обдуманно-неосторожных слов. Наберись терпения. Пусть только Господь дарует нам победу, а после мы найдем способ без хлопот избавиться от тех, кто незаслуженно чувствует себя хозяином на нашей земле. И не позволяй себе забывать, что эти люди, несмотря на многие свои недостатки, делают то, от чего без тени колебания устранились все прочие — жертвуют ради нас своими жизнями.
ГЛАВА XXIX
Спустя несколько дней после казни христианских моряков, у берега Перы началось строительство плавучего моста. Давно вынашиваемый замысел Саган-паши, подкрепленный расчетами заморских инженеров, стал приводиться в исполнение.
Были раздобыты и доставлены к побережью тысячи пустых дубовых бочек. Опытные бондари трудились, не покладая рук, с особой тщательностью заклёпывая днища и обмазывая доски древесной смолой и густым нефтяным пеком. Тут же, неподалеку, сотни плотников сколачивали из бревен щиты и покрывали их затем досчатым настилом. Бочки складывались по четыре в ряд, затем спускались на воду и крепились канатами к предыдущим. Когда длина понтонов становилась достаточной, они устилались покрытием из бревен и досок — ширина была таковой, что по мосту, не теснясь, могли идти пять воинов одновременно или спаренная колонна всадников.
Параллельно сооружались плавучие платформы, на которых предполагалось перевозить орудия и стенобитные машины. Для защиты от возможного обстрела на плотах крепили обтянутые воловьими шкурами щиты из досок. Работы велись с рассвета и до заката. Плавучий мост удлинялся прямо на глазах и покрывал уже две трети расстояния через залив. Но строительству не суждено было завершиться: в полдень от башни Полация ударили камнемёты.
Хотя турки и предвидели возможность обстрела, они не сомневались в том, что пушечному ядру, а уж тем более снаряду из катапульты не под силу пробить двухслойный бревенчатый настил. Вероятность тарана гребными судами или поджога вражеским брандером была значительно выше и потому принимались дополнительные меры безопасности: пушки на защитных платформах, плавучие мины, представляющие из себя легкие подвижные плоты с бочонками пороха и с фанатиками-гази на бортах, готовыми в любой момент поджечь фитили. Для вящей уверенности беспрерывно курсировали неподалеку от строящегося моста турецкие быстроходные галеры, способные отразить неожиданную атаку противника.
Единственное, что не учли осаждающие — это греческий огонь, знаменитую горючую смесь, обессмертившую имя своего создателя. Именно это средство вновь, как и несколько дней назад, задействовали византийцы.
Вода вокруг понтонов вспенилась и забурлила под градом глиняных горшков.
Черные маслянистые комки, всплывая из затонувших снарядов, метались по поверхности волн и изрыгая из себя трескучее пламя, прилипали к торчащим из воды бревнам. Настил, частично успевший пропитаться влагой, занялся не сразу: до тех пор, пока несколько горшков не разбилось о доски, с начинающимся пожаром удавалось бороться. Вскоре все попытки стали тщетными — чадящий огонь, от присутствия воды разгорающийся еще жарче, быстро, подобно пролитому маслу, растекался по заливу, охватывая все новые и новые участки недостроенного моста.
Среди работников поднялась паника. Люди бежали прочь, вместе с кожей срывая с обожженных тел остатки тлеющей одежды. Те, кому пламя отрезало путь назад, метались вдоль плотов, истошно вопя и призывая на помощь. Наиболее отчаянные бросались в воду и плыли к берегу, зачастую навсегда исчезая в завесе дыма и огня.
Гулко взорвалась одна из плавучих мин, разбрасывая в стороны пылающие доски. На других смертники-гази, не надеясь на скороходность своих плотов, побросали бочки пороха в воду и сами попрыгали вслед за ними. От поднятой взрывом волны перевернулись две тяжело груженные сторожевые платформы с пушками на бортах; выделенные для охраны моста галеры, гребцы на которых с немыслимой быстротой махали веслами, резво уносились прочь от огня.
Обстрел вскоре прекратился: пожар разгорелся так, что в дополнительной трате греческого огня уже не было смысла. К вечеру от большей части плавучего моста остались лишь обугленные бревна и бочки, качающиеся на волнах подобно поплавкам гигантской рыболовной сети.
Саган-паша, пряча под светлой бородой в кровь искусанные губы, приказал капитанам кораблей приблизиться к стенам Константинополя на пушечный выстрел и начать навесной обстрел города: против самих укреплений пушки были бессильны. Командиры нехотя повиновались — бессмысленность приказа, продиктованного скорее местью, чем рассудком была очевидна многим. Обстрел прекратился лишь с наступлением темноты. Было сожжено значительное количество дорогостоящего пороха, израсходовался почти весь запас ядер. Две пушки разорвались, попортив борта своих галер и погубив большое число гребцов. Ответным огнем из крепости была подбита небольшая каррака, неосторожно приблизившаяся к стенам; несколько галер в перестрелке с ромейскими пушкарями лишились своих мачт.
Для горожан урон от обстрела оказался на удивление невелик: ядром разрушилась стена давно опустевшего жилого дома и незадачливый прохожий был насмерть задавлен выбитой из крыши деревянной балкой.
Поняв бесплодность такого рода атак, Саган-паша приказал подвести себе коня и в сопровождении своей свиты отправился к султану — он намеревался умолить Мехмеда позволить ему крупными силами штурмовать Морские стены. Задача была нелегка: после недавних событий султан ревниво оберегал свой флот от столкновений с противником. Кипя от бессильной ярости, паша оттачивал в уме каждую фразу, чтобы не только оправдать себя за свой неудачный план, но и в выгодном свете представить перед сановниками все происшедшее днем.
С рассветом пять наиболее крупных галер, в сопровождении нескольких десятков более мелких судов, приблизились к берегу, неподалеку от ворот Святого Марка. Несмотря на обстрел из камнеметов (борта кораблей предусмотрительно были защищены оплетенными виноградной лозой щитами), флотилии удалось вплотную подойти к укреплениям и бросить якоря. Особого вида перекидные мостки, более похожие на штурмовые лестницы, были прислонены к стенам и по ним, качаясь в такт прибою, быстро полезли вверх серые фигурки турецких моряков.
Так как этот участок стен защищался лишь небольшим смешанным отрядом из горожан, пизанских колонистов и послушников из близлежащего монастыря, штурм удалось отразить не сразу.
Филофей медленно шел по улице, подметая булыжник полами сутаны. Редкие прохожие с поклонами уступали ему дорогу, но священник не замечал их — его глаза были прикованы к крепостной стене, над которой ветер поднимал клубы дыма. Пальцы старика перебирали четки, губы безостановочно творили молитву. Там, на стенах, во славу Всевышнего отдавали жизнь люди, восставшие против прихода в мир царствия Антихриста, Князя Тьмы, Зверя, явившегося из преисподни, чтобы погубить род человеческий.
Он шел, вспоминая богослужение прошлого дня, когда ему, духовному пастырю, благоговейно внимали те, кто вверил души свои и сердца вечнопристной Святой Троице. Он рёк им и голос его, эхом отражённый от стен, проникал в сознание людей, как откровение свыше.
