Юрий Никитин - Князь Владимир
– Ты бы видел, как глупо смотрится ипаспист с луком!
– Я не всегда буду ипаспистом…
Могута высек огонь, факел в его руке загорелся желтым чадящим огоньком. Все чувства Владимира были обострены, в неподвижном воздухе он слышал не только шорохи лап бегающих ящериц и даже паучков, но и тяжелые запахи, будь то ароматы смолы или высохшего помета летучих мышей.
Могута послушно остановился, когда Владимир сделал запрещающий жест, опустил факел к земле. Ипаспист исчез, протянулось несколько долгих мгновений. Наконец он появился чуть более возбужденный, с царапиной на лбу. Махнул, приглашая следовать за ним.
Догнав, Могута шепнул:
– Что-то стряслось?
– Их было двое, – сказал Владимир с досадой. – Второго я сперва не заметил.
– Где они сейчас?
Владимир раздраженно огрызнулся:
– Откуда я знаю? Христиане, как я слышал, попадают в свой рай. Как невинно убиенные.
– Разбойники не бывают невинно убиенные, – успокоил Могута, затем по суровому лицу этериота увидел, что для того все равно кого резать: винного или невинного. Хмыкнул довольно. – Ты хорош… Еще далеко?
– Дурни выставили охрану слишком близко к своему лагерю.
– В самом деле дурни, – согласился Могута. – Мы раньше никогда…
– Тихо!
Издали доносились голоса, в воздухе стоял запах паленой шерсти, дерева и листьев. Продвинувшись еще чуть, увидели посреди огромной пещеры широкий костер. С полдюжины оборванцев сидели вокруг огня, еще двое спали на ворохе тряпья и шкур.
Могута что-то пробурчал под нос, Владимир понял, что купец тоже узнал Филемута. Тот сидел угрюмый, слушал вертлявого, черного как головешка мальчишку. Если у Могуты были сомнения насчет слов ипасписта, теперь рассеялись. Управитель сидел и беседовал с разбойниками, приговоренными властями к виселице. И не похоже было, чтобы склонял явиться с повинной.
– Не понимаю, – шепнул Могута, – что ему еще? Он же как сыр в масле катался!..
– Некоторым этого мало, – ответил Владимир сухо.
– Да, он таков не один, – буркнул Могута, бросив на Владимира быстрый взгляд.
Филемут повернулся лицом к багровым языкам пламени. Владимиру почудилось, что он смотрит в лицо Филемута как в свое собственное. Даже в сгорбленной фигуре управителя были сосредоточенность и нетерпение. Иным мало кататься как сыр в масле. И быть вторым. Вторым хоть после богатого и щедрого Могуты, хоть после… кого бы то ни было.
– Надо послать за городской стражей, – предложил Могута. Он посмотрел на Владимира вопросительно.
– Надо ли?
– А ты уверен?
– В чем можно быть уверенным? Разве что остальные разбегутся, если не останется их вожака.
Могута кивнул, Владимир молча удивился хладнокровию купца. Уже в годах, десятки лет живет в роскоши и неге. Но если готов вот так встретить выбегающих разбойников, то в молодости наверняка не одну глотку перерезал, не одну невинную душу удавил, пока купил эти земли и выстроил виллу с садами и банями!
Он натянул тетиву, положил перед собой стрелы. Могута суетливо ерзал, потемнел, дыхание стало чаще. Владимир наложил стрелу на тетиву, тщательно прицелился. Держа кончик стрелы возле уха, правой рукой резко по-парфянски отодвинул лук, на миг замер, точнее выбирая цель, задержал дыхание и отпустил оперенный кончик. В следующее мгновение он хватал стрелы и выпускал их вслед, уже не целясь. Когда первая стрела ударила в шею Филемута, в воздухе было уже три стрелы, а когда первый разбойник вскочил с криком, Владимир успел выпустить восемь стрел.
Их оставалось четверо, когда с воплями бросились к выходу из пещеры. Владимир, отбросив лук, полез на глыбу. Слегка заскрипело, она сдвинулась и рухнула, потащив за собой мелочь. Первый разбойник успел прижаться к стене, второго глыба ударила в бок, смяла, еще один с криком боли упал и скорчился: острый обломок камня щелкнул по колену. Четвертый так ловко прыгал по катящимся обломкам, что проскочил к выходу.
Могута с мечом хотел броситься вдогонку, Владимир удержал:
– Да черт с ним!
Могута оглянулся, глаза блестели, как у волка:
– Мы… мы сделали это!..
– Хочешь посмотреть на Филемута?
Оставшийся разбойник расширенными глазами смотрел на двух соскочивших с выступа крупных мужчин с мечами в руках. Владимир отмахнулся:
– Убирайся. Еще раз попадешься – пеняй на себя.
Разбойник исчез, бросив благодарный взгляд на Владимира. В глубине пещеры у костра корчились двое, третий лежал недвижимо. Могута ударом меча лишил жизни оборванца, остановился над Филемутом. Тот истекал кровью, из пробитой шеи била алая струя толщиной в палец. Глаза с ненавистью следили за хозяином.
– Как ты мог? – спросил Могута горько.
– Как и ты, – прохрипел Филемут.
Владимир пошарил у Филемута за пазухой, вытащил бумаги, бросил в огонь. Тот заскрипел зубами, смотрел в бессильной ненависти на ипасписта. Могута повторил растерянно:
– Как ты мог?
– Я… много… – прохрипел Филемут, – о тебе знаю… Но ты никогда не узнаешь еще одно…
Изо рта текла кровь, он захлебывался, но в глазах было злобное торжество. Владимир бросил холодно:
– Не ликуй. Он узнает.
– От… куда?
– Я скажу.
– Ты… сам… не уз… наешь…
Владимир хмыкнул:
– Это о рыбацкой деревушке-то? Дурак ты. – Он тронул Могуту за плечо: – Пойдем. Все расписки сгорели. Как твои, так и те, что он писал от твоего имени. Сокровище твоего приятеля было его заветной мечтой, но он действовал еще и наверняка… Оставался шажок, чтобы присвоить твою виллу и земли, а тебя вышвырнуть как пса шелудивого… Теряешь хватку, Могута!
Они пошли к выходу. Могута сгорбился, как-то внезапно ослабев. Ноги его загребали пыль. Слышали за спинами, как Филемут в предсмертной судороге скреб ногтями землю, пытался перекатиться на бок, но лишь упал в костер.
Могута съежился, когда вдогонку стегнул отчаянный предсмертный вопль, а ноздри уловили запах горящего мяса. Они поспешно вышли из пещеры.
Владимир привел коней. Могута сумрачно взобрался в седло, на ипасписта старался не смотреть. Владимир сказал буднично:
– А теперь заедем по дороге к твоему сокровищу.
Могута повел в его сторону налитым кровью глазом:
– Кто тебе сказал, где оно?
– Ты.
– Я?
– Под сыном Описа, помнишь?
Могута пожал плечами, молчал, пока не приехали в развалины храма пеласгов. Не слезая с коня, смотрел, как Владимир прошелся вдоль едва различимых статуй, почти одинаковых, со стертыми ветром и дождями лицами и фигурами.
Киркой взрыхлил землю, углубился на локоть. Потом кирка застучала о твердое. Могута смотрел равнодушно, здесь везде плиты, как и везде остатки языческих богов, уже давно объявленных демонами.
Владимир опустился в яму, ухватился за край каменной плиты. Могута видел, как побагровело и напряглось лицо изгнанного князя. Жилы вздулись. Послышался чмокающий звук, пахнуло сыростью и могильным холодом.
Затем Могута видел только спину. Владимир пыхтел и что-то тащил. Когда он с натугой поднялся, в руках был массивный ларец, больше похожий на сундук!
Могута судорожно сглотнул, едва не поперхнувшись. Глаза полезли на лоб. Под напором великого изумления отступили даже горечь от предательства Филемута и осознание, что был на шаг от полного разорения.
– Оно? – спросил Владимир.
– Точно!.. Тот самый… Но как ты…
– Ты же сам сказал, что под сыном Описа.
Могута оглянулся на ряд статуй. От иных остались только пьедесталы. Этот сын Описа, кто бы он ни был, был странным четвероруким богом. Только это и удалось понять, лицо стерто, от плеча и правой ноги торчали культяшки.
– Я сто раз проезжал здесь!.. – проговорил он потрясенно. В голосе были злость, разочарование и унижение. – Тысячи раз!.. Но откуда… Ничего не понимаю!
Владимир опустил ларец на землю. Тот был в комьях земли, медные полосы позеленели. Могута тяжело слез, опустился на землю. К ларцу не притрагивался, только глаза выдавали нетерпение, а ноздри хищно трепетали. Руки его тряслись, он без нужды вытирал о кожаные штаны ладони.
Владимир некоторое время молча смотрел на Могуту. Он тоже, как и купец, чувствовал странное разочарование. И тоже почему-то не торопился открыть крышку.
– Волхвы твердят, – сказал он медленно, – ежели не хочешь умереть от жажды, пей даже из лужи… Теперь знаю, что лишних знаний не бывает. Я мог бы и не запомнить, что Аполлон и Артемида пришли из наших земель, наших лесов… Так мне говорил один дряхлый волхв… Отец их – гиперборей Опис!
Могута подпрыгнул, глаза выпучились. Потом опомнился, покачал головой:
– Пусть даже так, хотя это удивительно… Но здесь этих Аполлонов сотни!.. Статуи, барельефы, горельефы… Почему ты искал под этим страшилищем?
– А наш Аполлон был четвероруким. Страшным и могучим! Таким он и пришел в Грецию. Уже потом отмыли, подстригли, приукрасили… И потихоньку стали изображать только с двумя руками.
