Сыновья Беки - Боков Ахмед Хамиевич
Довт отрицательно покачал головой:
– Я сам тебе скажу, когда придет время читать яси.[58]
Не пришлось читать яси. Через неделю Довт встал с постели.
– Ошибся я, как видишь. Не пришло еще мое время умирать! – с улыбкой сказал старик. – Это она, смерть-злодейка, напомнила о себе, чтобы ждал. Боится, забуду о ней… А силы-то все-таки ушли. Раньше и понятия не имел о простуде, теперь вон как скрутила, уж думал, не поднимусь. Тебе, Хусен, спасибо, да пошлет тебе бог много лет жизни. Выходил меня.
Это была правда. Всю неделю Хусен не отходил от Довта, а Кайпа каждую ночь приносила еду. Но теперь все было позади.
В этот вечер Хусен впервые за неделю собрался домой. Там его ждала приятная встреча: у них сидел Исмаал. Они не виделись с тех самых пор, как Хусен ушел с обозом.
– Да сохранит тебя бог! – радостно сказал Исмаал, поднимаясь навстречу Хусену. – Смотри, как вытянулся! Отчего не зайдешь никогда?
Хусен укоризненно посмотрел на мать. Кайпа стала жаловаться Исмаалу:
– Да я боюсь отпускать его. Если бы он слушался меня, вообще сидел бы все время в Ачалуках. Пока власти совсем не забудут о нем…
– Думаю, они уже забыли, – сказал Исмаал. – Сейчас такое повсюду творится! Не он один сбежал из царской армии. И теперь все еще бегут. У моздокской полиции дел хватает, не до Хусена ей. И казаки тоже не все уже молятся на царя…
Скоро Кайпа и Хусен убедились в правоте Исмаала. К ним и правда больше никто не приходил с обыском.
5
Весна, как половодье, смыла все слухи и недомолвки. В Сагопши пришла весть о том, что в Питере наконец свергли царя. Народ встретил это известие по-разному. Одни бурно радовались, другие в страхе как бы затаились, а третьи откровенно негодовали. Но таких было совсем мало – несколько местных богатеев, и только.
Хусен радовался больше всех – теперь можно никого не бояться. Но не тут-то было. Кайпа никак не могла расстаться со своими страхами и все просила сына остерегаться.
– От властей я освободился, но от тебя мне покоя нет! – сердился Хусен. – И чего ты трясешься? Царя-то ведь скинули!..
– Другой, наверно, встал на его место, – разводила руками Кайпа, – так не бывает, чтобы совсем без власти жить. Всегда это было и есть: один уходит, другой приходит. Война, видишь, не кончилась. Землю народу обещали, так тоже не дают. Как платили, так и платим за аренду…
Хусен молчал. Возразить нечего, мать права.
Когда пришла пора пахать, Кайпа не хотела отпускать Хусена в поле. Но, спасибо, Исмаал убедил ее, что бояться теперь нечего. И все же, пока сын не вернулся домой, мать совсем извелась в тревоге: каких только страхов себе не рисовала.
А в селе между тем стали поговаривать: какая, мол, народу разница, кто сидит на троне – Николай или какой-то там Керенский. Жизнь не полегчала. Землей, как и прежде, владеют Угром да Мазай, а люди все так же платят им за аренду. И войне конца не видать…
В село приходили все новые вести: в Петрограде восстали рабочие, они требуют прекращения войны и передачи всей власти народу. Говорили и о том, что вот-вот, мол, станут давать землю крестьянам.
Кайпа, будто забыв о вечных своих мытарствах, мечтала лишь об одном:
– Бог с ней, с землей! Пусть богатеи ее себе на спины взвалят. Мне бы дожить, чтобы война проклятая кончилась и Хасан мой вернулся.
Многое передумал и Хусен. Кукуруза уродилась плохая. Разговоров о земле хоть отбавляй, а денежки за аренду вынь да положь. Только где их взять? И о Хасане ни слуху ни духу… Эсет тоже с начала лета нет в селе. Кабират, будто назло Хусену, отправила дочку к своим родственникам в дальнее село Сурхохи.
Порой Хусен просто отчаивался: не надеялся больше увидеть Эсет. «Кто знает, как сложится ее судьба? Она ведь такая красивая, – думал Хусен, – еще засватают».
Но перед самой уборкой кукурузы Тархан привез сестру, и в тот же вечер она пришла к плетню. Хусен был уже там. Лицо его сияло. «Значит, тоже соскучилась!» Но вслух он сказал:
– Удивляюсь, как это ты надумала приехать!
– Потому и приехала, чтобы тебя удивить! – сверкнула своим смеющимся взглядом Эсет.
– А зачем ты ездила туда?
– Парней посмотреть и себя показать, – не унималась Эсет. Но потом, вдруг испугавшись, наверно, как бы Хусен не обиделся, сказала уже совсем другим тоном: – Думаешь, я по своей воле поехала? Не надо на меня сердиться, Хусен…
– Эсет, что ты там делаешь у плетня? – раздался вдруг из-за сарая окрик Тархана.
Глаза девушки испуганно расширились, а Хусен, словно придавленный чьей-то сильной рукой, пригнулся и скрылся в высоком бурьяне.
– Ничего я не делаю, – наконец ответила Эсет. – Голова у меня закружилась, вот и стою…
– С чего бы это?
– Хомяка испугалась.
Она и сама удивилась, как быстро придумала, чем отговориться.
– Где ты его видела?
– Вот там, у нашего сарая…
Тархан стал приглядываться, где может быть нора, а Эсет быстро пошла к дому.
Все окончилось благополучно, Хусена Тархан не заметил, но с тех пор Эсет больше не приходила к плетню. И Хусен не искал встреч. Он стал осторожнее, понимал: детство кончилось, а вместе с ним и прежняя свобода отношений с Эсет. Обычай запрещает встречи молодой девушки с парнем. И не дай бог, если их увидят вместе. Но каково это? Не встречаться сейчас, когда им, как никогда, трудно друг без друга!
Был уже поздний час. Хусен стоял у ворот. Село отдыхало после трудового дня. В тишине особенно отчетливо слышался голос муллы, возвещающего с минарета о времени вечернего намаза. По улице изредка проезжали груженные кукурузой арбы.
Хусен и Кайпа уже привезли свою кукурузу. Всего две арбы. А сколько труда в нее вложено?!
Всем, кто сеял в этот год в Витэ-балке, не повезло. Урожай там был плохой. А с земель Мазая и Мочко и по сию пору возят.
Хусен с завистью посмотрел вслед проехавшей мимо груженой арбе и вдруг увидел Эсет. Она с кувшином шла в его сторону. Шла этой дорогой явно потому, что приметила Хусена – ведь за водой можно пройти совсем другой стороной, и куда короче.
– Добрый вечер, – с улыбкой сказала она, поравнявшись с Хусеном.
– Вечер добрый, – в тон ей ответил он.
И оба, смутившись, примолкли.
– Что ты тут стоишь? – первой нарушила молчание Эсет. – Не девушек ли караулишь, идущих за водой?
– Вот уж нет! Просто скучно, вот и вышел.
– Ну а если скучно, приходи попозже к плетню, – шепнула Эсет и пошла дальше.
Хусен, будто обогретый словами девушки, весь засветился и провожал ее долгим ласковым взглядом, пока наступающая темнота не поглотила белого платья.
Скоро Эсет вернулась. Хусен стоял все там же.
– Придешь? – спросила она. – Я выучила новую песню. Сыграю тебе.
Хусен вздохнул.
– Мне не песня нужна…
– Тебе не нравится, как играю? – кокетливо дернула плечиком девушка.
– Мне нужна ты, Эсет! – сказал Хусен и, как бы испугавшись своей смелости, замолчал. Но тут же снова заговорил: – Я не могу без тебя. Каждую минуту хочу видеть!
Хусен подошел к ней совсем близко.
– Но это невозможно сейчас, – сказала нерешительно Эсет.
– Все возможно, если захочешь.
– Но как?
– Э, да ты все равно не решишься прийти туда! – махнул он рукой.
– Куда?
– К нам, в огород. Там никто нас не увидит.
Эсет опустила голову и не ответила.
– Ну, я же знал, что побоишься! А может, просто не хочешь? Ты так долго была в Сурхохи, может, милого себе завела?
Эсет укоризненно посмотрела на Хусена. Глаза ее наполнились слезами. Ну за тем ли она шла этой дорогой? Сделала вон какой круг, только бы повидаться. А Хусен говорит такое! Что может быть обиднее.
– Ты молчишь, – значит, я прав?
Эсет покачала головой.
– Тогда придешь? Расчистить проход в плетне?
