Валерий Язвицкий - Вольное царство. Государь всея Руси
В то же самое лето тысяча четыреста семьдесят седьмое, с Великого поста, февраля двадцать третьего, началось меж Москвой и Новгородом никогда не бывалое. Приехал на Москву посадник Захарий Григорьев со многими новгородцами челом бить великому князю, чтобы дал он им от себя пристава: одним – как ответчикам, другим – как истцам. Докладывая о сем Ивану Васильевичу, престарелый дьяк Степан Тимофеевич Бородатый говорил ему с великим удивлением:
– Не бывало, государь, у них обычая до самого сего дни к великому князю на суд ездить…
Но Иван Васильевич все же принял всех челобитчиков, судил их и своих приставов им дал.
Вслед за ними, на второй неделе поста, еще более новгородцев в Москву понаехало. Были тут посадники Иван Кузьмин да Василий Никифоров и другие, множество житьих людей, много иных новгородцев, и горожан и поселян, были даже вдовы и черницы и вообще все судом новгородским обиженные. Все они челом били великому князю: одни – обиды искать, другие – ответ держать…
Было среди этих жалобщиков много доброхотов московских, особливо из молодших и черных людей, которые преданы Москве были по совести, желали быть под рукой великого князя, а не под рукой господы и короля Казимира.
От этих людей через дьяка Бородатого и по донесениям наместников своих новгородских узнал Иван Васильевич, что в Новгороде на вече силу взяли молодшие люди, которых все черные люди поддерживают, что господа уже самовластно распоряжаться не может, что даже сам архиепископ новгородский уж против веча не идет.
Все же, по осторожности своей, великий князь не предпринимал никаких решительных действий. Он внимательно приглядывался и терпеливо ждал, что будет дальше.
И вот в марте нового года, на пятой неделе Великого поста, прибыли на Москву к обоим великим князьям, к Ивану Васильевичу и Ивану Ивановичу, послы от архиепископа Феофила и от веча новгородского: Сидор, игумен Николо-Белого монастыря, вечевой подвойский Назарий и вечевой дьяк Захарий били челом великим князьям, были бы они Новгороду не господами, а государями.
Снова пред великими князьями предстал знакомый уж им Назарий, красивый юноша с сияющими глазами.
– Мы, государь, – сказал он великому князю, – все доброхоты московские, ныне объединились крепко со всеми против господы. Ныне на вече сила у нас. Все молодшие за един стали. Нонечко вече все, без господы токмо, к тобе нас послало звать тобя государем Новугороду, потому живота в Новомгороде никому нет, опричь господы. Мы, государи, руки к вам простираем, ко владыкам нашим: протяните и вы нам руку помощи. Содейте сие, государи, пока еще в силе мы, а господа в страхе великом, не видя собе помощи ни от царя Ахмата, ни от короля Казимира.
Такие же речи говорили и два других посла, подтверждая слова Назария. За это старание и помощь Москве великий князь наградил дьяка и Подвойского вотчинами, а Сидору обещал через митрополита устроить его игуменом в большом монастыре на Москве или близ Москвы.
Великий князь был доволен и решил закрепить это изустное решение веча, на котором в этот раз сила оказалась за молодшими и черными людьми…
– В сих, – молвил он сыну, – оплечье наше против господы. Поддержать их надобно.
– Как же поддержать-то? – спросил отца Иван Иванович. – Ведь у господы полки есть, а у доброхотов наших вся сила – токмо они сами.
– Их в свое время московские полки поддержат, – усмехнувшись, заметил Иван Васильевич, – а пока мы вот подумаем, кого в Новгород отпустить послами ко владыке и вечу новгородскому. Мыслю, дьяка да двух воевод с крепкой стражей.
– Яз мыслю, государь, – сказал Курицын, – из дьяков послать Василья Далматова, а из воевод кого – тобе самому лучше ведомо.
– Мыслю, князь Федора Пестрого да Ивана Борисыча Жито, – молвил великий князь. – Далматов тоже тут к месту: разумен и хитр. Пусть пытают они у новгородцев – какого хотят государства от нас? Послов же их пока яз на Москве задержу. Не след им теперь в Новомгороде быть. Чую яз, там нестроения и смуты господа почнет после запроса нашего.
К концу мая месяца, когда нежданно морозы ударили и лужи по ночам замерзали и только к концу дня успевали оттаивать, послы московские прибыли в Великий Новгород. Всю дорогу они словно поздней осенью ехали, видя, как овощь огородная побита стужей этой необычной и как погибло все обилье садовое…
На другой день после приезда в Новгород, двадцать восьмого мая, послы московские в сопровождении стражи своей, согласно уговору с владыкой и посадником, прибыли на вече, как только зазвонил вечевой колокол.
Они увидели, что народ уже весьма возбужден доброхотами господы, снова поднявшей голову. Видели послы и московских доброхотов, но их было мало. Воеводы московские переглянулись и знаком подозвали начальника стражи.
– Аким Ипатыч, – тихо молвил князь Федор Давыдович, – будь начеку на всяк недобрый час.
– Истинно, – ответил Аким Ипатович, – я от Новагорода николи добра не жду, а токмо худа…
Появились члены господы на помосте степени и пригласили туда послов московских. Когда послы воссели на скамьи, посадник степенный Фома Андреевич Курятник после обычных приветствий народу при открытии совещания закончил свою речь так:
– Сей часец слово за послами господина великого князя Ивана Василича.
Крики толпы прервали его.
– Да живет господин великий князь! – закричали со всех сторон.
Когда же шум начал уж затихать, вдруг явственно послышались голоса небольшого числа людей:
– Да живет государь наш князь Иван Василич!
Неожиданно эти жидкие голоса были подхвачены мощным ревом великокняжеской стражи:
– Да живет много лет государь наш!
Это произвело большое впечатление, и толпа сразу стихла. Пользуясь этим, посадник Фома Курятник продолжал:
– Послы скажут слово великого князя…
Поднялся со скамьи и дьяк Василий Далматов, встали вслед за ним и воеводы московские, поднялись со скамей и члены господы.
– Государь Иван Василич сказывает: «Были у меня послы от богомольца моего владыки Феофила и от веча новгородского, челом били и звали государем Новугороду. Какого же государства вы от меня хотите?»
После мгновенной тишины, охватившей всю вечевую площадь, понеслись со всех сторон вопли и крики:
– С тем мы не посыловали!..
– Сие есть ложь!..
– Сие переветники[91] тайно от нас содеяли!
– Бей всех, кто на Москву ездил!
Послы видели с высоты степени, что в толпе началась свалка. Сторонники господы напали на сторонников Москвы:
– Бей их! Переветники все!
Часть толпы бросилась к степени, и дьяк Далматов увидел – схватили Захария Овинова, которого он по Москве знал, слышал сквозь шум и рев, как Овинов кричал:
– Сие боярин Василь Никифоров содеял! Он князю крест человал от Новагорода.
Толпа оставила Овинова и бросилась искать Василия Никифоровича Пенкова. Овинов скрылся, а через некоторое время с бранью и побоями приволокли к степени Василия Пенкова и, поставив лицом пред всеми, закричали:
– Ты – переветник! Ты был у великого князя! Ты человал ему крест на нас!
Пенков же, собрав все свои силы, закричал громко:
– Человал яз крест великому князю, дабы служить ему правдой и добра хотеть! На государя же, на Великий Новгород, ни на вас, ни на господу свою и братию не целовал!.. Оговор сие…
Но пьяный бродяга какой-то, взмахнув топором, рассек ему голову. С ревом подскочили другие и, размахивая топорами, изрубили его в мелкие куски.
Вспомнили тут, что и Овинов на Москве был у великого князя, толпой бросились искать его, а оставшиеся, сгрудившись около самой степени, избивали московских доброхотов и кричали:
– По старине всему быть! Лучше Литве поддадимся!..
Некоторые же явно и дерзко кричали:
– Да живет король Казимир!..
Послы, видя такое безрядье великое, мятеж убийства и грабежи, дали знак страже своей. Московские конники по примеру начальника своего Акима Ипатовича, блеснув обнаженными саблями, стройно развернулись и лавой направились к степени, стоящей посередине площади. Никто не посмел заступить им дороги, очищая место. Очутившись у помоста, конники обернулись лицом к толпе, образуя ход, по которому стремянные подвели коней воеводам и дьяку к самой степени.
Сев на коней, послы в сопровождении стражи спокойно поехали к себе на Городище, где стояли у наместника великого князя.
Безрядье, убийства и грабежи продолжались по всему Новгороду. Убийцы настигли и убили Захария Овинова с братом его Кузьмою на владычном дворе, убили еще некоторых доброхотов московских, а у тех, которых не нашли, дворы разграбили. Многие из сторонников Москвы – бояре, житьи и прочие – разбежались, а иных из них настигли и, схватив, посадили в темницы. Послам же московским и страже их никто из народа никакого зла не сделал: одни не хотели, другие не смели.
