Вандалы - Вольфганг Викторович Акунов
Как утверждает уже упоминавшийся выше «Аноним Валезия» (латинский текст, старейшая сохранившаяся рукопись которого датируется VIII в.): «Пришедший же с родом скиров Одоакр убил патриция Ореста в Плаценции, а брата его Павла [убил] близ Пинеты (вариант перевода – пиниевого, т. е. соснового, леса. – В.А.) за пределами Классиса (порта. – В.А.) Равенны. Вступив в Равенну, [Одоакр] лишил власти Августула; но, пожалев его из-за малого возраста и тронутый его красотой, сохранил ему жизнь и, дав ему содержание в шесть тысяч солидов (римских золотых монет, которыми, в частности, выплачивалось жалование воинам, прозванным, именно по этой причине, «солдатами». – Примеч. авт.), отправил в Кампанию свободно жить со своими родственниками».
Но Одоакр, как говорилось выше, вовсе не стремился к императорскому сану. Правда, он принял всяческие почести от перепуганного римского сената, утвердившего за ним титул царя Италии, но решительно отклонил предложенные ему императорские пурпур и корону (диадему). Он также не предпринял ничего для отделения своего Италийского царства от Римской империи, признав над собой (пусть формально) главенство римского императора Востока (Зенона, бывшего предводителя восточноримских «федератов»-исаврийцев с труднопроизносимым, чисто варварским именем Тарасикодисса). Таким образом, великая, древняя Римская «мировая» империя официально сохранилась неизменной, вот только ее центр, столица, окончательно переместилась из Ветхого Рима в Новый. Италия же, внешне покорная воле императора, гордо восседавшего на троне этого Нового Рима, попала под власть его «верного» вассала (выражаясь языком близящегося Средневековья), или ленника, Одоакра, в чьих жилах, как и у Гейзериха, смешалась кровь народов, лишивших Римскую империю реальной власти (с той лишь только разницей, что в жилах Одоакра смешалась кровь германцев и гуннов, а в жилах Гейзериха – кровь германцев и сарматов)…
Как ни стар был к этому времени карфагенский лис Гейзерих, от него не укрылась важность этого переворота. С прозорливостью, которой мог бы позавидовать любой политик помоложе, он сумел сразу же выделить Одоакра, о котором при всем желании не мог знать слишком много, из толпы сцепившихся друг с другом эфемерных претендентов на западноримский императорский престол и стоявших за ними «кукловодов», и удивительно быстро договориться с этим человеком родственного с ним происхождения и сравнимого с ним по значению, чтобы положить конец вялотекущей «гибридной войне» между вандалами и западными римлянами. Вандальское царство было признано Одоакром в его границах. Оно осталось царством островов и побережий, в первую очередь, западносредиземноморских – именно по этой причине Балеарские острова (веками поставлявшие лучших в Экумене пращников сперва карфагенянам, затем – римлянам и, наконец – вандалам) были столь же важны для его безопасности, как Питиусские (не известные под этим своим древним названием почти никому из наших современников, прекрасно знающих, однако, современные названия этих островов – Форментера и Ибица).
Одоакр также гарантировал Гейзериху незыблемость его власти над островами Корсикой и Сардинией, которые было трудно оборонять вследствие их протяженных, беззащитных побережий. Видимо, гунно-скирский царь Италии не желал вступать из-за этих двух гористых островов в серьезный конфликт с царем африканских вандалов. Затянулись лишь переговоры о Сицилии, имевшей жизненно важное значение как для властителя Италии, так и для североафриканского царя. В конце концов остров был все-таки разделен между ними. Учитывая его малую населенность в описываемое время, не следует думать, что он был разгорожен по всей своей протяженности посредством демаркационной линии, обозначенной пограничными столбами, частоколом или сторожевыми башнями, наподобие лимита-лимеса, обозначавшего границы «мировой» империи «потомков Ромула» в пору ее расцвета. Северную половину Сицилии, с важным портовым городом Мессаной (нынешней Мессиной) Одоакр сохранил в составе своего Италийского царства, в то время как южная половина острова, господствовавшая над Карфагенским проливом, с городом Лилибеем (на месте современной Марсалы, расположенной на западной оконечности Сицилии), служившим яблоком раздора еще между карфагенянами и римлянами в годы Первой Пунической войны и превращенным Гейзерихом в важный торговый порт и мощную военно-морскую базу, осталась во владении вандалов.
Многие авторы в разные времена расценивали переход власти над Италией к царю из варварской среды не только как бесславный конец Западной Римской империи, но и как величайшую победу Гейзериха. Однако слишком многое заставляет усомниться в правильности этого откровенно ретроспективного взгляд на события 476 г. Разумеется, переход последнего императора Западного Рима, миловидного юноши по кличке «Августул», на содержание своего гунно-германского военачальника, фактически подчинившего себе Италию в гораздо большей степени, чем его франкские, готские или свебские предшественники, чтобы самовластно править ею из Равенны, представляется нам, нынешним, событием всемирно-исторического значения. Ознаменовавшим окончательный переход власти над Италией от римлян к германцам, приведший к отчуждению трети италийских сельскохозяйственных угодий, законодательному закреплению сосуществования германцев и италиков, господствующей германской воинской касты и подчиненного ей туземного крестьянства, смирившегося со всеми невыгодами своего нового положения, прежде всего – с экспроприацией трети своей доброй пахотной земли не расстающимися с оружием захватчиками-варварами – «лишь бы не было войны»!
Однако не следует думать, что все происходящее в Италии радовало Гейзериха. Слишком уж легко и беззаботно мог он, на протяжении долгого периода правления слабых западноримских императоров, опустошать лишенное защиты побережье Западного Средиземноморья, слишком уж беспрепятственно мог он бороздить просторы, прежде всего, западной части Внутреннего моря, пользуясь отсутствием в Западном Риме сильной централизованной власти, способной противостоять пиратским рейдам повелителя вандальских и аланских «викингов» силами крупного военного флота и боеспособной береговой охраны, спешащих по сигналу боевой тревоги отражать набеги варваров-пиратов. Если Гейзерих так долго щадил восточное Средиземноморье, это объяснялось не только его добрыми отношениями с могущественными аланами и готами, пользовавшимися преобладающим влиянием во Втором Риме на Босфоре. В конце концов, вандальский царь поддерживал в свое время столь же добрые отношения и с фактическим владыкой Западного Рима Рикимером, что, однако же, не слишком-то мешало Гейзериху нападать на западноримские торговые суда и берега. Дело, думается, в другом. Хотя Восточная Римская империя, обладавшая, несмотря ни на что, все еще достаточными силами, и не могла считаться смертельно опасным врагом вандальского царя, она порой оказывалась способна наносить его утрачивающим осторожность пиратским ватагам ощутимые потери как на суше (например, под Коринфом), так и на море (где пиратские корабли Гейзериха, возвращавшиеся с богатой добычей из разграбленной в очередной раз Далматии, предвкушая радость возвращения в родную Африку через Отрантский залив, вдруг оказывались блокированными в лазурных водах Адриатики восточноримскими
