Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор
Лицо Эдвина дрогнуло, но тут же снова стало суровым. Он вложил свечу в руку Уны так резко, что расплавленный воск попал и ему на пальцы, и ей.
– Прости, Уна! Я не… Я не могу… Прощай!
Глава 46
Следующим утром Уна села на Двадцать третьей улице на трамвай, идущий на юг по Шестой авеню. Идти пешком было бы безопаснее, но уж очень долго. Особенно босиком. Ботинок у нее теперь нет, и она бы обморозила ноги, пока дошла. В остальном непривычно холодный для этого сезона день (низкие облака, ветер и мокрый снег) был Уне скорее на руку. Меньше копов патрулирует улицы, и она сможет заворачиваться в шарф по самые глаза, не вызывая подозрений.
И все же ей было очень сложно сосредоточиться. И руки ее дрожали. Она снова и снова вспоминала вчерашний разговор с Эдвином, и боль в душе никак не утихала. Вернувшись вчера в убогую вонючую комнату в одном из трущобных домов и сняв платье, чтобы сбросить с плеч все тревоги этого тяжелого дня, она почувствовала себя так, словно в груди у нее открылась зияющая рана. Да такая, что ни заштопать, ни излечить никаким компрессом.
Но хуже было то, что от этой фантомной боли и от обилия переживаний Уна потеряла бдительность и сняла ботинки перед сном. Утром она их рядом с собой не обнаружила.
В трамвае Уна быстро села и спрятала под сиденье свои грязные ноги, обернутые тряпками словно портянками. Она изо всех сил старалась не дрожать от страха, холода и голода. За окном проносился унылый серый городской пейзаж. Сугробов не было, но мокрый снег превратил сажу, пыль и конский навоз в единое грязное месиво. Уна засунула руку в карман, где хранила все свои нехитрые сокровища – медальон с Девой Марией (который она то и дело терла украдкой на удачу) и погнутую булавку для галстука, украденную в свое время у Барни. Если и он откажется помочь ей, как отказался вчера Эдвин… Больше ей идти не к кому!
На остановке «Бликер-стрит» в трамвай вошел полицейский. Уна не удивилась этому – ведь трамвай шел в сторону здания суда и Сити-Холла. И все же от страха перехватило дыхание, и сердце бешено забилось. Она смотрела в пол, низко склонив голову. Все сидячие места в трамвае были заняты, но полицейский все же втиснулся между двумя джентльменами как раз напротив Уны.
– Ну и погодка, а? – проговорил он, как только трамвай снова тронулся.
Уна молчала, ожидая, что в разговор с полицейским вступит кто-нибудь другой. Когда молчание показалось ей уже неприличным, она приподняла голову, улыбнулась и кивнула. И тут же снова опустила голову в надежде, что на этом разговор и окончится. Но не тут-то было!
– Но все же лучше, чем летнее пекло, нет?
Уна снова кивнула, пряча свои ноги как можно дальше под сиденье. Глубоко посаженные глаза, темные волосы… Где-то она его видела… И голос его тоже показался знакомым. Уна стала судорожно вспоминать, а в висках ее так стучало и гудело, что она даже не слышала стука колес.
Центральный вокзал. Это было накануне ее ареста. Это тот самый коп, который шел за ней всю дорогу до Тридцать восьмой улицы. Ее лицо он видел только мельком – после того, как она вывернула свое пальто наизнанку и притворилась роющейся в помойке старухой. Мог он запомнить ее? Зачем она так долго говорила с ним тогда, забавляясь?!
Уна бросила взгляд в окно поверх его головы. До нужной остановки еще несколько кварталов. Если она сойдет на ближайшей и станет ждать следующего трамвая, то это будет выглядеть уж очень подозрительно. А если он еще и увидит ее обернутые тряпьем ноги… Нет, надо ехать дальше и молиться, чтобы он не узнал ее.
– В такую погоду я часто вспоминаю свое детство в графстве Клэр… – ностальгировал тем временем коп.
Сколько раз ей еще надо молча кивнуть, чтобы он, наконец, заткнулся? Хотя, с другой стороны, раз он так непринужденно болтает с ней, значит, не узнал в ней ту старуху, с которой говорил тогда на вонючем заднем дворе.
– Мой отец тоже из Клэра.
Полицейский вмиг просиял.
– Правда? Из откуда именно?
– Лехинч.
– Вот это да! Оттуда ж до моего дома доплюнуть можно!
И он предался воспоминаниям о милой родине и болтал так до самой Чэмберс-стрит. Выходя, он коснулся козырька и сказал Уне, что надеется вскоре встретиться с ней на этом же маршруте. Когда двери трамвая закрылись за ним, Уна, наконец, смогла вдохнуть полной грудью. Последние полчаса она еле дышала. Уна вышла на следующей остановке и побрела по грязной мостовой к Газетному ряду в редакцию «Герольд».
Охранник – щупловатый малый со слишком пышными для его узкого лица усами – не пустил ее внутрь, презрительно посмотрев на ноги. Он сказал ей ждать, пока Барни позовут и он спустится к ней.
– Бог ты мой, Уна! Без ботинок? В такую погоду!
– Это долгая история…
Увидев, как Барни взял Уну под локоть, охранник больше не препятствовал ей, и они принялись подниматься по лестнице. В отличие от последнего раза, когда Уна была здесь, сейчас комната была полна журналистов и машинисток. Клубы сигаретного дыма витали в свете газовых ламп.
– Мы можем поговорить где-то в другом месте? – почти прокричала Уна, чтобы перекрыть стук пишущих машинок и гул голосов. – Где-нибудь, где потише?
– Хм-м… Может, мистер Хэдли позволит нам присесть в его кабинете ненадолго. Или…
– Может, на крышу?
Барни снова посмотрел на ноги Уны и вскинул бровь.
– Да продрогнешь…
– Нормально. Мне так будет спокойнее, ведь там нас точно никто не услышит.
– Только не говори, что у тебя все еще хуже, чем было…
Нехотя Барни вышел с Уной на лестницу. Они поднялись на еще несколько пролетов и вышли на крышу, толкнув тяжелую металлическую дверь. Порыв холодного сырого ветра едва не сбил Уну с ног. Она зябко поежилась. Мокрый снег собирался на крыше в лужицы. Шпили церквей Святого Павла и Святой Троицы так и норовили проткнуть низкие серые облака.
– Холодно здесь, – не унимался Барни. – Вернемся вниз. Я уверен…
– В больнице Бельвью убийца!
– Что?
– Помнишь, несколько месяцев назад задушили одного скупщика краденого?
– Конечно! Я тогда еще подумал, что это убийство как-то связано с теми убийствами в трущобах, которые я пытался расследовать до этого. Но полиция объявила в розыск по этому делу какую-то женщину. Какую-то воровку…
Тут Барни осекся, замер на миг, и глаза его расширились от жуткого удивления:
– Бог мой, да это была ты, что ли?
Барни инстинктивно отступил назад и поскользнулся. Уна, однако, успела схватить его за руку.
– Нет, конечно! То есть я была на месте убийства, да, но никого не убивала. Зато знаю, кто убил!
Уна отпустила руку Барни и на цыпочках сделала несколько шагов на более сухое место за дымовой трубой. Барни пошел за ней. Там, под доносящийся снизу глухой уличный шум и завывание порывистого ветра, Уна выложила ему все как на духу.
– Ты веришь мне? – спросила она, когда рассказ ее был окончен.
– Не знаю. Но сюжет, безусловно, захватывающий.
– Захватывающий? Трое уже мертвы! Может, и больше…
– Да, пожалуй, неудачное слово. Прошу прощения.
Он достал сигарету и протянул портсигар Уне. Та сначала потянулась было к нему, но потом отдернула руку. Нет… Барни положил портсигар обратно в карман куртки и затянулся.
– Но ты что – всерьез полагаешь, что мы можем просто пойти к нему и вытрясти из него признание?
– Ты сказал мы? То есть ты согласен мне помочь?
– Из этого получилась бы не статья, а просто бомба! – уверенно сказал он и снова глубоко затянулся. – Только вот как?
Уне вдруг отчаянно захотелось, чтобы рядом с ней сейчас оказалась Дрю. Та умела выдумывать всякие штуки, пусть ей и не хватало смелости осуществлять их… Уна вспомнила рассказ Эдгара По «Убийство на улице Морг». Как там мистер Дюпен заставил владельца орангутана сознаться?
– Я знаю! – воскликнула Уна, немного подумав. – Надо выманить его куда-нибудь подальше от Бельвью. Под предлогом, что у нас есть что-то, что ему очень нужно.
– И что бы это могло быть?
Уна покачала головой. Этого она еще не знала.
