Делай, что должно - Маргарита Нерода
“Я Дубровский”. Начальник плавучего госпиталя СТС-145 очень уважал своего однофамильца. “Спокойно, Маша! Я Дубровский”, - этой присказкой ободрял он свою незаменимую помощницу, старшую медсестру Машу Аристархову.
Внезапно очень ясно, до последней черточки, Раиса его увидела. Не пушкинского разбойника, а своего командира. В сдвинутой под подбородок марлевой маске, усталого, с тенями под глазами, но улыбающегося и очень довольного, что операция прошла хорошо, и теперь можно наконец стащить перчатки. Руки у Дубровского были маленькие, с тонкими запястьями, почти как у женщины. О том любила с тихим восторгом говорить Нина Федоровна…
Пелена упала с глаз Раисы! Внезапно и резко, как сорвавшийся с карниза лед. Почему она думала, что не помнит и при желании даже не сможет вспомнить их лиц?! “Спокойно, Маша. Я Дубровский”. Где он был в тот момент, когда упала бомба? Кажется, Нина Федоровна заступила на смену, Дубровский должен был отдыхать до Саратова. Его каюта где-то в середине. Значит… сразу?
Раиса поняла, что уже минут десять ничем не занята, а просто стоит и смотрит в окно, на понемногу темнеющее небо. И почти видит отраженные в стекле знакомые лица. Все. И в звоне трамвая, отозвавшегося тихой дрожью оконных рам, ей почудился заглушенный переборками гул машинного отделения.
Она не сразу заставила себя вернуться к работе и хорошо, что никто не заметил ее прежде. Болтаться без дела и нехорошо, и неминуемо влетит. Переживать можно и потом, после смены. “А ну тихо!” — велела себе Раиса и пошла докладывать дежурному врачу, что в отделении все в порядке.
В этот раз она как никогда ждала ночи, отчаянно надеясь, что смена выйдет тихой, никто не затяжелеет, и воздушного налета не случится. Хоть бы немного с мыслями собраться.
Ночью больничные коридоры всегда ощущались как неправдоподобно огромные. Приглушенный свет делал их почти бесконечными… Тихо, чтобы не разбудить, обойти палату. Вроде бы, все в порядке. Нет, не говорить “вроде бы”! Только: “Лично проверила, 02:30, видимых признаков ухудшения нет”. В рамках своей профессии, врач обязан формулировать четко, без всяких “вроде бы” или “кажется”. Четкость речи и четкость мышления взаимосвязаны, так учил когда-то Алексей Петрович, без четкости мышления в медицине только полы мыть можно… Как же давно это было… Эх, Алексей Петрович, стольких спас, стольких научил — а сам там и остался под городом русской славы Севастополем…
Все спят. Кто-то чуть слышно дышит, кто-то храпит, кто-то ворочается во сне…
Стоп! Это свет так падает или нехорошо заострилось лицо у спящего?
Не свет. Рукав нижней рубахи набух кровью. Слышно, как капля крови с матраса срывается вниз, ударяясь в пол. И звук этот кажется оглушительным, как разрыв бомбы.
Кровотечение! Да артериальное похоже. Порвать рукав. Нет, не фонтан, повязка же на ране, но льет сквозь марлю, как из ведра. Прижать пальцем артерию. Перестало. Что дальше-то? Ждать до утра? Дура, почему жгут в кармане не держала?! Только бинт, и тот непонятно, зачем. По привычке.
Вдруг Раисе показалось, что их накрыла тень. Словно беззвучно, едва угадывающейся знакомой походкой, подошел высокий человек в белом халате.
“Спокойнее, товарищ Поливанова, все у вас получится. Руке возвышенное положение, давящую повязку, и время добежать до поста — вызвать хирурга — у вас уже будет. Действуйте быстро, то есть не торопитесь”, - словно в голове прозвучал такой знакомый голос.
Значит, давящую повязку на рану. Руку вверх и к спинке кровати одним туром. Если не перестало кровить, то хотя б поменьше стало. Теперь бегом!
Обернувшись, Раиса никого, разумеется, не увидела — впрочем, не до того уже было. Скорей на пост — нажать кнопку звонка — схватить штатив и ампулу с физраствором да жгут — обратно к раненому… А вот через полчаса после того, как унесли лейтенанта в операционную — накатило. До самого утра Раиса сидела, ревела беззвучно и грызла до крови кулак. Каждые полчаса, как заведенная, она вставала и осматривала палату, всякий раз не то надеясь, не то боясь увидеть пыльные следы от огромных сапог. Но — не было следов.
К утру Раиса была в таком состоянии, что завотделением на обходе лично приказал накапать ей валерьянки и от следующего дежурства освободить. Спросил тихонько:
— А лейтенант Тарасов кем вам приходится?
Тут Раису прорвало в три ручья без единого связного слова, и “все понявший” врач успокоил, что и жизнь спасли, и руку сохранили, и все будет у лейтенанта в порядке.
А старший военфельдшер Поливанова, кое-как доковыляв до общежития, рухнула на постель и уснула как сознание потеряла.
Во сне она увидела себя во дворе незнакомого деревенского дома. Шумел сад, под деревьями стоял длинный стол, и вокруг шумящего самовара собрались… все! Смешил Олю анекдотами товарищ Астахов, и заваривал чай Алексей Петрович, и разливал по крохотным серебряным рюмочкам какой-то сложносочиненный немецкий ликер Гервер, и знакомая только по фотографии девушка под влюбленным взглядом Данилова нарезала копченую рыбку… Тут же, рядом, выплыло из темноты лицо Дубровского, который наливал чай Нине Федоровне, и во сне было совершенно ясно, что эти двое сказали друг другу все, о чем до сих пор молчали, и теперь у них точно все хорошо.
— Извините, товарищи, — спросила Раиса, — вы что же, все мертвые? А я что тогда тут делаю? Налет был и нас разбомбило, а я и почувствовать не успела?
Ответа она уже не услышала — проснулась. Посмотрела на часы — вроде, на пять минут и прилегла, а сна ни в одном глазу, и за окном почему-то темно.
— Главврач сказал — не будить, пока не проснется. Ну вы и здоровы спать — двенадцать часов отмахали!
* * *
С того дня на перевязках лейтенант смущенно прятал глаза, избегая смотреть на Раису прямо. До него история дошла в том виде, в каком обычно бывает: что влюбилась в него, кудрявого, фельдшерица, потому и беду учуяла, считай жизнь спасла. Кто ж ей виноват, что товарищ лейтенант женатый?
Раиса, конечно, о таких слухах знала, но даже не отшучивалась, молчала. Скажешь, мол неправда, все одно не поверят. А рассказать как оно на самом деле обернулось, проще язык проглотить.
"Неужели я и впрямь с ума схожу?" — эта мысль колола как шевельнувшийся осколок. Пожалуй, единственное, чего на самом деле боялась Раиса — это потерять рассудок. Не так много она видела настоящих сумасшедших, психиатрию в училище читали скорее для общего развития, все-таки
