Маргарет Джордж - Тайная история Марии Магдалины
— Но как же ты?.. Я видела, как они увлекли тебя к обрыву!
— Мой час еще не настал, — сказал он, как будто это все объясняло, — Я просто прошел сквозь толпу и оставил их там.
Но как? Это невозможно. Она была здесь и все видела. Иисус не появился из толпы с другой стороны.
— Что… что ты будешь теперь делать? — спросила Мария.
— Ну, Назарет мне, конечно, придется покинуть, — ответил Иисус, — Впрочем, это я знал заранее. Но ведь мы должны побывать в Магдале, не так ли?
Голос его звучал беззаботно, глаза светились добротой.
— Твоя мать… — вспомнила она. — Я обещала ей вернуться и рассказать…
— Она все узнает. Ты не должна возвращаться. Здесь все кончено.
Кажется, он не печалился: похоже, Иисус смирился со случившимся или был готов к этому заранее.
— Я не хочу доставлять им лишние огорчения, — промолвил он, отвечая на ее мысли. — И я не хочу огорчать моего Отца Небесного, медля с исполнением предначертанного. У меня есть долги перед ними, и перед Ним, но один должен стоять на первом месте.
— Как ты можешь быть так уверен в первенстве этих обязательств? — спросила Мария. — Откуда это вообще может быть известно?
— Долг перед Господом всегда должен быть на первом месте, но Господь не желает причинять боль.
— Но те, кто предпочитает этот долг, часто причиняют боль близким, — со вздохом промолвила она.
— Значит, это боль, которую Господь может унять, — заверил ее Иисус и поднял глаза к небу. — Но не пора ли нам в путь? Если поспешим, поспеем в Магдалу дотемна.
Мария посмотрела на него. Хорошо, конечно, что они отправятся в Магдалу вместе, но не обернется ли это для нее еще большим конфузом? Он-то знает, что исполняет волю Отца Небесного. а она лишь чувствует потребность помогать Иисусу в его проповеднической деятельности. А это огромная разница.
Солнце, вовсю припекавшее в полдень, умерило свою ярость и теперь ласкало землю, разливая мягкий струящийся янтарный свет. У подножия горы, на которой они стояли, расстилалась вся плодородная равнина Галилеи, а за ней вдалеке, как бронзовое зеркало, мерцало озеро. Поднапрягшись, они, безусловно, могли добраться до Магдалы. Но не засветло. И этот день уже истощил все ее силы.
Широкие поля и волнистая равнина казались манящим ковром, расстеленным для них в час нужды.
— Я предлагаю сделать привал и провести ночь где-нибудь здесь, — сказал Иисус. — Потом, поутру, ты можешь вернуться к своей семье, чтобы близкие увидели тебя после того, как ты отдохнешь, а не в твоем нынешнем состоянии.
Теперь они снова оказались среди оливковых деревьев и ухоженных полей — идеальное место для привала и отдыха. Иисус присмотрел справа от дороги рощицу и жестом поманил Марию за собой, под сень суковатых старых деревьев, где и уселся, привалившись к шероховатому стволу.
Мария кивнула. Да, так будет лучше. Ей хотелось предстать перед близкими людьми в наилучшем виде, чтобы они могли оценить чудо, сотворенное для нее Иисусом.
— Когда я вернусь домой… — начала она нерешительно, — Моя родня — люди состоятельные. Они наградят тебя за то, что ты сде лал.
Женщина еще не успела закончить фразу, как уже пожалела о своих словах. Иисус посмотрел на нее — не с гневом, но с печалью.
— Пожалуйста, даже не упоминай о таких вещах, — сказал он, умолк и лишь после долгого, томительного молчания произнес: — Я огорчен тем. что это вообще могло прийти тебе в голову.
— Прости… я лишь подумала…
— Конечно, ты подумала об этом. Но ты и все остальные, кого я призвал, должны понять, что отныне я буду беден, и те, кто присоединится ко мне, тоже будут бедны. — Он глубоко вздохнул, — Так же бедны, как те. кто толпится вокруг синагог, дожидаясь милостыни. Над этим стоит подумать. Вот почему я отослал всех обратно домой. Если они не пожелают сделать это… они будут честны перед собой.
— Но почему мы должны быть бедными? — спросила Мария. — Моисей не был бедным. Давид тоже, и, уж конечно, не был бедным Соломон. Почему же мы непременно должны бедствовать?
Иисус ответил не сразу.
— Соломона сразу следует исключить: богатство немало поспособствовало тому, что Господь оставил его. Давид… — По-видимому, он размышлял вслух. — Давид, несомненно, был ближе к Богу в свои ранние годы, чем в поздние. А Моисей… Моисей оставил свой дворец в Египте и отправился в пустыню. Правда, позднее он владел большими стадами скота. Но и их оставил, когда Бог повелел ему вернуться в Египет и противостоять фараону.
— Но он не бросил навсегда ни свою семью, ни имущество, — возразила Мария. — Позднее к нему присоединился его тесть, близ горы Синай.
Иисус улыбнулся. Похоже, что он был доволен.
— Я вижу, ты хорошо знаешь Священное Писание! Но Моисей не забрал свое богатство с собой в пустыню. И он сам отослал своего тестя Иофора обратно в Мадиам.
— Должен ли человек отказаться от всего? Правда ли, что Господь требует этого от нас?
— Богу угодно, чтобы мы сами захотели отречься от суетных благ земных, — пояснил Иисус. — Ты говоришь так, словно это какое-то тяжкое испытание. Но порой самое серьезное испытание заключается в том, чтобы продолжать жить в миру и служить всем этим господам. — Он рассмеялся. — Достаток, влияние, уважение — а за всем этим часто скрывается Сатана, улавливающий людей в свои сети. Откажись от всей этой тщеты, и у него окажется гораздо меньше укрытий и приманок.
Сатана… Но при всей убедительности сказанного бедность Марию вовсе не привлекала. Ей не хотелось становиться бедной. Неужели это действительно необходимо?
Глава 27
Проснувшись в тусклом свете раннего утра, Мария увидела, что Иисус сидит, закрыв глаза и прислонившись к стволу дерева. Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела на него.
Складки одеяния, столь красиво вытканного из тончайшей светлой шерсти, спадали с его головы, открывая густые, темные волосы. Они были аккуратно подстрижены, не всклочены или спутаны, как у Иоанна Крестителя. Хотя ему и довелось провести долгое время в пустыне, Иисус не выглядел отшельником, который сторонится городов и людей, и одевался скромно, но не в рубище, а как обычный человек. Это позволяло людям не испытывать настороженности, подходить к нему поближе и слушать. А это и было для него главным — побудить людей выслушать его, донести до них свое учение.
Иисус уже не спал и, едва Мария зашевелилась, взглянул на нее.
— Доброе утро! Рад тебя видеть.
Он встал и потянулся. Солнце осветило его лицо с живыми, ясными глазами.
— Мы отправляемся в Магдалу. Идем.
Перед ними простиралась открытая зеленая равнина и поля, впереди уже поблескивало озеро.
«Наступила весна, время посевов и радости, — подумала Мария. — И рыбаки выведут свои лодки на промысел, не боясь непогоды и зимних бурь. Как все это знакомо! Как прекрасно увидеть все это снова!»
В полдень Мария и Иисус приблизились к Магдале. Перед городом они задержались и, разжившись фигами у придорожного торговца, уселись рядом с идущей вдоль озера тропой и разделили скудную трапезу. После короткого отдыха путники двинулись по тропе, столь знакомой Марии. По дороге они миновали Семь Источников, где у причалов покачивались рыбачьи лодки. Но Иисус не обратил на них внимания.
И вот перед ними была Магдала.
Мария почувствовала на своем локте поддерживающую руку Иисуса. Они зашагали по городским улицам, прошли мимо склада, где была сосредоточена жизнь ее семьи и практически дневали и ночевали Иоиль и ее отец, мимо знакомых старых зданий и переулков. Все эти места, привычные Марии с детства, теперь казались ей какими-то другими из-за того, что рядом шел Иисус. Они свернули на ее улицу, и сердце Марии сильно забилось. До дома было рукой подать.
И вот он оказался перед ними, добротный и крепкий, родной и вместе с тем уже изменившийся. От волнения Мария едва дышала. Она вернулась, освободившись от демонов, стала новым человеком.
Остановившись перед деревянной дверью, женщина взмолилась о том, чтобы все были дома, и, решив не стучать, толкнула створку. Но открыть не успела. Дверь со скрипом приотворилась изнутри, и на нее уставились два подозрительных глаза.
— Да?
— Я Мария, жена Иоиля.
Глаза сузились.
— Пропавшая много недель назад?
Дверь не шелохнулась.
— Да. Я была больна. Я знаю, что прошло много времени…
— Да. Много времени. — Голос звучал натянуто.
— Кто ты? — спросила Мария.
После паузы женщина сказала:
— Меня наняли ухаживать за Элишебой. — Дверь не сдвинулась с места. — Которую ты оставила без присмотра, — продолжил голос. — Из-за своей болезни.
— Я исцелилась! — громко объявила Мария, желая, чтобы ее слышал весь город, — Впусти меня!
