Владимир Успенский - На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове
После поражения в русско-японской войне в высших военных кругах царской армии сложилось убеждение, что конница не является больше самостоятельным родом войск. Куда уж ей против пушек и пулеметов! Пусть ведет разведку, устраивает набеги, несет дежурную и патрульную службу. Это мнение еще более окрепло во время войны с немцами. Враждующие армии зарылись в землю, обнесли свои позиции проволочными заграждениями, выставили минные поля. Ливень снарядов и пуль обрушивался на атакующих. Даже пехоте с танками редко удавалось прорвать такую оборону. А кавалерийские Дивизии месяцами, годами ждали в тылу, когда появится возможность ринуться в прорыв, на оперативный простор, развить успех пехоты. Не дождались.
И в Красной Армии теперь многие считали, что конница отжила свой век, превратилась в «ездящую пехоту». Формировались, правда, кавалерийские полки и бригады, но их подчиняли начальникам стрелковых дивизий. А обстановка между тем решительно изменилась. Сплошной фронт на гражданской войне отсутствовал; бои велись в основном на главных направлениях, вдоль магистральных дорог. Преимущество получал тот, кто имел подвижные войска. Это была та самая маневренная война, о которой много думал Егоров. Она сразу выделила из общей массы военачальников особого склада. У белых одним из таких был генерал Мамонтов. На стороне красных особенно проявил себя под Царицыном Семен Михайлович Буденный. Но белые более умело использовали свою конницу, объединив ее в дивизии и корпуса. Наносили удары сжатым кулаком, а красные кавалеристы - растопыренными пальцами.
«Почему бы нам не создать свои крупные подвижные соединения? - такой вопрос задал тогда Ворошилову и Буденному Александр Ильич. - У нас достаточно всадников, найдутся люди, способные командовать крупными кавалерийскими группами».
Да, сильная конница была просто необходима. В 10-й армии удалось создать из партизанских отрядов первые кавалерийские бригады. Но дальше дело не пошло. Не хватало коней, вооружения. А главное - против формирования кавалерийских соединений решительно выступил председатель Высшего реввоенсовета Троцкий.
Семен Михайлович тогда, при первом же разговоре, напрямик спросил: почему, мол, этот самый председатель на конницу взъелся, какую мозоль ему кавалерийский конь отдавил? На это Александр Ильич ответил, что Троцкий действительно пренебрежительно относится к кавалерии и к кавалерийским начальникам. Считает этот род войск «аристократическим» и для дела революции малополезным. Конечно, казаки разгоняли демонстрации, участвовали в еврейских погромах. Верно, офицеры в коннице были все больше из аристократов, особенно до войны. «В войну-то всякий офицер был, сами знаете, - рассуждал Семен Михайлович. - Но не по офицерам счет. Рядовой казак или унтер - он кто? Такой же крестьянин, как и в пехоте. И среднего достатка, и голытьба. Взять хотя бы нас с Окой Городовиковым...» - «У Троцкого другая точка зрения», - усмехнулся Егоров. «У него одна, у нас другая: вот и будем враскорячку, как некованая лошадь на льду».
Ворошилов, слушавший их, улыбнулся вдруг весело и озорно, заблестели его карие глаза: «Ничего, Семен Михайлович, подкуемся. Знаешь присказку - победителей не судят... Верно, Александр Ильич?»
Егоров кивнул. Они поняли друг друга.
Прошло несколько месяцев. За это время в 10-й армии постепенно окрепли две кавалерийские дивизии: 4-я под командованием Буденного и 6-я, которую возглавлял Апанасенко. И когда в мае девятнадцатого года под сильным напором белых пришлось отходить к Царицыну, Александр Ильич на собственный страх и риск объединил всю кавалерию в Первый Конный корпус, командовать которым назначил Семена Михайловича.
25 мая белогвардейцы форсировали реку Сал возле хутора Плетнева. Положение создалось угрожающее. И в этот момент по приказу Егорова на врага неожиданно обрушил всю свою силу конный корпус. Результат оказался блестящим. Пехота белых, находившаяся на север ном берегу, была частью изрублена, частью взята в плен. А было той пехоты немало - около трех полков, И трофеи достались богатые.
Случилось в том бою так, - что Александру Ильичу пришлось вскочить в седло и повести за собой всадников, чтобы помочь Буденному. И никто не увидел в горячке, как рухнул сраженный пулей конь командарма, как упал, потеряв сознание, Егоров. Кусочек свинца навылет прошел через его левое плечо.
Кинулся Буденный после схватки: где командарм? Кто с ним был? Объехал все поле битвы, пока нашел Егорова метрах в четырехстах от хутора. Бойцы пытались и не могли остановить сильное кровотечение. Семен Михайлович разодрал на полосы свою нижнюю рубашку и сам перевязал раненого.
За тот успешный бой на реке Сал получил Егоров первую советскую награду - орден Красного Знамени. Это, конечно, была большая радость. А еще радовался он тому, что в трудном сражении доказана была необходимость и целесообразность формирования крупных соединений красной конницы. И пожалуй, именно тогда у него, у Ворошилова, у Буденного впервые появилась дерзкая мысль создать со временем целую Конную армию. Весь ход событий доказывал - это необходимо.
Корпус Буденного прославился в боях на Дону, под Воронежем. И вот наконец 19 ноября 1919 года командование Южным фронтом отдало приказ приступить к организации Первой Конной.
2
Начали с главного - с людей. Семен Михайлович коротко доложил о составе Конной армии. В ней три кавалерийские дивизии: 4, 6 и 11-я. Представил начдивов - Городовикова, Тимошенко и Матузенко. Все они были известны участникам заседания, их деловые и политические качества сомнений не вызывали. Им почти не задавали вопросов.
Климент Ефремович вообще слушал краем уха, занятый своими мыслями. Сейчас речь пойдет о политическом комиссаре буденновского корпуса Кивгеле. Он добросовестный работник, надежный коммунист. Семен Михайлович всегда горой за него. А Ворошилову придется выступить против. При всех своих положительных качествах не подойдет Кивгела для работы в новых условиях. В корпусе его влияние ощущалось слабо. Повсюду в Красной Армии прочно утвердились политработники, а в буденновской коннице их мало, авторитет невысок. Предстоит еще выяснить, почему так получилось, но одно не вызывает сомнений - для Кивгелы надобно найти другую должность.
Не испортить бы с самого начала отношения с Буденным. Он привык к независимости, а тут сразу и соратника отзывают, и единоначалию конец, власть - Реввоенсовету. И решать надо именно сейчас, когда армия только создается. Все должно быть определено, чтобы потом не переделывать, не переиначивать. Хорошо, если бы Семен Михайлович осознал такую необходимость.
Между тем представление командного состава было завершено, в горнице остались только члены двух Реввоенсоветов и комиссар Кивгела.
- Сколько у вас коммунистов? - спросил Климент Ефремович.
- Во всем корпусе?
- Теперь уже в Конной армии.
- Больше двух сотен. Человек триста.
- Точнее.
- Не знаю.
- А кто должен знать, если не политкомисеар?
- Бои, потери, - произнес Кивгела. - Недавно одиннадцатая кавдивизия прибыла. Сводок не получаем.
- Мы сейчас даже личный состав не учитываем точно, - вступился за комиссара Буденный. - Все время в движении. Потери, отставшие.
Ворошилов лишь покосился на него и опять к Кивгеле:
- Как вести партийную и политическую работу, как опираться на коммунистов, если даже вы не знаете, сколько их?.. Скажите хотя бы, какова общая численность трех дивизий?
- Около семи тысяч.
- И всего двести партийцев!
- Руки не доходят.
- Но теперь в армии будет больше дивизий, значительно больше людей. Понимаете ли вы это, товарищ Кивгела? - Климент Ефремович хотел, чтобы комиссар сам понял: трудно ему будет справиться с новым объемом работы. Но на выручку опять поспешил Буденный.
- Товарищ Кивгела пользуется авторитетом. Бойцы его знают, привыкли. Давайте впишем его членом Реввоенсовета, вместе воз тянуть будем. Предлагаю вписать.
Климент Ефремович чувствовал, как напрягся, обуздывая себя, Семен Михайлович. Подрагивает рука на медной рукоятке шашки.
Конечно, нелегко сейчас Буденному. Год назад вольно казаковал он по родным просторам с партизанским отрядом. Привык ни от кого не зависеть, все решать самостоятельно. Но между отрядом и армией - дистанция огромная. Семен Михайлович, разумеется, понимает это, однако трудно ему расставаться с привычками, подчинять себя коллективной воле.
- Я против! - резко сказал Щаденко. - Я против включения Кивгелы в состав Реввоенсовета.
Буденный повернулся к нему, их взгляды столкнулись: вроде бы сталь звякнула. Снова напряженная пауза. Вероятно, Сталин почувствовал, что Буденный находится в таком состоянии, когда человек может сорваться от одного слова, от одного жеста, неизвестно, куда сгоряча занесет Семена Михайловича.
