Владимир Успенский - На большом пути. Повесть о Клименте Ворошилове
- Грамотный лишним не будет!
- Взять легко, потом не отделаешься...
- Парень самостоятельный, за себя постоит! Башибузенко громыхнул кулаком по ящику. Дождавшись, когда все смолкли, произнес серьезно:
- Лучше ты, чем другого пришлют... Приходи, не обидим, мое слово надежное! Скажи там начальству, что я согласный.
- Скажу, - твердо ответил Леонов.
И все кавалеристы, как по команде, повернулись к нему. Люди смотрели на него совсем не так, как минуту назад: с любопытством, с пристрастием разглядывали худого, беловолосого парня, еще чужого и непонятного, но уже ставшего вроде бы членом их боевой семьи.
Роман почувствовал: надо снять напряженность. Протянул руку к ножнам, зажатым между коленями Башибузенко:
- Ну и шашка у тебя, Микола. Громадная и прямая, как палка.
- Эх ты, скубент, совсем это даже не шашка, - снисходительно пояснил эскадронный.
- Ну сабля.
- И не сабля. Палаш называется. Этим палашом меня мадьярский офицер наискось по спине рубанул. Двух Башибузенков из одного хотел сделать, да конь у него шарахнулся. А я того мадьяра из карабина достал. Урядник после боя палаш мне принес. Вот, мол, Микола, где твоя гибель таилась. Пока этим палашом владеешь, никакая тебя смерть не возьмет. С тех пор палаш всегда при мне. Есть такие хлопцы, которые насмехаются надо мной, а я к ним без внимания.
- Вера помогает человеку, - согласился Лесков.
- Вот я и верую! - Микола уважительно и ласково погладил большую, тускло поблескивающую рукоятку.
6
Лишь на исходе третьих суток, поздно вечером 5 декабря, поезд прибыл наконец в Новый Оскол. Климент Ефремович, изнывавший от нетерпения, первым спрыгнул с подножки. За ним - Щаденко.
Здесь чувствовался порядок. Станция оцеплена кавалеристами, перрон и освещенный вокзал пусты. Ни беженцев, ни любопытствующих зевак. Морозный ветер нес из темноты запах дотлевавших пожарищ.
Придерживая шашку, подбежал командир в длинной шинели, представился:
- Комендант буденновского штаба Гонин. С приездом!
- Чем порадуете? - спросил Ворошилов.
- Товарищ Буденный находится в Велико-Михайловке, в пятнадцати верстах отсюда. Ждет. Сани готовы.
- Не поморозите нас?
- Сена положили, тулупами укроем.
- Белых поблизости нет?
- Бродят на дорогах остатки. Но у нас охрана: полсотни сабель и пулемет.
- Хорошо, товарищ Гонин, давайте сани поближе. Комендант махнул рукой. Из-за станционного здания вылетела тройка орловских рысаков, развернулась лихо, замерла как вкопанная. Только рослый коренник гнул могучую шею, правым копытом бил землю, рвался в стремительный бег, на простор.
Гонин улыбался, довольный.
С прибытием поезда станция ожила. В конце состава раздавались хриплые голоса бойцов, ржали лошади: выгружался эскадрон Башибузенко. На перроне, поеживаясь от холода, строились московские добровольцы. Им предстояло идти в Велико-Михайловку пешком.
Убедившись, что все в порядке, Климент Ефремович отправил Щаденко доложить Егорову: можно ехать.
Забежал в купе к Екатерине Давыдовне:
- Ты пока здесь... На станции типография, которую буденновцы еще в Воронеже у белых отбили. Посмотри печатную машину, шрифты. И вообще - займись, газетой.
- Хорошо, Клим.
- Завтра или послезавтра потребуется напечатать приказ номер один по Первой Конной армии. В виде листовки.
- Как только пришлешь текст...
- Вот и все, - он прижался щекой к плечу жены, замер на несколько секунд, будто впитывая надежную теплоту. Повернулся резко и пошел не оглядываясь. Ему трудно было расставаться с Катей, даже на короткое время.
Из соседнего вагона появился рослый Егоров в офицерской папахе, в добротной шинели, перехваченной портупеей. Под сапогами размеренно скрипел снег. Среди разномастно одетых людей, не соблюдавших никакой формы, Егоров словно бы олицетворял незыблемость и необходимость армейских порядков, и это внушало невольное уважение. При виде его бывалые вояки застегивали пуговицы, поправляли шапки, опускали поднятые воротники. Климент Ефремович поймал себя на том, что сдвигает кобуру, съехавшую на живот. Усмехнулся: даже на него действует Александр Ильич. Воистину военная косточка!
Вслед за Егоровым из вагона вышел член Реввоенсовета Южного фронта Сталин. Осмотревшись, ответил на приветствие коменданта и прямо, ни на кого не глядя, направился к саням.
Щаденко и Пархоменко вскочили на приготовленных для них коней. Возница, не сводивший глаз с коменданта Гонина, уловил его знак и тотчас отпустил вожжи, свистнув разбойно. Тройка рванулась, взвихрив снег.
7
Климент Ефремович завидовал людям, которые в любой обстановке; способны думать и рассуждать хладнокровно, логично. Как Егоров, например. У Александра Ильича железная выдержка. Мысли и слова у него четкие, ясные, убедительные. Такого поставь на край пропасти под дуло нагана, он все равно веско и объективно изложит свое мнение о сложившейся обстановке и окружающих людях.
А у Ворошилова это получается далеко не всегда. Волнение свое сдерживать не может. Начнет выступать - как в атаку понесся: говорит быстро, неудержимо, страстно, сам разгораясь от своих слов, зажигая людей. Но слова у него иногда опережают мысль.
В практической работе Ворошилов сам стремился всегда к организованности, к порядку и дисциплине. А на VIII съезде, на заседании военной секции, получилось совсем другое. Очень уж волновала обида на Троцкого, который отстранил его от командования 10-й армией, с гневом вспоминал, как мешали ему некоторые военспецы, бывшие генералы и офицеры, которых прислал все тот же Троцкий. Кто-то из них потом ушел к белым.
Вот и обрушился Климент Ефремович с высокой трибуны на всех «бывших», на руководящие военные органы. А заодно вроде бы и на новые строгие порядки, вводимые в Красной Армии. Во всяком случае, так была понята его слишком уж запальчивая речь... Даже Владимир Ильич на закрытом заседании съезда 21 марта высказал свое мнение по этому поводу. Климент Ефремович записал и наизусть выучил его слова:
«Когда Ворошилов говорил о громадных заслугах царицынской армии при обороне Царицына, конечно, - тов. Ворошилов абсолютно прав, такой героизм трудно найти в истории. Это была действительно громаднейшая выдающаяся работа. Но сам же сейчас, рассказывая, Ворошилов приводил такие факты, которые указывают, что были страшные следы партизанщины.
...Теперь на первом плане должна быть регулярная армия, надо перейти к регулярной армии с военными специалистами...»
Вот это и есть самое главное, самое важное на новом этапе: создать регулярные войска - с умелыми командирами, с обученными бойцами, с крепкой сознательной дисциплиной. Ради этого партия и направила его, Ворошилова, убежденного коммуниста, в Первую Конную армию, да еще на столь необычную должность. Как член Реввоенсовета Климент Ефремович будет возглавлять всю партийную, массово-политическую работу. Это само собой. Но он в такой же степени, как и командарм, отвечает за формирование и сколачивание Первой Конной, за ведение боевых действий, за все ошибки и неудачи. У него такие же права, как и у командарма, а круг забот, пожалуй, даже побольше. Как представитель партии, он ответствен буквально за все...
Климент Ефремович шевельнулся, вытянул поудобнее ногу, покосился на попутчиков. Они, вероятно, дремали.
Тройка неслась быстро по ровной дороге, сани плавно раскатывались на поворотах. Сзади то нарастали, появляясь из полутьмы, то расплывались, почти совсем исчезая, сопровождавшие всадники.
Климент Ефремович подумал с улыбкой, что самые правильные, самые нужные мысли появляются у него не в дискуссии, не во время споров, а в спокойной обстановке, чаще всего в пути, или когда он один, ничто не отвлекает, не возбуждает - и вот то, что тревожило, беспокоило, мучило его, постепенно начинает отливаться в понятные формы, в простые фразы. Мысль идет, как гайка по хорошей нарезке. Укрепляется вера в собственные возможности. Как сейчас.
Итак, через несколько часов он вступит в новую должность. Конечно, на первых порах без неполадок не обойдешься. Уж чего-чего, а «страшных следов партизанщины», выражаясь словами Ленина, в эскадронах немало. Каким образом с этими недостатками бороться, Климент Ефремович решит на месте, по мере того как «следы» эти будут проявляться. А сейчас очень важно определить свою роль в новом деле.
Какую пользу способен принести он Конной армии, чем поможет командарму? Над этим следует поразмыслить... Буденновские полки и эскадроны возникли из мелких отрядов, самостоятельно поднявшихся на борьбу с беляками. Личный состав - почти полностью вчерашние крестьяне, казаки, многие из которых получили фронтовую закалку еще на империалистической войне, но в душе так и сохранили деревенскую или станичную закваску. И сам Буденный, и большинство его людей пришли в революцию стихийно, сердцем приняв Советскую власть, почувствовав в ней надежную защитницу своих интересов. Они готовы отстаивать республику в борьбе с белогвардейцами, хотя в общем-то далеко не всегда понимают, за какие идеалы сражаются. А если люди не знают точно, к какой цели идти, они могут колебаться, путаться, сбиваться с дороги.
