Василий Седугин - Владимир Мономах
Они сидели за столом, завтракали. Слуги бесшумно меняли блюда, наливали напитки. Владимир был несколько удивлен: жена впервые проявила к нему участие. До этого она вела себя сдержанно и замкнуто, видно, была занята своими переживаниями. Ее слова он выслушал внимательно, ответил вежливо, но прохладно:
– Я буду осторожен в походе.
Некоторое время ели молча. Потом Гита наклонилась к нему и прошептала на ухо:
– Владимир, я что-то хочу сообщить тебе важное…
Он отложил ложку, взглянул на нее и увидел сияющие глаза и загадочное выражение лица. Спросил сухо:
– Что случилось?
Она будто поперхнулась и наклонилась над чашкой. Ответила отстраненно:
– Об этом потом.
Он пожал плечами. Завтрак закончили в молчании.
Вся зима 1076 года прошла в сборах к походу. Как-то к Мономаху подошла мачеха, сказала с улыбкой:
– Ничего не замечаешь за своей супругой?
Он непонимающе взглянул на нее.
– Беременна она. Какими же вы, мужики, слепыми бываете!
Это известие не обрадовало и не огорчило его. Он только спросил:
– А что мне делать? Как поступать?
– А так, как и прежде, – игриво засмеялась мачеха, почти ровня его жене. – Но не мешало бы сделать какой-нибудь подарок Гите.
Он вспомнил разговор за столом, когда Гита хотела что-то сказать ему важное, а потом раздумала, и только теперь понял, что она намеревалась сообщить ему о своей беременности. Не понял он ее тогда… Ну не понял и не понял, теперь стало ясно. Что от этого изменилось? – как-то равнодушно думалось ему.
Он сходил на рынок, у новгородского торговца выбрал понравившиеся серьги, преподнес Гите. Она взглянула ему в глаза, губы тронула едва заметная улыбка:
– Спасибо…
А потом спросила:
– Кого бы ты хотел – мальчика или девочку?
Он подумал, ответил:
– Мужчины всегда хотят мальчиков. Но я молю Бога, чтобы ты благополучно разрешилась от бремени.
И, помедлив, спросил участливо:
– Как себя чувствуешь? Ничего не болит?
Она благодарно улыбнулась ему:
– Спасибо. Я здорова.
В апреле, как установились дороги, к Владимиру-Волынскому подошла дружина великого князя Святослава во главе с тысяцким Ратибором. Следом за ней явился Олег с ростово-суздальской ратью, Всеволод прислал переяславскую дружину, Мономах подготовил местные силы. Большое войско, обремененное обозом, двинулось в западном направлении.
– Ты хоть напоследок виделся со своей любимой? – подскакав к Мономаху, спросил Олег.
– Конечно. С женой – и не проститься?
– Я не про жену говорю. К Белославе перед дорогой завернул?
– Как можно? Я женатый человек.
– У вас такая любовь, за версту видно. Я бы не утерпел!
– Нехорошо это. Недостойно князя. И вообще женатого человека.
– А, вечно ты проповеди и поучения читаешь, – разочарованно протянул Олег. – Скучный ты человек, Мономах!
Олег поскакал дальше, а Владимир погрузился в думы. Брат разбередил старую рану. Как тяжело было в первые недели и месяцы после расставания с Белославой! Как рвался к ней, чтобы хоть издали увидеть ее, проводить взглядом… Но находил в себе силы, наступал на свою тоску и, наконец, переломил себя. В последнее время стал вроде забывать ее. И вот так некстати Олег напомнил…
Поход проходил спокойно. У Калиша соединились с польским войском. Король Болеслав пригласил русских князей в свой шатер. Шатер был из желтого шелка, внутри наполнен мягким солнечным светом. Посредине стоял походный столик со складными стульчиками. Королю было за пятьдесят, но он сидел молодецки подбоченившись, изредка трогая лихо закрученные усы.
– Проше паны! Угощайтесь без стеснения. Чувствуйте себя как дома!
Рядом с ним располагалась королева Ядвига, дама лет двадцати. Увидев ее, Олег сразу стал задумчивым, движения его сделались медленными, а глаза томными, глубокими. Никто этого не заметил. Зато королева стала украдкой кидать на него любопытные взгляды.
– Я рад видеть русских князей на своей земле, – говорил Болеслав, любезно и в то же время свысока поглядывая на гостей. – Польские короли всегда ценили близкие связи с соседней Русью. Моя мать русская, а тетя отдана замуж за русского князя, сына Ярослава Мудрого. Я тоже со своей стороны много сил и старания прилагаю для укрепления дружеских отношений. И наш совместный поход против общего врага, чешского пособника Германской империи, еще одно подтверждение тому.
«Однако ты не побрезговал воспользоваться феодальной усобицей на Руси, чтобы отхватить у нас Червенские земли, – подумал про себя Мономах, внимательно слушая короля. – И если бы я не вышиб твои войска из наших волостей, ты до сих пор считал бы их захват за проявление братских чувств к нашей стране».
Но вслух сказал:
– Мы высоко ценим дружбу великого польского государства и готовы всячески поддерживать ее.
Затем перешли к текущим заботам. Король поинтересовался, достаточно ли взяли с собой продовольственных запасов русы, не нужна ли какая помощь. Мономах ответил, что спокоен за пропитание воинов, а если возникнет нужда, то везет с собой казну, за счет которой будет куплено все нужное в пути. Вопрос был важным, королю не хотелось стычек населения с русскими воинами, а Мономаху не нужна была вражда поляков.
Много внимания было уделено порядку следования войск, их взаимодействию в пути, устанавливались способы связи между подразделениями. Потом приступили к трапезе, которая затянулась допоздна. Король, разгоряченный хмельным, расчувствовался настолько, что проводил русских князей за пределы шатра. Олег шел последним и, когда Болеслав скрылся за пологом, повернулся к королеве и горячо прошептал:
– Пани, я без ума от твоей красоты!
Она вспыхнула и наградила его жарким, влюбленным взглядом. Он выскочил наружу, не чувствуя под собой ног.
Наутро началось движение войск. Стояли хорошие летние денечки. Дорога проходила через пашни и луга, разбросанные по отрогам Карпат. Олег скакал вдоль дороги, обгоняя колонну войск. Увидел красивый разброс цветов, слез с коня, набрал охапку и поскакал дальше. Он знал, что впереди следует королева. А вот и ее возок, окруженный телохранителями. Олег привстал на стременах, вглядываясь в группу конников, у него хищно изогнулись лепестки носа, в глазах появился холодный блеск. Выждав момент, он толкнул каблуками сапог коня, подскочил к возку, умудрился между телохранителями найти небольшой промежуток, пронырнул в него и оказался возле королевы. Она изумленно смотрела на него. Не теряя времени, Олег подал ей букет и, гикнув, вырвался из окружения стражников и умчался вдаль. Это произошло столь стремительно, что никто не успел что-либо понять, только Ядвига, прижав цветы к груди, растроганно смотрела вслед русскому князю…
Войска подошли к Одре, началась переправа. Первыми тронулись всадники. Молча, не сходя с коней, сотни вошли в воду, и река запестрела разноцветными плащами. Следом с телегами, камнестрелами, камнями для метания поплыли сколоченные на берегу плоты; слышались голоса начальников, командовавших воинами, те изо всех сил налегали на большие весла, чтобы течение не снесло их далеко от места переправы. Между ними быстро двигались лодчонки, нанятые у местного населения.
– Впервые вижу такую силу, – говорил Олег, радостно блестя глазами. – У меня сердце ликует при виде такой картины. Так бы и перелетел на ту сторону!
– Переправляйся, раз не терпится, – с улыбкой отвечал Мономах. – Наладишь движение подразделений по Чешскому лесу. Кинь во все стороны разъезды, как бы противник не устроил засады.
Олега только и видели.
Мономах отплыл с последним плотом.
Сумрак Чешского леса не смутил русские войска. Леса были привычны, большинство воинов выросли в них. Появись противник в чаще, тотчас бы изготовились для встречного боя. Но, видно, не по нутру было закованным в железо рыцарям сражаться среди деревьев; им подавай широкое поле, где можно развернуться широким строем и ударить плотными рядами.
И точно: только миновали леса, как увидели чешские и германские войска. Мономах подскакал к польскому королю, стал говорить возбужденно:
– Надо побыстрее развернуть силы. Пока наши войска выбираются из леса, чехи с немцами имеют прекрасную возможность разбить нас по частям. Опасный момент наступил, надо во что бы то ни стало остановить противника, если он попытается напасть на нас.
– Мои войска идут первыми, – отвечал Болеслав. – Я приказал занять позицию в центре, чтобы прикрыть дорогу. За моей спиной ваши полки спокойно выйдут из леса и займут правое и левое крыло от меня.
Мономаху понравилось распоряжение короля. «Точность расчета, правильное решение, – подумал он про себя. – С таким союзником можно спокойно идти в бой».
Олегу Мономах поручил левое крыло, передав в его подчинение ростово-суздальскую рать и дружину великого князя; под свою руку он взял своих воинов и переяславские полки.
