Василий Седугин - Владимир Мономах

Василий Седугин

Владимир Мономах

I

Весной 1074 года из Берестья возвращался к отцу в Киев Владимир Мономах. Шел ему 21-й год, но позади было столько битв и военных походов, что иному человеку хватило бы на целую жизнь. В 13 лет был он посажен князем в Ростове, затем правил в Смоленске и Владимире-Волынском, усмирял своевольных удельных князей, отражал половецкие набеги, громил польские войска. И вот теперь его вызвал к себе отец. По какой причине, он не знал, но рад был хоть на время отвлечься от повседневных забот и пожить в стольном городе.

После долгих дорог, грязи, пыли, жары, скачек до одури и ночевок на соломе или подстилке с седлом под головой Киев с его добротными домами, теремами, церквами и храмом Святой Софии показался Владимиру сказочным городом. И народ здесь был особенным, по улицам люди ходили не спеша, солидно, без суеты и опаски, не как в тех городах, где пришлось ему жить; там бесконечные стычки то между князьями, то с иноземным войском, то с прорвавшимися в глубь страны кочевниками, и жители были неспокойными, издерганными, пугливыми…

Отец встретил его в своем тереме, приказал затопить баньку. С дороги трудно придумать лучшее удовольствие! Приятно посидеть, расслабиться в ожидании предстоящего мытья в пахнущем сыростью и березовыми вениками предбаннике.

Вошел русоволосый, кудрявый парень, весело проговорил:

– А что, князь, попаримся?

– Попаримся, братец! – в тон ему ответил Мономах.

– Добрыней меня звать. Венички я в мяте замочил, для каменки воду тоже с мятой приготовил. Расстарался для тебя, князь!

– Спасибо, Добрыня, за усердие!

– Спасибо потом будешь говорить, когда из баньки выйдешь.

Они вошли вовнутрь. Прямо перед ними располагалась печь с набросанными наверху каменьями; справа стояли две бочки, одна с водой холодной, другая – с горячей, на них висели медные ковши; на полу стояли две лоханки, деревянное ведро; слева слабо светилось окошечко, вдоль стены тянулась широкая полка, на нее Владимир улегся, всем телом ощущая сухой, горячий воздух.

Добрыня зачерпнул ковш воды и кинул на каменку, вода взорвалась хлопком, жаркий и легкий воздух волной обдал Владимира с головы до ног.

– Ах, как хорошо натопили! – проговорил он, берясь за веник. – Тебя, князь, березовым или липовым веничком? Некоторые предпочитают липовый, он помягче.

– Нет уж, давай березовым, да всю дорожную грязь из меня выпарь!

Добрыня сначала прошелся над спиной Владимира, слегка потряхивая веничком, затем стал хлестать все сильнее и сильнее.

– Ах, как на пользу идет, князь! – говорил при этом он. – Кожа у тебя из пунцовой становится малиновой. Ну-ка поддам-ка я еще парку!

Новая волна жгучего воздуха охватила все тело Владимира, он блаженно крякнул, подбодрил слугу:

– Шпарь, Добрыня, что есть силы!

– Изо всей силы нельзя, князь, толку от этого мало. Но посильнее смогу, это уж точно!

Он хлестал Мономаха, заставляя его переворачиваться с живота на спину и снова на живот. Князь спрыгивал, окунал голову в бочку с холодной водой и снова взбирался на полку, постанывая от удовольствия.

Наконец сказал:

– Хватит! Вдоволь ты меня напарил!

– Верно, князь! Кожа стала красной, как у рака!

Ночь проспал Мономах, будто один миг пролетел. Проснулся свежим, как сейчас народился. В трапезной ждал его отец, спросил с ласковой усмешкой:

– Мягка родительская постель?

– Мягче всякого пуха!

Сидели они за столом, очень похожие друг на друга: оба широкоплечие, кряжистые, с большими лобастыми головами, тяжелыми подбородками и глубоко посаженными голубыми глазами; у обоих волосы рыжеватые, кудрявые.

– Молодец, сын, далеко ты загнал моего братца Изяслава, в самые германские земли, – удовлетворенно говорил Всеволод. – Коварен и изворотлив Изяслав. Не может без злых проделок и пакостей. За спиной нас, братьев, умудрился каверзы строить. Можно ли простить ему такое коварство?

Став великим князем, Изяслав задумал установить неограниченную власть, подмять под себя остальных князей, для чего затеял тайные переговоры с постоянно бунтовавшим половецким князем и польским королем, втихомолку творя козни против своих братьев. Было ясно, что назревала на Руси смута, и медлить было нельзя.

– Не удивляйся, сын, что вместе с братом Святославом изгнали мы его из Киева, – говорил Всеволод приглушенно; видно было, что тяжело давался ему этот разговор. – Дело государственное, послаблений не терпит. Помягчай сердцем, потом таких бед наведешь на Русь, что годами не расхлебаешь и не раз кровью умоешься.

Изгнанный год назад из Киева, бежал Изяслав в Чехию и Германию, но не оставил мысли вернуть великокняжеский престол, собирал наемников, копил силы, плел сети заговоров.

– Во главе страны стоит теперь мой брат Святослав, – продолжал отец. – Обещал он, что не будет принимать важных решений, не согласуя со мной. Правда, и насчет него у меня серьезные подозрения. С детства он был злым и жестоким, подозрительным и хитрым. И дети пошли такие же. С виду такие красавцы удались, но каждого надо опасаться, на слово верить нельзя. Как говорится, на языке мед, а под языком лед. Но, Бог даст, все уляжется, и жизнь, наконец, пойдет спокойно и мирно.

Больше всего хотел Мономах, чтобы воцарились на земле Русской покой и тишина, поэтому был в полном согласии со своим отцом. К чему нескончаемые споры князей о том, где и как властвовать? По рубежам Руси столько врагов, которые только и подгадывают, как бы отхватить кусок земли или разграбить города и селения. Надо всем русским князьям соединить свои силы, не дать коням неприятеля ступить в пределы страны и не позволять жечь селения и уводить в полон русских людей.

– Задумал Святослав переделить столы согласно лествице, – после некоторого молчания проговорил Всеволод. – Потеснит он Изяславово семя, у нас тоже будут некоторые приращения.

На Руси был заведен свой порядок замещения княжеских владений, отличный от других стран Запада и Востока, – «лествица». В Западной Европе герцоги и графы превратили свои земли в наследственные владения и полностью отошли от короля. На Руси, согласно старым славянским родовым понятиям, считалось, что страной управляет род Рюриковичей по старшинству. Старший из них должен быть в Киеве великим князем; следующие по возрасту – в более близких к Киеву и сильных княжествах – Чернигове и Переяславле; средним князьям – менее влиятельные княжества, а уж молодым доставались самые отдаленные и бедные владения, такие, как Муром, Суздаль, Туров, Гродно, Требовль. Умирали старшие князья, их замещали младшие – строго по возрасту.

Однако род Рюриковичей размножался, распадался на несколько ветвей, и стало трудно распознавать, кто старше, а кто младше. При тогдашней привычке жениться рано (женитьба по закону разрешалась с 15 лет) иной племянник выходил старше дяди. Поэтому возникали споры и конфликты в борьбе за княжества, которые перерастали в феодальные войны. Усугубляла положение избыточность князей, некоторым из них просто не хватало городов и княжеств. Таких князей называли «князья-изгои». Они мотались от одного правителя к другому, стараясь найти поддержку в борьбе за владения, говоря при этом: «Ты нам брат старший, но если ты нас обижаешь, не даешь волостей, то сами будем искать их».

Запутывало положение своевольство тех правителей, которые волей судьбы становились великими князьями. Заняв киевский престол, они тотчас брались за перераспределение «столов» на Руси, отдавая сыновьям и своим близким богатые и влиятельные княжества. Этим и занялся новый великий князь Святослав. В первую очередь он отнял земли у своего брата, бывшего великого князя Изяслава, и передал их своим сыновьям: Ростов и Суздаль достались Олегу, в Новгороде сел Давыд, а Переяславлем завладел Глеб; себе Святослав оставил Чернигов, который считал своим родовым имением.

– За тобой он по-прежнему сохраняет Владимир-Волынский, – с гордостью произнес Всеволод. – Ты достойно показал себя защитником западных рубежей Руси, а до последнего времени они остаются главными. Пока Изяслав с большими богатствами находится в дальних странах, для нас сохраняется опасность вмешательства иноземных государств. Изяслав на свои сокровища может собрать наемников, за помощь пообещать правителям западных стран русские земли и двинуть на Русь крупные военные силы. Вот почему великий князь оставляет тебя на Волыни. Ты ему там очень нужен!

После беседы с отцом Владимир вышел во двор терема и здесь столкнулся со своим двоюродным братом Олегом.

– Мономах! – удивленно воскликнул тот. – Ты ли это? Ты так возмужал, стал совсем взрослым!

– Братец, какими судьбами в Киеве, а не в своих владениях?

Они обнялись. Мономах с трудом узнал Олега, с которым когда-то в детстве дни проводил в играх и увеселениях. Как он вырос, каким статным и мужественным стал! Широкие плечи, узкий стан и смелый взгляд синих глаз говорили о том, что из прежнего отчаянного мальчишки вырос настоящий воин.