Робин Янг - Крестовый поход
Они долго молчали, тесно прислонившись друг к другу.
— Элвин… — начал Уилл и замолк.
Она посмотрела на него своими мерцающими изумрудными глазами и еле слышно произнесла:
— Прости меня.
— За что?
— Зато, что заставила тебя так рисковать. Сказала мамлюкам, что я твоя жена. Надо было придумать что-нибудь другое, но я не знала… — Она на секунду замолкла, затем спросила: — А что с Саймоном?
— Он в порядке, — ответил Уилл. — Но во всем виноват только я один.
Элвин опустила голову и прошептала:
— Моя вина не только в этом…
— Тебя они взяли, чтобы выманить меня, — продолжил Уилл, не слыша этих слов.
— Нет, Уилл, я… должна признаться тебе в очень важном…
— Дай мне договорить, — прервал он ее. — Пожалуйста. Мне следовало сказать тебе это раньше, но… — Он замолк. — Да. Мне следовало сказать тебе много лет назад. Но всегда что-то мешало. Я заблуждался насчет того, что для меня самое важное. Понимаешь, когда я вернулся из Мекки, то, конечно, радовался, что удалось помешать похищению, но потом, когда я скакал в Дамаск, не зная… — он вздохнул, — жива ты или нет, то наконец осознал в полной мере, что для меня всего важнее в мире — это ты…
Его голос пресекся, и он заплакал, к великому смятению Элвин. Тяжелые хриплые рыдания приходили откуда-то из самого центра его существа.
Она обняла его за плечи, и он затих. И они просидели так долгое время.
Потом Уилл поднял голову. Посмотрел на нее:
— Ты еще не передумала выходить за меня замуж?
Элвин ошеломленно смотрела, не зная, что сказать. В этот момент вокруг внезапно потемнело. Она подняла глаза и слабо охнула. На диск луны наползала тень. Уилл кивнул.
— Лунное затмение.
— Да, я согласна стать твоей женой, — прошептала Элвин и крепко сжала его руку. — К тому же я беременна.
Его как будто встряхнули. Там, внутри. На душе неожиданно стало легко и спокойно. «Ребенок! У меня будет ребенок!» Это было естественно, но он никогда не верил, что такое может случиться. Непонятно почему. Ведь фактически он был мужем Элвин уже много лет. И вот наконец ребенок.
Уилл крепко прижал Элвин к себе, широко улыбаясь, осыпая ее лицо поцелуями. Луна была совсем затемненной, и он не видел в ее глазах муку.
Цитадель, Дамаск 17 июня 1277 года от Р.Х.
Калавун вытирал пол, стоя на четвереньках. Вода в бадье сделалась темной от крови, тряпка тоже. Знакомые предметы при слабом лунном свете принимали зловещие очертания. Начавшееся некоторое время назад затмение теперь приближалось к апогею. Луна, хмурая, медно-красная, стала похожа на распухший больной глаз. Калавун выжал в бадью тряпку и вытер лоб тыльной стороной кисти. Бросил взгляд на труп Хадира, прислоненный к стене у двери. Завернутый в простыни, он походил на жука в коконе.
Отправив Уилла с Элвин, Калавун вошел в тронный зал. Барака лежал на полу. Стоявший над ним Бейбарс разжал кулаки, хмуро посмотрел на эмира и вышел, не промолвив ни слова. Калавун помог принцу подняться на ноги. Предложил отвести его к лекарю, но юноша вырвался и злым голосом потребовал оставить его в покое. Калавун не стал спорить, вспомнив, что ему надо послать Уиллу коией. У входа в тронный зал по-прежнему лежали без чувств двое стражников. Бейбарс прошел мимо, даже не заметив, но Калавун знал, что пройдет немного времени, и султан потребует ответа, куда девалась женщина.
Эмир распорядился отнести стражников в лазарет. Объяснил атабеку полка Бари, что на стражников напал неизвестный в одеянии гонца султана. Он пытался его задержать, но неизвестный вырвался и убежал вместе с женщиной, полоснув ему по руке кинжалом. Султана Калавун посетил только после того, как отправил людей к мечети. Доложил о случившемся. Бейбарс угрюмо выслушал и запретил посылать погоню. Сказал, что его больше не интересуют ни эта женщина, ни тот, кто ее увел.
Калавун уронил тряпку в бадью и встал, разминая затекшие мускулы. Подошел к завернутому в простыни трупу, постоял и потащил в опочивальню.
В дверь постучали. Он бросил прорицателя на пол и приоткрыл дверь.
В коридоре стоял один из евнухов Бейбарса.
— Эмир Калавун, — евнух поклонился, — султан призывает тебя в тронный зал.
Калавун откашлялся.
— Я буду через минуту.
Оставив евнуха ждать в коридоре, Калавун поспешно смыл с рук кровь Хадира, переоделся в чистый плащ и последовал в тронный зал с тревогой в душе. Неужели Бейбарс узнал о судьбе прорицателя? Невероятно.
Султан стоял у окна, освещенный слабым красноватым сиянием луны в пустом тронном зале, отсутствовали даже слуги. Правда, все было прибрано и ничто не намекало на недавно разразившийся здесь скандал.
Бейбарс оглянулся:
— Эмир. Ты мне нужен.
— Слушаю тебя, мой повелитель.
— Созови всех моих приближенных и советников. Только тихо. Я не хочу, чтобы об этом знали до поры до времени.
— О чем знали, мой повелитель? — спросил Калавун.
Бейбарс поднялся на помост, взял со стола у трона инкрустированный драгоценными камнями кубок с кумысом и начал задумчиво пить.
— Тут темно, мой повелитель. Приказать слугам, чтобы зажгли фонари? — предложил Калавун.
— Нет. Так лучше наблюдать затмение. — Бейбарс сел и сухо улыбнулся. — Пожалуй, следовало бы призвать Хадира. Послушать его пророчества. Ты его видел?
— Нет, — ответил Калавун.
Бейбарс сделал еще несколько глотков перебродившего кобыльего молока.
— Я принял решение, Калавун, и почувствовал себя лучше. Теперь ясно, что нужно делать. Неразумно окружать себя людьми, которые меня не уважали, а только боялись и втайне ненавидели. Я их всех разгоню, оставлю лишь несколько самых преданных.
— Но разве есть такие, кто тебя ненавидит? — возразил Калавун.
Бейбарс усмехнулся:
— Их много. Я наказал Махмуда, но не осознавал, как далеко распространилась зараза. Пришло время отсечь гниль. — Он замолк. — Начиная с моего сына.
Калавун напряженно молчал.
— Я лишаю Бараку-хана прав на трон. Моим наследником будет Саламиш.
— Но, мой повелитель, зачем торопиться в таком деле.
— Ну сам подумай, Калавун, какой из него правитель, — решительно проговорил Бейбарс. — Я понимал это давно, но все надеялся, а вдруг он изменится. Не изменится. Теперь я вижу. Ему никогда не удастся побороть слабость внутри. Со временем все будет только ухудшаться. И дело тут не в воспитании, ты вон сколько в него вложил. Просто такой уродился. — Бейбарс вытер со лба капельки пота и покачал головой.
Калавун задумался. Конечно, Бейбарс прав. Все его попытки повлиять на Бараку оказались безуспешны. Это все равно что вычерпывать воду из дырявой лодки. Но Саламиш? Семилетний мальчик, с которым Калавун был едва знаком.
Раздался звон. Это Бейбарс уронил кубок с кумысом и стоял, выставив вперед руку, как будто отпихивая невидимого врага.
— Мой повелитель! — Калавун ринулся к трону. Взбежал по ступенькам, подхватил Бейбарса и закричал что есть мочи: — Лекарей сюда! Лекарей!
Двери тронного зала с шумом распахнулись. Увидев происходящее, двое гвардейцев тут же скрылись. Один подбежал к помосту.
— Что с султаном, эмир?
— Не знаю, — ответил Калавун, держа голову Бейбарса.
Тот порывисто дышал, дико выпучив глаза, словно ему не хватало воздуха.
Несколько минут спустя появился запыхавшийся и растрепанный лекарь. За ним следовали слуги с горячей водой, ножами, тканями и снадобьями. Он тут же приказал зажечь фонари, и в тронном зале стало светло. Калавуна оттеснили в сторону. Бейбарс ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
— Султан что-то съел? — спросил лекарь.
— Только выпил кумыс, — ответил Калавун и отошел к окну.
Затмение еще продолжалось.
Рядом кто-то остановился. Он повернулся. Это был Барака. Вид ужасный. Одежда порвана, лицо в ссадинах и синяках.
— Он что, умер? — спросил принц, едва двигая распухшими губами. Его лицо было зловеще спокойно.
Калавун, вздрогнув, вгляделся в Бараку. Тот, видно, сообразил, что проговорился, и добавил:
— Он заболел?
— Да, — ответил Калавун, помолчав, — твоему отцу стало нехорошо.
— А… — протянул Барака таким же спокойным тоном, глядя на корчащегося на полу Бейбарса.
35
Темпл, Акра 10 июля 1277 года от Р.Х.
На улицах Акры звучали музыка и смех. Дети в праздничных нарядах играли, гонялись друг за другом под ногами взрослых. А взрослые стояли группами у церквей, оживленно переговаривались, собирались на базарных площадях, потягивали ароматный чай, делились слухами и пели веселые песни в набитых битком тавернах. Горячий ветерок несильно трепал развешанные на веревках между домами шелковые треугольники. Работы на стройках остановились, магазины задернули решетками, в кузнечных горнах огонь едва горел. Так было везде, кроме Мусульманского квартала, где шла обычная жизнь. Для всех остальных в городе был праздник. Не обычный, библейский или посвященный какому-то святому. Нет. Сегодня горожане Акры праздновали смерть.
