Георг Борн - Султан и его враги
— Говорите, не стесняйтесь!
— Я боюсь, что она не в состоянии сделать человека действительно счастливым!
— Другими словами, вы считаете леди бессердечной кокеткой!
— Да, что-то вроде этого.
— Я боюсь, что вы ошибаетесь, граф.
Варвик засмеялся.
— Вы неизлечимы! — сказал он. — Но все-таки я сомневаюсь, чтобы леди смогла полюбить по-настоящему! Я не верю, что она может чувствовать подлинную, бескорыстную любовь. Это мое внутреннее убеждение, и я считаю своим долгом сказать вам об этом, чтобы предостеречь вас!
— Я сначала также сомневался в ней, граф, пока не узнал историю ее жизни.
— Вы в состоянии сделать решительный шаг, не оставляйте без внимания моих сомнений! — сказал с жаром граф Варвик. — Я боюсь, что леди известно о вашем громадном богатстве и что оно играет немалую роль в ее привязанности к вам.
— Граф Варвик, — с упреком сказал Зора, — мне кажется, что вы заходите слишком далеко.
— Простите мне мои слова, я говорю, желая вам добра. Я не могу избавиться от мысли, что леди думает только о себе и что ваше богатство имеет для нее немалую цену. Не сердитесь на меня!
— Мне очень жаль, что вы имеете о ней такое мнение, и моя обязанность защищать ее, так как я знаю историю ее страданий! Но слова на вас не действуют, поэтому я дам вам другое доказательство своей правоты.
— Доказательство ее любви! — сказал Варвик.
— Хорошо! Вы утверждаете, что леди корыстолюбива, что она не в состоянии любить самоотверженно, что она мечтает о моем богатстве, я же утверждаю обратное! Я верю в любовь и бескорыстие леди Страдфорд! Я готов дать вам блестящее доказательство того, что вы заблуждаетесь!
— Вы очень обрадуете меня этим и… удивите!
— Хорошо, сегодня же вечером вы будете иметь это доказательство.
— Каким образом?
— Это вы узнаете сегодня вечером или завтра утром, и даю вам слово, что леди ничего не будет подозревать.
Варвик встал.
— Я с нетерпением буду ждать вашего доказательства, — сказал он, прощаясь. — Прощайте и не сердитесь на вашего друга.
— Вы идете домой?
— Да, я буду ждать вашего доказательства!
— В таком случае, вы поедете по Реджент-стрит, и я попрошу вас довезти меня до дома леди Страдфорд.
— С удовольствием.
Молодая вдова, чувствовавшая себя необыкновенно счастливой после смерти адмирала, только что вернулась домой, сделав несколько визитов, когда ей доложили о приезде Зоры, которого она еще не видела со времени его возвращения из Турции. Она сейчас же приказала принять его.
— Как я счастлива, что вижу вас! — воскликнула она радостно, протягивая Зоре руки. — Когда вы вернулись в Лондон?
— Два дня тому назад, миледи!
— И только сегодня приехали ко мне!
— Я чуть было совсем не уехал, не простившись с вами лично, миледи! — отвечал Зора.
— Что с вами, Зора, — вскричала леди Страдфорд, — я так рада, что вижу вас, а вы холодны со мной, как никогда! Что случилось? Что встало между нами?
— Я приехал, чтобы проститься, миледи!
— Вы хотите снова оставить Лондон?
— Я приехал только для того, чтобы устроить свои дела.
— А куда вы едете?
— Меня назначили в Мадрид, но я думаю бросить службу.
— Вы не едете в Мадрид?
— Нет, миледи, я бросаю службу!
— Если вы чувствуете себя оскорбленным, то я вполне сочувствую вашему решению.
— И я думаю возвратиться в Стамбул!
— В Стамбул? Почему же вы не хотите остаться здесь?
— Я буду говорить с вами откровенно, Сара! Я оставляю Лондон потому, что не могу больше здесь жить! Я беден и, выходя в отставку, лишаюсь последних средств, но я не стыжусь признаться в этом потому, что не считаю бедность пороком.
— И поэтому вы хотите уехать?
— При перемене моих обстоятельств мне будет легче там, где меня знают!
— Вас и здесь знают, Зора!
— Да, меня знали, пока я был при посольстве, пока дела мои были сравнительно блестящи, но теперь совсем иное, дорогая леди! Зору-бея, атташе при посольстве, все знали и любили, но Зору-бея без места и без средств не будут ни знать, ни любить.
— В основном вы правы, Зора, но есть и исключения!
— Я не желаю сострадания, миледи! Я ничего больше ненавижу, чем сострадание.
— Вы слишком горды, Зора, чтобы внушать сострадание!
— Как бы то ни было, в Стамбуле мне легче будет занять новое положение.
— И ваше решение окончательно?
— Да, миледи, я только хочу привести здесь в порядок свои дела, а затем вернусь в Константинополь. Я приехал к вам, чтобы проститься!
— Это для меня так… неожиданно… — сказала Сара, побледнев и едва преодолевая свое волнение, — такой быстрый, неожиданный отъезд…
— Теперь уже ничего нельзя изменить, миледи, я не могу служить при настоящем правительстве… Прощайте, Сара!
— Неужели я вас больше не увижу?
— К чему лишние прощания!
— Мне кажется, что вы действуете слишком поспешно, из ложной гордости, Зора!
— Повторяю, что изменить ничего больше нельзя!
— И вы думаете, что ваши друзья бросят вас, потому что ваши обстоятельства изменились? О, прошу вас, не думайте так, Зора. Не сомневайтесь во мне! Эта мысль не даст мне покоя, или вы хотите силой разорвать все прежние связи…
— Так будет лучше!
— Вы думаете, что эта перемена будет иметь последствием унижение…
— Вы знаете все, Сара, прощайте!
— Боже, и я должна пережить это!
— Будем тверды, может быть, нам еще придется снова увидеться! Вы совершенно свободны! Сознавая это, мне легче расстаться с вами!
— Свободна?.. Да, вы правы, Зора… — Сара не могла дальше говорить, голос ее задрожал, она отвернулась и протянула руку человеку, которого она любила и который хотел с ней расстаться.
— Прощайте… — прошептала она чуть слышно дрожащим голосом. — Да защитит вас Бог… Наверное, так должно быть!
Зора готов был заключить в объятия женщину, любовь которой для него была несомненна, но для графа Варвика этого было мало, это было не то доказательство, которого он требовал. Сам Зора больше не сомневался, он знал, что Сара любила его не за богатство, что она одинаково любила бы и бедного Зору, он знал, что одного его слова достаточно, чтобы Сара бросилась в его объятия.
Он поднялся — Сара отвернулась и закрыла лицо руками, она больше всего на свете любила этого человека и должна была разлучиться с ним!
Когда Зора приехал к себе домой, то получил депешу о казни Гассана.
Это известие так сильно взволновало Зору, что он не спал всю ночь и только к утру ненадолго заснул.
Около полудня ему передали письмо, принесенное слугой леди Страдфорд.
Зора поспешно распечатал его.
«Дорогой друг! — писала Сара. — Позвольте мне так в последний раз назвать вас, я знаю, что я вас недостойна и терпеливо переношу свою судьбу! Но вы не можете помешать мне вечно любить и уважать вас! Вы были единственным человеком, которого я истинно любила и уважала, единственным, кому я верила, рядом с которым мне было легко. Увидев вас, я испытала совершенно новое чувство».
Буквы наполовину расплылись от упавших на них слез.
«Но вчера все погибло, все кончено, Зора! Вы уезжаете! Вы подумали, что я изменилась оттого, что вы обеднели… Я все надеялась, что вы меня любите, Зора… Теперь я на это больше не надеюсь, потому что, если вы так думаете, значит, не любите меня! Но все-таки я хочу сказать вам, что я горячо любила и вечно буду вас любить… Когда вы получите эти строки, меня уже не будет в Лондоне».
Зора бросился из комнаты, чтобы приказать удержать слугу, но тот уже ушел.
«Я продала мой дом, — говорилось далее в письме, — и все, что у меня было лишнего, и получила за это порядочную сумму. Мне немного надо, Зора, потому что я буду жить в уединении! Не сердитесь на меня, Зора, и согласитесь на мою просьбу: примите от меня половину этих денег, которые положены мною в банк на ваше имя! Не откажите, еще раз прошу вас, в моей просьбе! Вы бедны, я тоже хочу быть бедной!..».
Зора был не в состоянии читать дальше… Буквы расплылись у него перед глазами от слез.
В это время на пороге кабинета появился граф Варвик.
— Ну, что? — спросил он. — Готово доказательство?
Вместо ответа Зора молча протянул ему письмо леди Страдфорд.
XXIII. Опоясывание мечом
В Константинополе шли приготовления к великому торжеству опоясывания султана Абдула-Гамида мечом Османа.
Наконец наступил день, в который это торжество должно было состояться в мечети Эюба.
В половине двенадцатого новый султан Абдул-Гамид в сопровождении знатнейших сановников государства выехал из Долма-Бахче, направляясь в предместье Эюб.
В час пополудни среди собравшейся толпы разнеслась весть, что шествие приближается.
