Империя - Конн Иггульден
Перикл моргнул, ужаснувшись:
– Фетида, он украл талант серебра, использовав мое имя! Я мог бы приказать, чтобы стража взяла его под арест, и отправить на суд, когда он вернется. Вообще, я так и сделаю! Да, именно так я и поступлю. Если бы на его месте оказался кто-нибудь другой, а не мой сын, это и случилось бы. Почему я должен спрашивать с Ксантиппа меньше, чем с других? Ему дадут шанс вернуть деньги, а если он не сможет, то будет сидеть в камере в совете, пока не выплатит долг. Или его подвергнут изгнанию, как моего отца.
– Ксантиппу восемнадцать, Перикл, и он твой первый сын. Ты не посмеешь.
– Не посмею? Ему нужно преподать урок, прежде чем он разрушит мою репутацию в этом городе. Нет, я думаю, что поступить так – правильно. Если я сам предъявлю ему обвинение, все поймут, что я к этому непричастен. К тому же его оторвут от друзей. Видела бы ты их в собрании! Задиристые петухи во главе с этим проклятым Толмидом…
– Довольно! Хватит болтать! – рявкнула Фетида. – Ты прекрасно знаешь, что не выдвинешь обвинений против собственного сына.
– Это мой долг, – ответил Перикл.
Фетида побледнела, услышав, каким тоном это было сказано, и поняв, что он не шутит.
– Тогда знаешь, что случится. Ты утратишь то незначительное уважение, которое питает к тебе Ксантипп, а он потеряет этот дом – свою единственную собственность. Или ты забыл условия развода? Ему придется продать дом, чтобы уплатить долг, и вместе с ним я и Парал тоже окажемся на улице, потому что ты не можешь простить! Ты не был ему отцом, Перикл! Почему Ксантипп и Парал должны любить и уважать тебя? Ты все внимание уделял своей новой жене, своему новому сыну. Этот малыш знает тебя как своего отца, Ксантипп – нет. Присмотрись к своим собственным ошибкам, если хочешь понять, как это случилось!
Она вперила в него взгляд, а Перикл молча сидел перед ней, оба побагровели и тяжело дышали. Как в худшие дни их брака. Перикл заставил себя успокоиться. Фетида – мать, которая пытается защитить сына от гнева отца и ведет себя храбро.
– Он украл целое состояние, – сбавив тон, проговорил Перикл, – и, чтобы сделать это, воспользовался моим именем. На что он рассчитывал? Неужели не понимал, какие будут последствия? Мальчик настолько глуп?
– Он не подумал! – почти прорычала Фетида. – Может быть, если бы ты нашел время и поучил его, как учил тебя твой отец, он тоже усвоил бы урок. И тогда скорее вел бы людей за собой, чем шел на поводу у других. Вот в чем правда. Он не ты, Перикл, хотя хочет быть таким же, ты даже не представляешь, как сильно. И он не твой отец. Он злится и громко возмущается… Если бы ты слышал, что он говорил мне… Я рада, что этого не случилось. Он таскается повсюду за этим Толмидом, ловит каждое его слово…
Фетида заплакала, прикрывая глаза рукой, чтобы Перикл не видел ее слез. Это его смутило. Он нахмурился. Подобные сцены вызывали у него подозрения. Она хотела сохранить свой дом и уберечь сына от суда? Перикл закусил губу, раздумывая: как же ему поступить?
– Вероятно, Ксантипп сможет отработать долг, – наконец произнес он. – В имении нужно заменить изгороди. Это, по крайней мере, удержит его от безобразий, когда он вернется. Потом мне потребуется человек, чтобы следить за работой гончарен. Да, это пойдет ему на пользу. Он увидит, как людям приходится трудиться, чтобы заработать свое серебро. Я буду платить ему кое-что, но остальное пойдет в счет долга.
– Благодарю тебя, Перикл, – выдохнула Фетида, вытирая покрасневшее и опухшее лицо. – Я только хотела, чтобы ты успокоился и рассудил здраво. Все-таки он твой сын.
Перикл с облегчением откинулся на спинку стула и заметил, что его гнев улегся. Теперь он может уйти отсюда, чтобы вернуться к Аспазии и маленькому человечку, который лучисто улыбался, когда отец входил в комнату, и ковылял к нему на нетвердых ножках. Жизнь в таком возрасте легка, подумал Перикл.
– Ты знаешь, когда он вернется? – спросила Фетида, вытирая глаза, хотя слезы уже высохли.
«Уж не считает ли она это соблазнительным?» – мелькнуло в голове у Перикла, а вслух он ответил:
– Эти дураки? Через месяц или около того, насколько я представляю. Ты знаешь, как они называют свою фракцию? «Чистые и добрые» или что-то в этом роде. Еще до этой истории с ростовщиком я собирался рассказать тебе кое-что о них. Они одеваются одинаково. Ксан стал носить белый хитон с красной каймой по краям. Честно, мне за него стыдно. Пора кому-нибудь поговорить с ним о самостоятельности и о том, как это выглядит, когда мой сын…
– Дело не в одном тебе. – Голос Фетиды снова стал твердым, она отложила платок и сердито уставилась на Перикла. – Мне самой не нравится, как им помыкает Толмид, но что я могу сделать? Разве станет молодой человек в его возрасте слушать мать? А отца нигде не сыскать. Сколько времени прошло с момента, когда ты говорил с ним в последний раз? Год? Если бы Ксан не взял это серебро, разве ты пришел бы сюда? Едва ли. Он восхищается тобой, ты знаешь. Ценит тебя выше всех других мужчин, а ты даже не взглянешь на него. Ты хотя бы поздравил его с первым выступлением в Афинском собрании?
Перикл в задумчивости снова прикусил губу. Он вспомнил, какую досаду испытал, когда Толмид и его приятели хлопали Ксантиппа по спине, будто он одержал какую-то важную победу, а не произнес ничего не значащую речь о выборах магистратов. Голосование после нее не объявили. Перикл покачал головой, и Фетида вздохнула, повторив его движение:
– Тебе известно, как он обрадовался, узнав, что ты будешь там? Едва мог усидеть на месте, пока репетировал свое выступление. Я, наверное, раз десять прослушала его речь.
– Понимаю, – произнес Перикл.
Ощущение вины вызвало неприятное ощущение какой-то тошнотворной тяжести внутри. Он не мог толком разобраться, что сделал не так. Но Ксантиппа он заставит работать. Вероятно, даже будет чинить изгороди вместе с ним – научит, как связывать и сколачивать гвоздями шесты, изгибать древесину. Или, может быть… Городу нужен командир лучников на Длинных стенах, должность до некоторой степени властная. У Перикла полегчало на сердце.
– Когда Ксан вернется домой, я что-нибудь придумаю, – сказал он.
Фетида кивнула, и между ними как будто возник непрочный
