Саймон Скэрроу - Добыча золотого орла
Катон деликатно прочистил горло и заговорил:
– Коли так, отправь послание командующему Плавту. Сообщи ему, что ты готов обговорить условия заключения мира. Почетные условия. Тебе незачем враждовать с нами. Заключи мир: и тебе, и твоим людям найдется место в нашей империи.
Каратак печально покачал головой:
– Нет. Мы уже говорили с тобой об этом, римлянин. Мир любой ценой? Это путь к порабощению.
– Но ведь выбор, стоящий перед твоим народом, это выбор между миром и гибелью.
Некоторое время Каратак смотрел на Катона молча, словно обдумывая его слова, потом нахмурился, опустил голову, подпер лоб ладонью и медленно пропустил пальцы сквозь волосы.
– Оставь меня, Катон. Оставь. Мне нужно… нужно подумать.
Неожиданно для себя Катон ощутил, как в нем всколыхнулось сочувствие. Каратак, в котором так долго видели лишь неутомимого и безжалостного врага, был, в конце концов, человеком. Человеком, уставшим от войны, однако впитавший ее дух с молоком матери, воевавший чуть ли не с того дня, как стал достаточно взрослым, чтобы носить оружие, и просто не умевший искать мира. Катон смотрел на него, испытывая странное желание найти нужные слова, чтобы приободрить врага или выказать ему свое сочувствие. Но тут Каратак встрепенулся, вспомнив, что римлянин все еще находится в помещении. Он заморгал и выпрямился в кресле.
– Чего ты ждешь, римлянин? Уходи.
Когда Катона вели обратно в вонючий загон, где содержались пленные, он впервые за столь долгое время испытывал душевный подъем. Да что там – такого, как думалось ему, не было гораздо дольше. После двух тяжелейших, кровопролитных сезонных кампаний враг впервые был близок к тому, чтобы признать свое поражение. Чем больше размышлял Катон над словами и поведением своего пленителя, тем больше проникался уверенностью в том, что этот человек желает для своего народа мира. После дерзновенной, отчаянной попытки разгромить легионы даже он осознал, что решимость Рима сделать остров частью империи не поколебать ничем.
Честно говоря, Катон осознавал, что, отвечая на вопросы Каратака, не был правдив до конца. Он говорил о полной бессмысленности и безуспешности сопротивления туземцев, но пока легионам, продвигаясь вперед по острову, приходилось преодолевать с боями чуть ли не каждую милю. Они постоянно опасались за тылы и фланги, беспрерывно озираясь в ожидании того, что неуловимый враг внезапно налетит из засады, пожнет свой урожай смерти и тут же исчезнет, чтобы дождаться новой возможности посчитаться с захватчиками.
Даже те легионеры, которые не спали, едва подняли глаза, когда Катона ввели в коровник и вновь пристегнули цепью к остальным. Один Фигул тут же пододвинулся поближе к центуриону.
– Ты в порядке, командир?
– Со мной… все хорошо.
– Чего он хотел?
Тот же самый вопрос Фигул задавал всякий раз по возвращении центуриона от варварского вождя, и Катон улыбнулся мысли о том, что нынче стало у них обыденной темой для разговора.
– Думаю, в конце концов он хочет выбраться из этой истории живым.
Катон тихо пересказал все, что говорил Каратак, и поделился своими наблюдениями.
– Но держи это при себе. Не стоит пробуждать в людях преждевременные надежды, а вдруг я ошибаюсь?
Фигул кивнул.
– Это понятно. Но все-таки что он, по-твоему, собирается сделать? Сдаться?
– Ни в коем случае. Для этого он слишком горд. Не сдастся он никогда. Но может сделать что-то, весьма близкое к этому.
– Это меня радует. – Фигул улыбнулся. – Звучит многообещающе для всех нас.
– Да уж.
Катон прислонился затылком к плетеной стенке и уставился на звезды. Рассыпанные по бездонной черноте ночного неба, они сияли, как крохотные маячки. Небо было изумительно чистым: обычно звезды мигали и мерцали, но сейчас светили ровно и ярко. Они выглядели такими безмятежными, спокойными, мирными, что Катон улыбнулся, сочтя это добрым предзнаменованием. Если кельтский царь и звезды пребывают в некой духовной гармонии, то случиться может всякое. Может даже наступить мир.
– А что будет потом? – шепотом спросил Фигул, подавшись поближе.
– Потом?
На миг Катон задумался. Собственно говоря, он не имел об этом ни малейшего представления. Чуть ли не с момента его зачисления во Второй легион это подразделение почти непрерывно участвовало в боевых действиях против того или иного противника. Сначала то были германские племена, обитавшие на Рейне, затем последовало великое вторжение в Британию. Битва за битвой. Но если все это кончится, они вернутся к упорядоченной рутине лагерной жизни с тренировками, караулами и нарядами, которую он не очень-то хорошо себе представлял.
– Не знаю. Просто все будет по-другому. Хорошо будет. А сейчас дай мне отдохнуть.
– Да, командир.
Фигул переместился чуть в сторону, а Катон устроился поудобнее, спиной к ограде, устремив взгляд на звезды. Некоторое время он просто смотрел на них, чувствуя душевное облегчение. Мало-помалу глаза его стали слипаться, звезды затуманились, и через некоторое время он провалился в глубокий сон.
Сон был прерван грубо и резко: его схватили и рывком поставили на ноги. Катон заморгал и замотал головой в растерянности и тревоге. Тот самый воин, который обычно отводил его к Каратаку, вытаскивал штырь из крепления цепи, чтобы отсоединить его от остальных пленников. Другие бритты уже отцепили еще шестерых римлян и теперь выпихивали их из загона. Остальные пленники, проснувшись, встревоженно переглядывались.
– Что происходит? – спросил Катон. – Куда нас тащат?
Вместо ответа воин ударил Катона по лицу тыльной стороной ладони. Боль и потрясение живо привели центуриона в чувство, прогнав остатки сна. Он отшатнулся.
– Что?..
– Заткнись! – рявкнул бритт. – Откроешь пасть – схлопочешь еще.
Он развернул Катона лицом к выходу и вытолкнул в проход так, что центурион грохнулся на землю. Плетеные ворота за его спиной тут же закрыли и водрузили на скобы запорный брус.
– А ну, вставай, римлянин!
Поскольку руки его были связаны, Катону пришлось сначала перекатиться на колени, и лишь потом он смог подняться на ноги. Его тут же толчками погнали вперед, прочь от загона, по направлению к находившейся неподалеку группе всадников, фигуры которых смутно маячили в предрассветном сумраке. По приближении Катон узнал среди них неподвижно сидевшего в седле Каратака. На миг их глаза встретились, и прежде чем Каратак отвел взгляд, Катон успел увидеть в нем горечь и холодную ненависть. По его спине пробежал холодок страха. Что-то случилось. Что-то ужасное и, похоже, похоронившее все надежды на то, что Каратак склонится к мирному соглашению: в глазах вражеского вождя читалась жажда убийства. Оглядевшись, Катон увидел, что остальных шестерых пленников, выведенных из коровника, уводят куда-то в тень, подгоняя остриями копий. Он снова повернулся к Каратаку:
– Куда их ведут?
Ни ответа, ни какого-либо знака, свидетельствующего, что его вопрос был услышан, не последовало.
– Куда…
– Молчать! – взревел конвоир и ударил Катона кулаком в живот, выбив из него воздух. Римлянин сложился пополам, судорожно пытаясь сделать вздох.
– На коня его, – тихо распорядился Каратак. – Привязать к седлу. Я не хочу, чтобы он сбежал.
Катон все еще хватал ртом воздух, а сильные руки уже подняли его и швырнули лицом вниз поперек шерстяного седла. Лодыжки туго обмотали веревкой, которую соединили с узами на запястьях, закрепив узлом. Лицо Катона было обращено к темневшей внизу земле. Он повернул голову, пытаясь поймать взгляд Каратака, но из этого положения вождя видно не было, и центурион опустил голову, прислонившись щекой к грубому, испускающему горький запах чепраку. В это время кто-то щелкнул языком, и конь в хвосте маленькой группы всадников поскакал вперед. Они выехали из лагеря, проехали по узкой дамбе и двинулись по протоптанной дороге, очертания которой постепенно, по мере того как светало, все четче проступали из сумрака.
Мысли Катона метались, не находя ответа на вопрос: что могло столь неожиданно и резко изменить умонастроение Каратака? Куда его везут и что случилось с остальными пленниками? Непонимание порождало усиливающийся с каждым мгновением страх перед тем, что его везут на смерть, а скоро такая же участь постигнет и остальных пленных римлян. От скакавших рядом варваров буквально веяло холодной злобой, заставляя Катона думать: смерть, когда она придет, станет желанным избавлением от тех страшных мук, которые бритты уготовили для своих пленников.
После нескольких часов тряской скачки сквозь душную болотную сырость они прибыли к маленькой усадьбе. Подняв голову, Катон увидел кучку круглых хижин, окруженных полями. Там прибывших поджидали воины, почтительно поднявшиеся на ноги по приближении своего вождя. Каратак остановил кавалькаду и приказал всадникам спешиться, после чего исчез в одной из хижин. Некоторое время все было тихо, но Катон ощущал в воздухе гнетущее напряжение, с которым воины ожидали возвращения Каратака, и не шевелился, опасаясь привлечь к себе внимание. Просто лежал поперек седла лицом вниз и ждал.
