Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий
Я проснулся, когда он бесшумно задвигал перегородку.
– Спите, господин Исава, – тепло улыбнулся мне настоятель Экаи. – Рано еще.
– Ну нет, – пробормотал я, продирая глаза. Солнце уже поднялось, и давно было пора встать и объясниться. Вчера ночью я его не застал, и мы завалились спать как есть, без спросу. А это нехорошо.
Я нашел настоятеля сидящим на террасе храма, где он созерцал проснувшийся город.
– Господин настоятель…
– Садитесь, господин Исава, – кивнул мне настоятель Экаи. – Наслышан уже о ваших вчерашних подвигах. И остальных молодых людей тоже. Ваше благородное поведение достойно подражания и горячей благодарности, моей и всех наших прихожан. Отличный пример духа и добродетели. Садитесь, господин Исава.
Я сел на пол, чувствуя себя крайне неуверенно. Приготовленные извинения жгли гортань, но настоятель, очевидно, был не в настроении возвращаться к этому вопросу.
Перед нами в туманной утренней дымке расстилался Эдо – до отвращения свежий и работящий.
Так мы сидели еще некоторое время, дышали свежим утренним воздухом, пока могли, – вскоре должна была уже подкрасться полуденная жара. Цикады еще не трещали, но горячий воздух в солнечный полдень уже колебался над пылью улиц.
– Скажите, господин Исава, – произнес настоятель, – вы никогда не думали о том, чтобы уйти от мира?
– Что вы имеете в виду, настоятель Экаи?
– Уйти в укромную обитель. Принять постриг. Стать монахом. Думали?
Некоторое время я молчал, потом произнес:
– Думал. Был бы я поближе к прежним землям моего бывшего дома – думал бы обязательно. Там я бы знал, куда пойти и где меня бы приняли. Там были люди, с которыми я когда-то работал бок о бок. Я бы не был там чужим. Здесь… я не знаю никого. И самое главное, некоторые обязательства не дают мне уйти от мира. Есть некоторые люди и некоторые вещи, которые требуют моего участия.
Настоятель Экаи некоторое время обдумывал мои слова, а затем, улыбнувшись, сказал:
– Очень хорошо. Замечательно. Вы не уходите пока никуда, господин Исава, – добавил он. – С вами желают поговорить, когда вы придете в себя. Это будет скоро.
Поднялся и ушел в храм, оставив меня в стыде и неудобстве.
Народ у меня в каморке и не думал просыпаться.
Полдень именно этого дня Окасукэ выбрал, чтобы прийти ко мне с предложением, от которого я и не знал бы, как отказаться, если бы не нуждался в нем больше всего…
От предложения и некоторой суммы денег, к нему прилагавшейся, – весьма увесистая связка медных дзэни, не виданная мною здесь роскошь! Деньги – это дар почтения, естественно, от общины, в честь вчерашнего впечатляющего деяния. А предложение – заняться в преддверии грядущего зимнего сухого сезона охраной всего Оденматё от возгораний и пожаров, раз уж это у меня так лихо получается. Заодно и эту буйную ватагу кровельщиков к делу приучу, а то им иначе дорога одна – на каторгу, на дикие острова.
Община долго ко мне присматривалась, все-таки я из воинского сословия, не абы кто, и была моим образцовым поведением вполне удовлетворена, господин Сакуратай опять же очень хорошо о вас отзывался, и настоятель Экаи тоже.
Он, Окасукэ, не настаивает, конечно. Он все понимает и с почтением примет, если сенсей изволит и отказаться, он все понимает, дело непривычное, и с садоводством мало общего… Но все же – не соблаговолите ли подумать?
– А разве не военное правительство в Замке выделяет пожарные команды? – удивился я. – По крайней мере, у нас в княжестве было так.
– Ах, господин Исава, – печально взмахнул руками Окасукэ. – Конечно же выделяет!
Вот только на весь город их давно уже недостаточно. И даже приезжающие князья уже сами снаряжают своих молодцев охранять свои усадьбы от огня, так как на пожарных правительства мало надежды. А как быть тем, у кого нет воинов? Вот и сбиваются в торговых и ремесленных кварталах ватаги хикэси – молодцев-доброхотов, борцов с огнем, и неизвестно, что хуже, огонь или их доброхотство…
– И народец там подобрался же, один к одному, – сокрушался Окасукэ. – Не сравнить вот с вами, например, господин Исава. Кто в цеху не удержался, кто проигрался в прах, кого господин Сакуратай из наших ополченцев-отокодатэ выгнал, а кого даже кабукимоно от себя погнали, сами понимаете, какой там народ.
– Вот как, – проговорил я, задумчиво скрестив руки на груди. Интересные обстоятельства. Чтобы приняться за эту работу, мне придется вытолкать с нее отборных подонков всей округи…
А потому я обещал не спешить с решением и тщательно обдумать вопрос. С чем довольный Окасукэ и удалился, оставив меня в серьезном замешательстве сидеть на полу в храмовой галерее.
Ну, конечно, нужно соглашаться! Я приподнял с пола связку монет, потряс ею. Звенит. Так можно жить. Я смогу приложить все усилия. И это, безусловно, нужная работа, а не нечто похожее на душеспасительную деятельность добрых прихожан. Это настоящая работа, и я с нею справлюсь. Справлюсь же?
Я вспомнил пожар замка Хара. Если не справлюсь – все выгорит дотла… И командовал людьми я очень давно и недолго…
Я прислушался к храпу из моей комнаты. Люди еще спали. Да уж. Согласятся ли братья Хиракодзи подчиняться? Работать со мной? Как это вообще будет устроено? Нужно думать. Деньги деньгами. Смогу ли я быть полезен, вытяну ли? Беспокоюсь, как на экзамене, удивительно…
– Ты тут, что ли, будешь Исава? – произнес хриплый грубый голос.
Я поднял глаза. Обладатель голоса очень с ним гармонировал. Лохматый, босоногий, здоровенный и опасный. Мосластые ручищи на скрученном поясе, татуированные до запястий, бородатый и небритый, кимоно на плечах во множестве мелких прогоревших точек – искрами пожгло. Знатный пожарный. Мастер своего дела. Сразу видно. Глядит недобро.
– Я Исава, – согласился я. – А кто ты? С чем пожаловал?
– Разговор есть, – буркнул молодец.
– Я весь внимание.
– Да не со мной, – поморщился молодец. – Пошли. Старшой, Икимару, поговорить с тобой желает.
– Даже так. – Я некоторое время рассматривал посланца. – Как тебя зовут?
– Буранкай. Ну? Так ты идешь?
– Позволь мне собраться, – ответил я, поднимаясь с пола.
Прежде чем идти, я умылся, привел в порядок одежду, взял оба меча. Вот уж не знаю, о чем хочет со мною говорить нынешний самоназначенный глава хикэси Оденматё. Не думаю, что он попробует напасть на меня или вообще применить силу. Но, думаю, беседа наша будет познавательна.
Вслед за Буранкаем я прошел весь Оденматё насквозь. Почти на противоположной от храма стороне, на берегу широкой реки Сумида, естественно ограничившей рост города в этом направлении, стоял небольшой полуразрушенный дом, закопченные следы пожара до сих пор были заметны. Я
