Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5

— Не понимаю, почему я должен слушаться вас, — проворчал капитан Дикнет.

— Но я же показывал вам…

— Лианкаров значок? Именно поэтому вас не повесили у входа, сударь. А больше никакой силы он не имеет, прости, Господи, мое согрешение. Я служу кардиналу.

— Разрешите узнать: вы член конгрегации Мури?

— Нет, но я честный христианин, этого достаточно.

— Я не вижу, зачем нам ссориться, капитан, — вкрадчиво сказал Азнак. — Все мы служим сейчас одному делу — свергнуть безбожную Иоанну ди Марена…

— Не путайте меня, сударь. Зачем нам тогда щадить кого-то?

— Отнюдь не затем, чтобы спасти ему жизнь, отнюдь не затем. Поверьте, я ненавижу маркиза де Плеазанта всеми силами души. Я сам хочу его…

— Ну, это дело другое. Так что же вам мешает сегодня же…

— Нет, нет, в Толете… в Таускароре…

— А! — усмехнулся капитан. — Ладно. Услуга за услугу. Для вас, так и быть. Но не говорите мне о Лианкаре, прости, Господи, мое согрешение! По нем тоже Таускарора плачет…

Шевалье Азнак мудро промолчал.

Этим же утром, двумя часами ранее, капитан Бразе со своими офицерами лично выехал на разведку лагеря «святой дружины», которая преграждала им путь на Ксант.

Было сыро, и всадники до самых глаз кутались в черные плащи с капюшонами. Капитан озабоченно говорил:

— Чернецов мы раздавим без труда — это тупое мужичье, вряд ли умеющее держать в руках оружие… Но наш обоз — это гиря на ногах… При самых лучших обстоятельствах мы сможем быть в Толете дней через восемь, не раньше…

— Я думаю, даже позже, — сказал Макгирт, — я кладу на дорогу десять-двенадцать дней. Эти чертовы доктринеры далеко опередили нас, нам придется идти через них… Боюсь, что до самого Демерля дорога нашпигована ими… А что до обоза — не могли же мы бросить его в Лимбаре. Да и пушки нам наверняка пригодятся…

Капитан стукнул кулаком по луке седла.

— Ах я, болван! Зачем я играл в послушание! Не надо было ждать, не надо…

— Кто-то скачет, — сказал Макгирт. — Не наш: наших там не может быть…

Навстречу им летел всадник, в таком же черном плаще под капюшоном. Капитан и Макгирт придержали коней, ожидая его.

— Мир вам, братья, — торопливо сказал всадник, поравнявшись с ними. — Не скажете ли, как далеко отсюда капитан Дикнет?

Макгирт кашлянул и быстро ответил:

— Он здесь, — и указал на Алеандро.

— Слава Богу в вышних! — вскричал всадник. — Это значит, что недалеко и кардинал! Так он уже покинул Мурд?

— Мы этого не знаем, — строго сказал Макгирт. Тот улыбнулся:

— Я понимаю, господа… Я сам обетный мурьян и умею хранить тайны… Но я везу отцу нашему весьма спешное письмо от Лианкара…

Алеандро изменился в лице.

— О капитан Дикнет, — осклабился курьер, — я сам с отвращением произношу это имя…

— Дайте письмо, — сказал Алеандро сквозь зубы. Макгирт, поняв, что игра кончена, схватил лошадь курьера под уздцы и, приставив пистолет к его груди, закричал страшным голосом:

— Оружие — на дорогу!

Курьер растерялся на короткий миг; подскочившие солдаты спешили его, обезоружили и обыскали. Он тупо смотрел на шитую королевскими трезубцами перевязь капитана, сверкнувшую в распахе черного плаща.

Макгирт уже стоял перед ним с кинжалом у горла:

— Ну, говори быстро: где доктринеры? Сколько их?

— В двух милях, — машинально ответил курьер, — человек двести, триста… Капитан Матамор…

Вдруг он словно бы проснулся:

— Кто вы такие, черт вас дери? Эй! Не смейте вскрывать это письмо! Что вы дел…

— А ну, тише. Говори, сколько чемианских шаек ты встретил по пути из Толета?

— Я дворянин! Вы не смеете обращаться ко мне…

— Ты пес, а не дворянин. Все дворяне служат королеве…

— Ха, все! — истерически закричал курьер. — Далеко не все! Читайте, читайте, все равно ваша песенка уже спета! Ага, побледнели, сударь? Пустите меня… Вы еще имеете время покаяться, говорю вам… Вас ничто не спасет, вы ничего не измените… слышите?! Аааа! — дико завыл он, отчаянно дергаясь в руках стрелков, — как глупо я попался-ааа!..

Алеандро, и вправду бледный как смерть, наконец оторвался от письма.

— Макгирт, — тихо сказал он. — Велите убить его как собаку.

Стрелки поволокли курьера в придорожные кусты. Через секунду оттуда донесся душераздирающий крик. В кустах началась возня: солдаты обирали убитого.

Алеандро до крови кусал губы.

— Негодяй… подлец… Я так и знал… пр-роклятье…

Макгирт вскочил в седло, сунул кинжал за голенище. Он уже все понял; но Алеандро все-таки протянул ему раскрытое письмо. Не касаясь его руками, Макгирт прочел:

«Аврэму Чемию, рабу рабов Божьих, весьма спешно.

Искренне уважая Ваше Высокопреосвященство, что, надеюсь, было неоднократно доказано мною на деле, извещаю: мы рассчитываем держать Иезавель в наших руках уже 10 июля. Преданный Иосиф».

— Это его подлинная рука, — прошептал Алеандро. — А сегодня у нас первое…

— Ценная бумажка, — жестко сказал Макгирт. — Спрячьте ее, Алеандро, это его смертный приговор. Вы были правы. Мы немедля бросаем все: обоз, пушки и девок. Единственное, что нам нужно, — это сменные лошади. Мы должны лететь, как птицы.

Алеандро бурей ворвался в лагерь капитана Матамора. Чемианцы были порублены в капусту. Батальон задержался только затем, чтобы собрать всех лошадей, какие были, поджечь лагерь и взорвать пороховые бочки. В полдень они бешено поскакали на юго-запад, в обход города Ксанта.

В полдень же капитан Дикнет предпринял атаку деревни, в которой остался обоз капитана Бразе. Артиллеристы успели выпустить в доктринеров несколько ядер, но были перебиты озверевшими Христовыми воинами.

Только в самой деревне обнаружилось, что самого батальона уже нет, он ушел вперед. Шевалье Азнак помчался вдогонку, едва попрощавшись с капитаном Дикнетом. Тот принялся осматривать задешево доставшиеся ему пушки, фуры с хлебом и другое военное имущество, не слишком заботясь о преследовании противника.

— Капитан! Что будем делать с их «бабьим батальоном»?

Несчастные девицы, согнанные во двор трактира, с ужасом смотрели, как их командир, веселый Hurenweibel, крутится в петле на воротах. Они приготовились к самому худшему. Несколько чернорясников стояли вокруг с наведенными на них аркебузами на сошках. Мерзко дымили зажженные фитили.

Наконец с улицы, задев гребнем каски за мертвые ноги фельдфебеля, подошел огромный страшный бородач и с ним — изможденный, суровый священник, перепоясанный мечом.

— Ну что, девки? — громыхнул бородач — Мы пленных не берем. Вешать вас? — так ведь веревок не напасешься. Лучше я сожгу вас всех в амбаре, а?!

Священник остановил его.

— Не надо пугать их, брат мой капитан. На колени, блудницы! — Толпа девиц разом осела, опустилась. — Падшие женщины! Не бойтесь. Мы не людоеды. Прегрешения ваши велики, но отец наш кардинал многомилостив и дарует вам жизнь. Вас разошлют по бегинажам[69], где вы трудом и покаянием искупите ваши грехи.

За Ксантом батальон начал таять солдаты, набранные зимой в Марве, дезертировали поодиночке и группами Третьего июля, перед вечером, Макгирт сказал:

— Нас осталось не более четырехсот. Но нет худа без добра оставшиеся не предадут в решительный момент.

По его предложению они оставили демерльскую дорогу и свернули на Йестер. Здесь путь был свободен, и они скакали, озабоченные только тем, как бы сберечь лошадей. В каждой деревне они меняли лошадей, насколько это было возможно, и уезжали, провожаемые проклятиями крестьян.

Четвертого они вступили в большие острадские леса.

Дорога втекала в теснину между крутыми откосами. На одном из них, скрытые снизу ветвями и листвой, стояли несколько человек самого неприятного вида и рассматривали колонну батальона. Шевалье Азнак указывал пальцем на капитана Бразе:

— Хорошенько запомните этого человека. Он должен дойти живым до самого Аскалера. Берегите его. — Убийцы невольно заулыбались. — Я знаю, ваше ремесло — поступать как раз наоборот, но, в конце концов, не все ли равно, за что я плачу вам деньги?

Он поманил одного из убийц.

— Они идут на Йестер, значит, Гантро им не миновать. Скачите туда, Фолиа, пусть их там встретят музыкой и танцами.

Глава LIX

ДВА ЧАСА

Motto:

Здесь мы умрем, я это знаю верно.Подлец — кто жизнь уступит за бесценок.

Отослав Анхелу, Жанна всю ночь мучилась кошмарами: ей снились огромные голубые банты на брусничных колетах. Это было пострашнее красной гадины. Она кое-как дождалась утра. Как только стало достаточно светло, она велела Эльвире отыскать шевалье Мазелера — это имя она твердила себе всю ночь, — сама же, неодетая, прошла в кабинет и написала: