Светлана Бестужева-Лада - В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III
На самом же деле Венский конгресс — уникальное для своего времени явление. В результате его работы был не только проведен территориальный передел в Европе, но и выработаны те принципы, которые легли в основу мировой дипломатической практики.
Всего этого, как ни странно, большинство современников не видело и не понимало. Екатерина Павловна не была исключением из общего правила: она от души наслаждалась пышными празднествами, балами, на которых с упоением отдавалась новому для россиян танцу — вальсу, флиртовала, интриговала…
— Никогда еще мне не было так весело, как на этом сборище владетельных особ и их прихвостней, — призналась она Марии после одного из балов. — Наконец-то я живу так, как всегда хотела.
— Не знала, что ваше высочество так любит танцы, — усмехнулась Мария.
— Я тоже не знала, — согласилась Екатерина Павловна, — но этот вальс… просто чудо! Как глупо, что в России он до сих пор под запретом. Но маменьку не переубедишь…
Действительно, вдовствующая императрица Мария Федоровна изо всех сил старалась сохранить придворную жизнь в том виде, в каком она была при жизни ее незабвенного супруга. Она словно бы и не понимала, что пятнадцать лет, прошедшие со времени смерти Павла Петровича — долгий срок, что война многое изменила в обществе и в умах людей.
И доказывать ей что-либо было бессмысленно. Об этом прекрасно знал и сам император Александр, поэтому даже не пытался вводить какие-то перемены. Просто старался проводить вблизи от чрезмерно властной матери как можно меньше времени.
И в Вене он наслаждался полной свободой и всеобщим поклонением. Александр, Екатерина Павловна и находившаяся с ней в Вене Мария Павловна присутствовали на всех многочисленных праздниках, за редчайшими исключениями.
Иногда сам Александр давал «большие обеды» для владетельных особ: королей, герцогов, принцев, на которые приглашались и три фельдмаршала союзных армий. Обеды проходили в великолепном доме графа Андрея Кирилловича Разумовского, бывшего русского посла, навсегда поселившегося в Вене.
На одном из таких обедов, точнее, после его окончания Екатерина Павловна, выходя из-за стола, подала руку австрийскому фельдмаршалу князю Шварценбергу, командовавшему союзными армиями под Лейпцигом, тем самым поставив его в шествии из столовой впереди многих принцев крови.
Увидев это, Александр лишь укоризненно покачал головой, но ни сказал сестре ни слова осуждения. Он был рад тому, что к Екатерине Павловне возвратились ее былые жизнерадостность с своеволие, ему нравилось, что сестры пользовались огромным успехом у всех без исключения мужчин.
А дипломатический протокол… Да разве его создавали для этих очаровательных, полувоздушных существ, которые с такой грацией кружатся в вальсе на зеркальных паркетах пышных дворцов? У них свой протокол, правила которого известны лишь немногим избранным. И которые меняются в зависимости от настроения несколько раз в неделю, а то и за один день.
Есть, правда, дамы, которые неукоснительно соблюдают общепринятые правила всех протоколов. Например, императрица Елизавета Алексеевна, которая приехала в Вену в октябре, возвращаясь после посещения своих родных в Бадене. Вот уж кто в глазах Александра был ходячим воплощением немецкого понятия «орднунг юбер аллес» (порядок превыше всего). Хотя…
И она однажды нарушила все, что только можно нарушить. Если бы ее внебрачный сын не скончался через несколько дней после рождения, трудно сказать, как решилась бы эта проблема, ведь император официально признал ребенка своим. Признал потому, что не хотел скандала, развода, а главное — неизбежного нового брака. Жена, хоть и изменила ему, была привычна как… как старый халат. И никогда не мешала ему иметь личную жизнь.
В отличие от Екатерины Павловны и ее сестры, принимавших участие во всех увеселениях, на которые был неистощим венский двор, Елизавета Алексеевна чуждалась большого света, и большую часть времени в Вене проводила в обществе своей сестры Каролины и ее мужа, короля Баварии. В Петербурге же пользовалась заслуженной репутацией затворницы.
Императрица знала, что великая княгиня искусно использовала расположение к себе брата-императора, одолевая его просьбами в пользу родственников из Ольденбургского дома или своих придворных, считала, что золовка постоянно вмешивается не в свои дела, и поэтому старалась избегать и общества Екатерины Павловны. Слишком уж разными они были — императрица и великая княгиня.
Деликатной, сдержанной, порой до холодности, Елизавете Алексеевне, молча переносившей все выпадавшие на ее долю испытания — смерть двух дочерей и новорожденного сына, забвение мужем, одиночество в императорской семье, неудачную личную жизнь — видимо, претило то, как эмоционально, порой экзальтированно, переносила Екатерина Павловна свое горе после смерти мужа.
— Она превращает в древнегреческую трагедию любые мелочи, — заметила как-то Елизавета Алексеевна. — Особе ее ранга следовало бы проявлять больше сдержанности, тем более, на людях.
Это высказывание было немедленно передано «доброжелателями» великой княгине, и отнюдь не прибавило тепла в ее отношение к «замороженной», по ее выражению, супруге брата. Екатерина Павловна не забыла, что императрица не проявляла слишком большого внимания по отношению к ней в трудные дни после ее утраты, ограничившись приличествующими моменту соболезнованиями.
Впрочем, в Вене вскоре всем стало ясно, что и император Александр не испытывает особой приязни к своей супруге-императрице. Они обедали порознь, императрица почти не бывала на празднествах, которыми развлекали лиц, занятых «дипломатическими прениями». Больше всего она любила уединение, музыку и чтение, так и оставшись, в сущности, баденской принцессой. Хотя и играла роль императрицы, соблюдая все правила придворного этикета.
Александр же очень любил проводить время в обществе. Все знали, что танцы были одним из любимых развлечений русского императора, по крайней мере в Вене. Он так ими увлекался, что о нем говорили: «Император одержим танцеманией». Надо отдать должное, Александр действительно был прекрасным кавалером и пользовался у дам неизменным успехом.
Во время одного из балов, когда Елизавета Алексеевна вошла в зал, некоторые из присутствовавших во всеуслышание стали высказываться о ее красоте. Александр, расценив, что это делается умышленно, обронил:
— Я этого не нахожу.
Императрица не могла этого не слышать. Присутствия на этом балу император потребовал от жены, чтобы опровергнуть слухи об их плохих отношениях… Буквально через несколько минут Елизавета Алексеевна удалилась с бала.
По желанию, точнее, по приказанию супруга, императрица была вынуждена иногда посещать и княгиню Екатерину Багратион — вдову знаменитого князя Петра Багратиона, скончавшегося от ран, полученных во время Бородинской битвы. Император пожелал этого потому, что сам бывал в салоне красавицы-княгини почти каждый день и засиживался там до глубокой ночи. Та была в полном восторге от внимания к ней императора, и готовилась занести его в список своих побед.
Безусловно, это глубоко уязвило императрицу, вовсе не жаловавшую скандально любвеобильную вдовушку: слухи о ее романах с аристократами чуть ли не всей Европы обновлялись с завидной периодичностью. И Елизавета Алексеевна отомстила — изящно, элегантно и типично по-женски. Она постаралась, чтобы известие о новом увлечении императора стало известно его любимой сестрице.
Результат был предсказуем. Екатерина Павловна, не желавшая уступать своей власти над братом, приревновала Александра к княгине, кстати, ее полной тезке, и недвусмысленно уведомила об этом свою «соперницу». Смелость отнюдь не была в характере княгини, дочери одной из племянниц Потемкина, а по слухам — и самого светлейшего, отношения которого с племянницами боли в свое время достаточно скандальны.
Мадам Багратион, перепугавшись не на шутку, поспешила при первом же удобном случае лично сказать великой княгине:
— Его величество бывает у меня только как друг.
Вряд ли это успокоило Екатерину Павловну: в друзей женского рода у мужчин, тем более, у своего брата, она не верила. К тому же не могла забыть, что именно эта женщина, пусть и не по своей воле и не по любви, стала в свое время супругой князя Багратиона — несостоявшейся первой любви юной цесаревны Екатерины.
Понимая это, княгиня Багратион осторожно предупредила императора о том, что его сестра ревнует, и что это может стать очень опасным. На что Александр с плохо скрываемой скукой ответил:
— Это не мое дело, я в эти дела не вмешиваюсь.
Судя по всему, отношения с женщинами со всеми их псевдозначительными проблемами уже стали утомлять этого человека, вкусившего настоящей славы, поклонения народов Европы и уверовавшего в себя как в великого человека. Любимая сестра тоже не являлась исключением, и Александр всерьез задумался над тем, чтобы устроить ее брак с принцем Вюртембергским. Вдовство Екатерины Павловны уже тяготило его явно больше, чем саму великую княгиню.
