Станислав Хабаров - Аллея всех храбрецов
Он сидел согнувшись, заторможенный и по-прежнему смотрел на пульт, так что Славке пришлось его одернуть:
– Заснул? Прощайся с объектом. Теперь встретишься с ним разве что на космодроме. Отверни разъемы, а я сие мгновение…
Мокашов поворачивал разъемы пульта и думал: "Отчего они не отвёртываются?" Он потянул и увидел, что уже давно впустую вращал.
"Сейчас бы музыку, – подумал он. – Марши, чтобы в горле щипало. Да, и поесть не помешало". В КИСе убирали стенды, было тихо, часть ламп уже успели выключить и в зале стало полутемно.
– Куда это Славка подевался? – рассуждал сам с собой Мокашов. Он отнес и сдал уже пульт на склад, и теперь сидел в раздевалке и с тоской смотрел на черные плоскости окон. Кругом копошились люди. Казалось, из них вынули стержни, и от этого они сделались мягкими и усталыми. В раздевалке снимали халаты, надевали плащи, курили.
– Не тебя ли? – толкнул Мокашова представитель приёмки, с которым они попеременно курили оставшуюся сигарету. – Слышишь, Мокашов.
Сквозь двери КИСа, коридор и двери раздевалки гремел механический голос динамика, доносившийся даже сюда.
– Куда? Ты не слышал? – спросил Мокашов.
– Вроде в диспетчерскую.
– Ну, пока.
– Счастливо.
В диспетчерской перед микрофоном сидел Славка. Стеклянная стена перед ним, через которую обычно был виден зал КИСа, была чёрной – в зале выключили свет.
– Посиди, – сказал Славка и бросил телефонную трубку. – В отделе никого.
– Ты что, очумел? – удивился Мокашов. – Одиннадцать часов.
– Ничего, – засмеялся Славка. – Мы-то работаем.
– Потому что у нас тут не всё в порядке, – и Мокашов повертел рукой возле головы. – А как думаешь, премия будет?
– Должна вроде быть. Хотя никогда нельзя сказать наверняка. Ну, ладно пошли в свою лабораторию. У меня осталась капелька спиртику. Самая малость, от промывки. Выпьем за торжество идеи. Бери стаканчик на столе.
– Не так и немножко, – сказал Мокашов. Ему всё ещё не верилось, что всему конец.
– А что завтра в отдел идти?
– Это ты уже у своего начальства спроси. По крайней мере КИСу ты совершенно не нужен. Это уж точно.
– А ты?
– Мне еще комплектность проверять. Ну, поехали.
И стаканы коротко звякнули в их руках.
– Шустрик ты, – сказал с уважением Славка, – скор очень. Быстро разобрался, и теперь что ни возьмешь: отчет или инструкцию – в исполнителях Мокашов.
– Я просто везуч, – нахально отвечал Мокашов. – Вот, скажем, нужно формулу найти и куча книг. Так где она? Да, где? Открываю первую, и вот искомая формула. Вот она голубушка.
– Ты просто пьян.
– Не пьяней тебя. Я просто удачлив.
– Трепись, трепись, – поощрял его Славка.
А он подумал, что он и Славке не может об Инге рассказать и нет у него друзей.
Вернувшись с Карпат, он разыскал башмачника. Тот ему обрадовался, сказал:
– Вижу, не выходит у тебя. Но вид у тебя сурьезный. Пока не вышло, значит выйдет ещё.
И он ему всё без утайки рассказал, и Башмачник его выслушал.
– Выходит, бабу берешь? – морщил он лицо. – Только, так я тебе скажу, девка – одно, а баба с детём – две большие разницы. Но коли решил – берись, а то жалеть будешь, маяться.
И это вспомнилось.
– Чего скис? – спросил его Славка.
– Устал, наверное.
– Где же он выронил пропуск? Конечно, не в КИСе. Иначе бы его не выпустили.
Мокашов лихорадочно обшаривал карманы. А Славка ожидал его около проходной.
– Ну, что ты?
От КИСа они пошли кратчайшей дорожкой между сосен и забором. Вдоль асфальтированной дороги горели редкие фонари, а тут было темно.
– Ничего не поделаешь. Пошли искать.
Они ходили, зажигая спички, и Славка мрачно шутил, что искать надо, как в анекдоте, под фонарём.
– Может, кто подобрал? – сказал, наконец, Славка. – И пропуск твой давным-давно в проходной?
В проходной дежурный вахтёр вызвал по телефону другого, и тот отвёл их по коридору здания в кабинет начальника караула. Вахтер постучал, затем исчез за дверью, а после чего выглянул, кивнув: войдите.
Начальник караула, видимо, перед этим дремал. Лицо у него было заспанное и на красной щеке отпечаталось пуговица. Мокашов не выдержал, улыбнулся.
– Это ещё что такое? – подчеркнуто строго спросил начальник. – По инструкции я обязан вас арестовать, и держать под караулом до выяснения. Пропуск ваш – он потряс пропуском Славки – на дневное время. Вкладыш к нему до двадцати четырех часов. А сейчас? – он посмотрел на часы, отвернув обшлаг кителя, и на нем блеснула, вероятно, та самая пуговица, отпечатавшаяся на его щеке. – Сейчас четверть первого. Где вы были? В КИСе? Там кончили работу более часа назад.
Мокашов мучительно думал, как противно будет объяснять и выслушивать в ответ: “А голову вы не потеряли?”, но лицо начальника караула было добродушным и заспанным.
– Погодите, – медленно сказал он. – Дело не в этом. Дело – хуже, чем вы думаете. Я потерял пропуск.
Голова его была ясна и чиста, но язык плохо повиновался, а начальник караула внимательно слушал. Славка тоже ввязывался в разговор. Ему казалось, что Мокашов объясняет нечётко, и порывался помочь.
– Ладно, – сказал, наконец, начальник караула. – Пишите объяснительные записки. Каждый отдельно. На имя заместителя начальника предприятия по режиму. Вот бумага и ручка.
Через полчаса Мокашов и Славка вышли из проходной, радуясь, что дёшево отделались.
Глава вторая
Утром на столе дежурного по предприятию лежала докладная начальника караула о происшествии. На стандартном листке бумаги, начинавшемся: «Довожу до Вашего сведения…» выделялись фамилии Мокашова и Славки. В половине десятого в её левом верхнем углу появились размашистая резолюция Главного: Отделу кадров. Оформить увольнение.
А еще через час с визами профкома и отдела кадров в канцелярию поступил проект приказа, который затем был подписан Главным, размножен на папиросной бумаге и разослан в отделы. Причем, когда референт Главного положил перед ним проект приказа, Главный недовольно спросил:
– Какой отдел?
– Опять двадцать пять, – улыбнулся референт, думая, что удачно пошутил.
– Надо навести там порядок. То пожар там был, а теперь эти сиамские близнецы.
И затем во всех разговорах, связанных с этой историей, Мокашов и Славка упоминались не иначе, как сиамскими близнецами.
В девять часов Славка позвонил в отдел и предупредил, что и он, и Мокашов будут к обеду. Надо отоспаться. Потом оформят отгул. После чего опять завалился спать, но через два часа был разбужен Мокашовым, который прибыл в радужном настроении. Пропуск его вчера действительно нашёлся. Кто-то подобрал его на территории и сдал в проходную.
– Может, позавтракаем в кафе? – предложил Мокашов.
И они позавтракали в открывшемся кафе.
– Отлично, – говорил Славка, когда они шли уже аллеей, ведущей к проходной. – Отличное дело – солнце. Мы ведь, по сути дела, дети подземелья и совершенно лишены солнца. А прекрасно, великолепно смотреть на солнце. Как ты считаешь?
– Глупо. В глазу при этом отмирает пурпур, попросту говоря, слепнешь на время. Пока живучий организм не восстановит его.
– Нельзя же всё понимать буквально, – радовался Славка. – Я смотрю на солнце сквозь веки, не поднимая их.
В проходной ни Мокашова, ни Славку не пропустили. Они звонили в отдел. Но секретарша отвечала, что им оформили отгул до обеда, а после обеда они, естественно, могут прийти.
Они ещё погуляли, и Славка снова звонил в отдел. На этот раз Иркину, минуя секретаршу.
– Не знаешь или прикидываешься? – сурово спросил его Иркин.
– Что такое? – забеспокоился Славка.
– Ты уволен с предприятия.
– В который раз, – засмеялся Славка.
– Нет ты, действительно, ничего не знаешь? Давай периодически позванивай. Сейчас на вас с Мокашовым пишем ходатайство Главному. Напились, засранцы.
– Ты с ума сошел?
– По-моему, ясно, кто сошёл.
– И отчего теперь всё зависит?
– От настроения Главного, например. И от какой у него сегодня день.
– А ты не помнишь, как называется приёмный день? Забавное такое слово. День посещения… Вспомнил?
– И всё же прекрасно – смотреть на солнце.
Они уже около часа сидели около проходной. Знакомые, выходя по делам, кивали им, останавливались, спрашивали. Пока им не надоело, и они отсели подальше, в стороне, на изогнутую скамейку, лицом на юг.
Мокашов жмурил глаза, и на розовом фоне появлялись черные амебы. Они ползли вверх, затем совершали резкий скачок и опять ползли вверх медленно и упорно.
– Что делать?
– Нужно пойти к ЭсПэ.
– Так тебя и пустили.
– Ну, позвонить.
– Не соединят.
– Попытка – не пытка. Орёл или решка?
– Решка, – вяло сказал Мокашов.
– Последнее десятилетие мне феноменально не везёт.
– Потом повезёт.
– Это уж точно. Ну, хорошо. Я пошёл.
– Только не пропадай.
