1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин
С раненым дело обстояло иначе. За ночной переход и день стоянки слова не вымолвил. Без сознания лежит, в забытьи. Рана нехорошая, в живот. От такой мертвяком сразу стать можно, от боли и кровотечения. А этот тянет, хоть и лицом белее сопки Акмолы стал, глаза впали, а все же в мир иной не торопится. Держится. Феодосий в остроге про товарища говорил. Литвином называл. Если этот раненый и есть тот самый Литвин, то понятно, кто Иманова на город направил и оружие дал, а себе золото из банка наметил.
Да только с золотом вышла незадача – Кубрин опередил. И если бы Халил с Нестором в том банке не очутились, то верблюды тащили бы золото совсем в другую сторону. Степан Константинович говорил про заказ, убеждал на его сторону перейти. Анвара убедил. Нестора нет. Оба мертвые на мраморном полу «Степного банка» лежат, а золото на верблюдах к баксы едет. Выходит, Литвин не знает, что Кубрин хотел золото себе забрать. А узнает – что тогда? Если сказать ему, что людей он своих положил зря, ради Кубрина, который все подстроил, что на это сделает Литвин? Но для начала ему надо выжить…
Знахарка. С ней совсем неясно. Иманов, Кривец, Литвин понятно, как и почему в караване оказались. А вот княжна вызывала целый ворох вопросов. Во-первых, зачем в управу с Кривцом пришла? Во-вторых, что она потом делать будет? Халил не собирался у баксы надолго задерживаться, доведет караван и обратно домой. В городе после нападения дел много. Иманов тоже в степь уйдет, к своим кипчакским аулам двинется. Литвин еще долго лежать будет. Хорошо, если к осени на ноги встанет, а не встанет? В степи могилу сделают, землей закидают. Мало ли таких холмиков по степи? Да каждый второй. Земля столько набегов и войн вынесла на себе, столько костей в ней лежит, никто и не вспомнит, откуда новый взялся. Знахарка себя Акулиной зовет. Неужели согласна жить у баксы в землянке? И в-третьих, на баксы она караван направила, она Иманову подсказала, куда ехать. Специально?
Дочистив линя, Халил проткнул его от хвоста до головы двумя веточками, выводя конец каждой через жабры. Линь был большим, жирным, размером с увесистый огородный кабак. Пришло время заниматься костром. Кривец нашел два ровных бревна, словно кто-то обтесал их, готовя для заборных стоек. Бревна были березовые, горят долго – угли крепкие, жаровые.
– У камня того вытащил, – запыхавшись, произнес Кривец, – гляжу, лежат, як младенцы, бок о бок. А так дров нема. Нету более.
– Хватит, – ответил Халил, – как черемисы, сложим кострину.
– Это как же?
– По-луговому. – Халил наломал еще веток, воткнул их с четырех сторон в землю и между ними сложил друг на друга бревна. – Ты мне, Еремей Петрович, вот лучше что скажи: после острога что за взрыв был в городе?
– Училище! – Кривец исподлобья посмотрел на Иманова, который, встав с валуна, двинулся к костру. – Ты с энтими иродами как оказался в упряге? Купили тебя, значитца?
– Училище? – не ответив на остальные вопросы, переспросил караванщик. – А там кто был?
– Андрей Иванович, царство ему божье даждь на небеси, – перекрестился Кривец, – и еще гурт народу. Многих вусмерть. Многие с конечностями калеченными. Андрей Иванович на себе бомбу вынес, прямиком на тот свет, значитца! Иманов энтот на город напал. То еще понятно, киргизы за свое… Но эти… революционеры… Они за кого? Али есть такая вера на земле, чтоб после взрывов рай наступил?
– А что наступить должно?
– После взрывов-то? Опосля них черные вороны тока. Ничего живого нету. И не вырастет более ничего…
– Даже через сто лет? – Халил поджег сухие ветки. – Поросль на малине знаешь как растет? Сжигаешь верхнюю часть, а снизу зелень прет – густо.
– Ты, Халилка, не путай малину со степью. Молод еще…
– Жаль Тропицкого, – вдруг сказал Халил, – жаль…
Кривец на это ничего не ответил. К костру подошел Иманов и, свернув ноги калачиком, сел возле фельдфебеля. Замолчали. Халил подбрасывал ветки, пока бревна не схватились огнем, не затянулись в дымке.
– Спал как будто с открытыми глазами, – запахивая халат, зевнул Иманов. – Спасибо, что вытащил меня. Я уже думал, всё… Этого чего развязал? Убежит.
– Куда тут бежать? Степь кругом. Пусть сидит.
Линь подпекся быстро. Халил, прокручивая веточками поверх костра, дождался зажаристой корочки, затем, приоткрыв брюхо, прокоптил его. Костер горел нодьей, сложенные друг на друга бревна не разгорались махом, а тлели, давая равномерный жар.
Стемнело быстро. Солнце, спустившись к горизонту, убавило жар, остудило дневную духоту. Яркий оранжевый диск заходил за гряду Шаманских гор, тускло отблескивая на воде. Речная прохлада потянулась от берега, расползаясь все дальше и дальше по Волчьей степи.
Халил разделил линя поровну. Отнес немного рыбы знахарке и больному – если очнется, чтоб было чем утолить голод. Кривец с Имановым, расправившись со своей частью, растянулись возле костра. Уснули.
Знахарка, взяв свой кусок рыбы, обернула его в тряпку и сложила на колени.
– Весь день обо мне думаешь? – неожиданно спросила она Халила. – Думаешь, скрываю что?
– Так, – согласился Халил, рассматривая в темноте лицо знахарки, – скрываешь. Зачем ты с нами увязалась? Зачем тебе этот баксы?
– Мне? – Акулина убрала тряпку с колен на землю и пододвинулась поближе к Халилу. – Так я же сказала, лечение начала его вчера, а у нас силу если отдал, то нужно закончить. Иначе
