Софья Бородицкая - Две невесты Петра II
Сойдя с кровати, он подошёл к окну — ноги приятно холодил натёртый воском пол, заглянув ещё раз в окно, снова увидел знакомое лицо. Тот что-то говорил, показывая на окно. Любопытствуя узнать, что говорит лекарь, Пётр рывком распахнул окно. Морозный студёный воздух тут же охватил его, но ему не было ни холодно, ни страшно.
— Ты пришёл меня вылечить? — громко спросил Пётр, с удовольствием вдыхая зимний свежий воздух.
Лекарь отрицательно покачал головой.
— Почему? Почему ты не хочешь меня вылечить?
Лекарь за окном вновь покачал головой, произнеся лишь одно слово:
— Поздно!
— Поздно, поздно, поздно, — несколько раз повторил Пётр и рухнул на пол.
Его нашли на полу возле распахнутого настежь окна без сознания. Суетясь и толкаясь, перенесли на постель, закрыли окно, кто-то тут же велел снова натопить выстывшие покои государя. Все вновь забегали, зашумели, но государь уже ничего не слышал и не понимал.
Мечась в беспамятстве ночью 18 января, он очнулся, сел на постели, посмотрел на всех, столпившихся вокруг него, и отчётливо произнёс:
— Запрягайте сани, хочу ехать к сестре.
Российский государь Пётр Алексеевич Романов скончался в ночь с 18 на 19 января, накануне дня, назначенного для его свадьбы с княжной Екатериной Долгорукой. Ему не было ещё и пятнадцати лет. С его смертью прервалась мужская линия династии Романовых. Россию ожидало смутное время.
В субботу 17 января семейство Долгоруких: Алексей Григорьевич с сыном Иваном, два брата Алексея Григорьевича — Сергей и Иван, Василий Лукич — сидели в нижних покоях Головинского дворца в спальне Алексея Григорьевича и, встревоженные, обсуждали создавшееся положение. Алексей Григорьевич высказал вопрос, который был у всех на уме: — кого следует возвести на престол?
Самый дальновидный из Долгоруких, Василий Лукич, ответил:
— Как ты думаешь?
Тогда Алексей Григорьевич заявил, что, по его мнению, следует составить завещание в пользу его дочери, невесты государя. Осторожный Василий Лукич колебался, находя это слишком опасным. Но когда Сергей Григорьевич присоединился к мнению брата, Василий Лукич, боясь скомпрометировать себя в глазах братьев, переменил тон и показал письмо, полученное им от датского посланника барона Вестфалена. В этом письме Вестфален писал:
«Говорят о безнадёжном положении императора; если бы он скончался, кому перейдёт престол? Воцарение великой княжны Елизаветы было бы неприятно его королевскому величеству. Вы должны были бы позаботиться о возведении на престол племянницы Вашей, невесты императора...»
Это письмо уничтожило последние колебания. Решено было составить фальшивое завещание и, если бы не удалось заставить государя поставить свою подпись и таким образом узаконить его, князь Иван, умевший имитировать почерк Петра, должен был его подписать.
Василия Лукича попросили составить текст завещания, но он был слишком опытным, чтобы согласиться своей рукой написать такой компрометирующий документ. Он сослался на свой плохой почерк, и завещание, составленное словесно им самим и князем Алексеем, было написано в двух экземплярах Сергеем Григорьевичем.
Во время этого собрания в Головинский дворец приехал фельдмаршал Долгорукий. Узнав, в чём дело, он был вне себя от негодования. Алексей Григорьевич уверял его, что можно поднять к присяге княжне Катерине весь Преображенский полк ввиду того, что князь Иван — майор этого полка, а князь Василий Владимирович — старший подполковник; что к Преображенскому полку можно присоединить и Семёновский и обратиться также к канцлеру.
— Что вы, ребята, врёте! — закричал фельдмаршал.
По его мнению, не только увлечь полк на такое дело было нельзя, но и говорить с полком об этом — значило рисковать жизнью. К тому же он напомнил, что княжна Катерина не жена императора, а только его невеста, что присягать ей никто не станет, начиная с него самого. В заключение своей речи он заметил, что предпочитает сказать всё это сейчас, не вводя их во грех, так как лгать и обманывать — не в его привычках.
Высказав всё это, старик встал и ушёл. Его разумные слова ни к чему не привели. Князь Василий Лукич и князь Сергей Григорьевич, люди умные, не могли не понимать опасность той страшной игры, которую затевали, но, ослеплённые честолюбием и жаждой власти, катились по наклонной плоскости.
Князь Иван подписал под одним из завещаний «Пётр», совершив явный подлог. Он поехал во дворец, надеясь ещё заставить государя подписать второй экземпляр и быть избавленным от необходимости предъявлять фальшивый. Однако сделать этого ему не удалось.
Весь вечер в субботу и всю ночь Остерман не выходил из спальни больного. На следующий день, в воскресенье, Пётр потерял сознание. Смерть приближалась быстро. Минула полночь, настал понедельник 19 января — день предполагавшейся свадьбы. В половине второго ночи, не приходя в сознание, Пётр скончался. При нём были Остерман и Иван Долгорукий. После кончины императора князь Алексей Григорьевич попробовал было заявить присутствующим о завещании, но его никто не слушал.
Верховный тайный совет собрался на заседание. Кроме шести членов Совета (канцлер Головкин, вице-канцлер Остерман, князь Дмитрий Голицын, трое из семьи Долгоруких) были приглашены фельдмаршалы Голицын и Долгорукий.
Остерман, оставшись при теле покойного императора, пришёл на заседание на минуту, заявив, что он как иностранец не считает себя вправе принимать участие в совещании, на котором будет решаться вопрос короны Российской империи, прибавив, что подчинится мнению большинства.
Заседание вёл князь Дмитрий Михайлович Голицын. Он заявил, что предъявленное князем Алексеем завещание императора — фальшиво. Возражения Долгоруких никто не стал слушать. Перебрав всех возможных наследников, сразу отклонили детей Петра I как рождённых до брака с Екатериной и остановили свой выбор на дочери покойного царя Ивана — брата Петра I — герцогине Курляндской Анне Иоанновне.
О подложном завещании Петра II более не было и речи. Князь Алексей Григорьевич потом сжёг оба экземпляра.
Глава 8
Увидев недвижное тело своего государя, князь Иван побледнел так сильно, что Андрей Иванович Остерман, бывший с ним возле умирающего, не вытерпел и с явной злобой, тихо, так что расслышал лишь Иван, сказал:
— Добились своего? Доконали государя? Вот теперь-то узнаешь...
Но что он должен был узнать, князь так и не разобрал или не понял.
Огромное горе, ещё до конца не осознанное им, тяжёлой плитой придавило его. На какой-то момент он перестал видеть и слышать, ему казалось, что его тоже уже нет в живых.
Взглянув на неподвижно стоявшего князя Ивана, Остерман перепугался и замолчал. Как в тумане припоминалось потом князю Ивану, что, очнувшись, он заспешил куда-то. Выйдя из опочивальни государя, он обнажил шпагу и с громким криком:
Да здравствует Екатерина, государыня-невеста! — помчался куда-то вниз по лестнице, но никто не откликнулся на его возглас. Он недоумённо оглядел толпу молчаливых придворных, уже прослышавших о горестной вести и заполнивших всё помещение дворца.
Кто-то подошёл к нему и негромко, но твёрдо потребовал, чтобы он перестал кричать и убрал шпагу. Повинуясь этому властному голосу, князь Иван вложил шпагу в ножны и как во сне вышел на улицу, где уже толпился взбудораженный скорбной вестью народ.
Он не помнил, как добрался до дома, как оказался в постели, где мгновенно уснул, будто провалился куда-то. Заснул тяжёлым сном, от которого только через сутки его разбудили обеспокоенные домашние.
Его мало интересовали разговоры вокруг о престолонаследии, он очень хорошо осознавал: кто бы ни оказался на троне, его карьере, его фавору при дворе пришёл конец.
Занятый приготовлениями к погребению государя, князь Иван не бывал почти нигде. Первые несколько дней после кончины Петра он даже не был у своей невесты Натальи Шереметевой, словно совсем забыл о ней, словно не было у него с нею обручения, словно не ожидала его впереди свадебная церемония. Он вспомнил об этом как-то неожиданно, услышав разговор отца и сестры Катерины, которая говорила о нём.
— Теперь невеста-то наша на попятный, должно, пойдёт, — уловил князь Иван, как всегда, резкий голос отца.
— Это отчего же? — спросила княжна Катерина.
— Отчего, отчего, — повторил князь Алексей слова дочери, — а то ты не знаешь?
— Чего не знаю? — удивилась княжна.
— Да того, что все вы, девки, одним миром мазаны.
— Это как же вас, батюшка, понимать?
— Так и понимай! Пока жених в фаворе, то будете рассыпаться перед ним, а как случится что, так...
Он не успел докончить фразу, как его громко и зло перебила дочь:
