Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь
— Да, это так, — согласился Филипп, — я не подумал об этом.
Подпустив неприятеля шагов на сто, осажденные начали стрелять из ружей и луков. Но от рядов католиков беглым шагом отделились четыре сотни, быстро подбежали ко рву и открыли такой сильный огонь по защитникам, что те должны были искать спасения за прикрытиями.
Филипп поднялся на небольшую башенку и стал оттуда следить за нападающими, которые перекинули смоченные доски через ров, положили на них толстый слой земли и полили ее водой. Несмотря на выстрелы осажденных, они нагромоздили фашины у дверей и ворот, бросили в них пылающие факелы и поспешно отступили, потеряв все же много людей.
Защитники пытались было потушить фашины, но носить воду со двора было неудобно и огонь успел разгореться.
Филипп и Франсуа решили остаться при главных воротах со своим отрядом, более других привычным к рукопашной схватке, а стены и дом предоставили защищать фермерам и слугам под командованием Монпеса и одного дворянина, Обойдя затем все укрепления, они убедились, к своему удовольствию, что все в порядке, и что люди уверены в успехе защиты.
Но вот большие ворота сгорели и рухнули с шумом, и в рядах католиков раздался крик торжества, на который гугеноты ответили вызывающим криком.
Осаждающие построились и бросились тремя колоннами к воротам и дверям, а четыре отдельных отряда устремились на стены, несмотря на осыпавшие их выстрелы.
Католики шли на приступ с громкими криками, считая замок уже взятым.
Самый сильный отряд направился к глазным, еще дымящимся воротам. Ворвавшись в них, он наткнулся на баррикаду. Она показалась им неопасной и они бросились вперед. Добежав до нее, передние ряды остановились, но, теснимые задними, стали делать тщетные попытки взобраться наверх. Тем временем защитники сверху с ожесточением стреляли, кололи их копьями и рубили мечами.
Целых полчаса продолжалась борьба, и скоро перед грудами бычьих туш громоздились груды тел нападающих.
Потерпев полное поражение, католики наконец отступили.
Не больше успеха имели они и у потайных дверей.
Что касается атаки на стены и окна, то она была предпринята, главным образом, для отвлечения защитников от ворот и не отличалась настойчивостью, почему и не имела серьезных результатов. При этом втором приступе нападающие потеряли до четырехсот человек, из которых более полутораста легло у главных ворот.
Как только неприятель отступил, Франсуа и Филипп распорядились сбросить доски с землей в ров, наполовину наполненный водой; и это было кстати, потому что ко рву уже неслась вражеская конница, которая своими длинными копьями могла бы оттеснить защитников от баррикады и перескочить через нее. Но видя, что мосты через ров уничтожены, всадники ускакали обратно.
— Я думаю, что после того, как мы отбили два таких штурма, католики уже не предпримут нового нападения, — сказал Франсуа Филиппу.
Действительно, часом позже все католическое войско двинулось обратно по тому же пути, по которому пришло.
В замке тотчас был отслужен молебен, после чего многие из фермеров хотели вернуться на свои фермы; но Франсуа оставил их до утра в замке.
— Пожар на ваших фермах уже показал вам, что вас там ожидает, — сказал он. — Днем вы лучше осмотритесь, и если найдете сараи или какие-либо помещения для ваших семей, то придете за ними, а пока оставьте их в замке. Здесь тоже многое надо сделать.
— Прежде всего надо выловить доски из рва и сделать новый подъемный мост, — заметил Филипп. — Да нужно еще послать Евстафия и Жака вслед за католиками, чтобы посмотреть, куда они пойдут; ведь они могут вернуться и напасть на нас врасплох, если мы не будем настороже.
Раненных пулями и стрелами, обваренных кипятком и искалеченных оказалось сто тридцать человек. Раненых дворян внесли в замок, а солдат — в лазарет, устроенный в сарае. При свете факелов графиня с хирургом и служанками ухаживала за ними, перевязывала им раны и ободряла их.
Было уже около полуночи, когда вдали послышался топот большого числа всадников приближавшихся к замку. Все хватились за оружие. Франсуа взбежал на стену.
— Кто едет? — закричал он. — Отвечайте или мы будем стрелять.
Всадники остановились и один из них крикнул:
— Это ты, Франсуа?
— Да, де ла Ну, — ответил с радостью Франсуа.
— Где же неприятель? — спросил хорошо знакомый голос адмирала.
— Он отступил вечером, оставив около семисот человек ранеными и убитыми.
Из отряда послышались восклицания одобрения.
— Факелы к мосту! — приказал Франсуа. — Адмирал приехал к нам на помощь.
Минуту спустя голова колонны переправилась через временный мост. Франсуа сбежал вниз и встретил гостей у ворот.
— Как, — сказал адмирал, — они сожгли ваш подъемный мост и ворота? Как же им не удалось взять замок? А, вижу — вы устроили баррикаду… Что это — свежие бычьи туши?
Франсуа объяснил, из чего устроена была баррикада.
— Отличная мысль, — воскликнул адмирал. — Ваши кузены, де ла Ну, молодцы. Самые опытные воины не придумали бы ничего лучшего! И вы говорите, Лаваль, что неприятель потерял семьсот человек?
— Да.
— Сколько же было сил у вас?
Филипп объяснил. В это время графиня показалась на крыльце, чтобы встретить гостей.
— Примите мою горячую благодарность за скорую помощь, — сказала она. — Мы не ожидали вас раньше утра.
— Да, мы очень спешили, — ответил адмирал. — Ваш гонец прибыл к нам с рассветом; лошадь его пала в пути и последние пять миль он шел пешком. Я, не медля ни минуты, выехал с четырьмястами всадников и помчался сюда. Мы сделали остановку только на три часа днем, чтобы дать вздохнуть нашим коням, да всего один час вечером. Мы боялись, что застанем замок в огне.
Графиня пригласила гостей в дом и предложила им ужин. Часть быков, оказавших столь важную услугу осажденным, разрезали и зажарили над большими кострами, пылавшими во дворе.
— Не знаете ли вы, где теперь католики? — спросил адмирал.
— Они остановились в деревне, в семи милях отсюда, — ответил Франсуа. — Мы послали двух верховых за ними, чтобы убедиться, что они не вернутся.
— А что, де ла Ну, — воскликнул адмирал, — не ударить ли нам по ним ночью? Вероятно, после сегодняшней схватки они спят крепко и не ожидают нас.
— Превосходно, адмирал. Только вынесут ли новый переход наши измученные кони?
— У нас есть двести коней, адмирал, — вмешался Франсуа, — пятьдесят моего отряда и полтораста пригнанных фермерами. Можно оседлать их для вас. Хотя мы и сильно побили католиков, наши фермеры все-таки не забыли, что их фермы сожжены, а потому с радостью последуют за вами вместе с моими солдатами.
— Хорошо, — сказал адмирал. — Пусть сто пятьдесят дворян, прибывших со мной, поедут с вашим отрядом, а остальные пойдут с фермерами. В силах ли вы сделать это, господа, после нашей утомительной скачки?
Все изъявили согласие.
В три часа все было готово к выступлению. Де ла Ну взял на себя командование двумя сотнями всадников, а адмирал стал во главе трехсот человек пехоты; для защиты замка остался небольшой отряд.
Католиков застали врасплох. Триста из них поплатились жизнью; двести вместе с начальником своим, де Бриссаком, были взяты в плен, а остальные шестьсот человек спаслись бегством, оставив в руках победителей все свое оружие и лошадей.
— Ну, де Бриссак, — говорил граф де ла Ну на обратном пути в Лаваль, — времена очень переменились с тех пор, как мы с вами сражались под начальством вашего отца в Италии. Думали ли вы тогда, что нам придется биться друг против друга.
— Нет, я и представить себе этого тогда не мог, — грустно ответил де Бриссак. — Нас встретили жестоко в замке, а мы-то думали застать его врасплох и воротиться в Пуатье по крайней мере с тысячью голов скота. Теперь мы пленники, лошадей наших отобрали, и из отряда в тысячу восемьсот человек спаслись едва шестьсот. Герцог Анжуйский будет в отчаянии, когда узнает обо всем этом.
Глава XV
Сражение при Жарнаке
Расположив войска на зимние квартиры, католики и гугеноты стали прилагать много усилий, чтобы привлечь на свою сторону иностранных государей.
Папа и Филипп Испанский обещали помочь Гизам, а герцог Цвейбрюкенский готовился вести войско из протестантских государств Германии на помощь гугенотам.
Кардинал Шатильон, находившийся в то время в Англии, красноречиво поддерживал письма королевы Наваррской к Елизавете, прося военных припасов и войска, а главное, денег для расплаты с немецкими наемниками. Елизавета вела себя, по обыкновению, двулично: просьбы гугенотов она принимала благосклонно, а французскому двору давала торжественные заверения, что далека от мысли помогать гугенотам, на которых смотрит как на бунтовщиков. Королю Наваррскому она дала в долг семь тысяч фунтов стерлингов, но взяла у него в залог драгоценностей на эту сумму. Адмиралу Винтеру она приказала отвезти в Ла-Рошель шесть пушек и триста бочек с порохом, а когда французский двор запротестовал против ее помощи врагам короля, она объяснила, что адмиралу Винтеру приказано только конвоировать несколько судов с товарами. Французский двор, занятый борьбой с гугенотами, конечно, не желал открытого раздора с Елизаветой и потому делал вид, что верит объяснению.
